Оула

Неприятно резанул слух писк пилотской двери, и летчик протянул Нилычу планшетку с картой. Тот привычно заскользил по ней своим корявым пальцем, пока не остановился где-то совсем в углу. Летчик крутанул там карандашом и вернулся в кабину. Однако, когда тундра сменилась на каменистые россыпи начинающегося предгорья, летчики пригласили Нилыча к себе, чтобы он «вел» вертолет.

Виталий поглядывал то на широкую спину Нилыча, заслонившую проем в кабину к пилотам, то в окно, где стремительно менялся ландшафт. Уютная, озерная страна осталась позади, ее сменили каменистые почвы с небольшими скальными выступами. Дальше — больше, пока не пошли целые гряды. Виталий перебрался к другому борту, выглянул в окно и ахнул: весь горизонт занимали высоченные острозубые горы! К такой перемене он не был готов, поэтому и застыл в полуприсяде, забыв про скамейку у дверей. Склоны хребтов были изъедены карами и цирками, в глубине которых лежали снежники. Снежные пятна, как случайные мазки на картине виднелись и вокруг вершин острых и колючих. Узкие, отвесные ущелья разрезали скалистые хребты, а внизу широкие, зеленые долины раздвигали их еще шире, собирая в себя ручейки и речушки, превращая их в реки и озера.

Сделав смелый вираж, вертолет пошел между двух пологих и длинных отрогов. Через минуту опять повернул и, перевалив через невысокий перевал, оказавшимся обширным зеленым плато, вошел в широкую долину, заросшую кое-где островками редкого леса.

Из одной сказки Виталий попал в другую. Он метался от борта к борту, от окна к окну, жадно впитывал в себя все, что успевал увидеть. Он даже не заметил, как изменился звук двигателя, машину крупно затрясло, и она начала снижаться.

Темно-бурая молодая медведица осторожно вела своих медвежат вдоль берега небольшой речки, что бежала посередине широкой долины. Это были ее первенцы. Она вела их не спеша и важно. Дорога была хорошо знакома. Трехмесячные черные комочки катились за ней, то обгоняя мать, то отставая. Они смешно и неуклюже переправлялись через ручьи, путались в их крутых, заросших берегах, заглядывали под гнилые колодины, нападали друг на дружку и, грозно урча, катались по траве или камням, пока медведица не рявкала на них сердито.

Прежде, чем пуститься в этот непростой путь, медведица долго изучала запахи, которые собирал ветерок со всей этой обширной долины и приносил ей для распознания. С самого утра он приносил теплый, живой запах оленей, который и возбуждал, и настораживал зверя. Она знала, что всегда, когда носится такой густой, сладкий запах, обязательно рядом опасность. Сейчас она чувствовала и собак, и человека, но они были далеко, и, главное, не было того, что обычно их сопровождает и тревожит…

Время, от времени втягивая в себя запахи, медведица долго и терпеливо вглядывалась во все, что двигалось или хоть как-то шевелилось, пока, наконец, не приняла окончательного решения и не повела свою маленькую семью в длительный и опасный путь.

Днем помощник пастуха-оленевода пятнадцатилетний Сенька Сэротетто дежурил один, самостоятельно. Удобно устроившись на нарте, он наблюдал за стадом, уткнувшись в обшарпанный военный бинокль.

Он то опускал прибор и отмахивался от наседавших комаров, то поднимал его к глазам и вновь вглядывался в ближайшие отроги, низины и склоны. Все было спокойно и тихо. Да и сами олени подали бы знак, если б возникла какая-нибудь опасность….

Сенька был рад, что попал к Олегу Ниловичу Саамову — это была удача! Он хотел учиться, хотел читать книги, хотел поехать вместе с его внуком Ромкой в Тюмень, выучиться на учителя и вернуться домой в тундру. Он был горд, что ему доверяли такую ответственную работу, на него надеялись, часто хвалили за трудолюбие и усердие…

Олени вот-вот должны были выйти на плато, где было достаточно корма, и хорошо дул сильный и прохладный ветерок с Минисея.

«Ну вот, пошли!» — Сенька с удовлетворением отметил, что впереди идущие быки стали взбираться на небольшой уступ, с которого и начиналось плато. За быками медленно, живым коричневым ковром потянулись остальные.

В этот момент он и услышал далекий гул вертолета. Найдя неприметную точку на небе, он быстро сориентировался: борт шел со стороны Лаборовой прямо на него. «Никак Олег Нилович!» — ударило в голову пареньку, и он сорвался с места. Отвязал вожжу от копыла нарты и, сев на нее, нетерпеливо шуранул хореем передового и, громко «закхекав», помчался к стойбищу. Застоявшаяся четверка оленей ветром понесла его в противоположную от стада сторону. Сенька был уверен, что через минуту-другую все стадо выйдет на плато и будет там пастись до вечера. Так что отлучиться на часок-другой — не страшно. Перескочив через небольшой отрог, он уже не видел оленей, а тарахтение за спиной становилось все отчетливее и громче.

Паренек гнал упряжку, как на гонках, ему хотелось поспеть, застать, когда дядя Олег будет выходить из вертолета. «Он же везет новые книжки и вести с Лаборовой от родных!» — думал Сенька, безжалостно тыча хореем молодого ленивого быка, который проходил «стажировку» в его упряжке.

У крутого подъема вертолет настиг, накрыл Сеньку всей своей тарахтящей мощью, добавив еще и эхо от соседних скал. Он буквально насквозь пронял его гулом, треском с тонким посвистыванием винтов, яростно режущих воздух, отчего пареньку стало даже немного страшно. Ему казалось, что он превращается в пылинку…

Пройдя над Сенькой вертолет, чуть завалясь на бок, пошел на посадку.

Гул в небе был вполне привычным для медведицы. Но ее нынешнее положение матери в несколько раз повышало осторожность. Задрав морду и настроив на звук маленькие полукруглые ушки, она точно выверила, что гул идет прямо на нее. Рявкнув на медвежат, она прыжками пустилась к ближайшему зеленому островку с редкими лиственницами. Черные колобки, испуганно озираясь по сторонам, покатились за ней. Пробредя по стланику почти до конца островка, она, наконец, поднырнула под две наиболее густые листвяночки и, развернувшись мордой к «врагу», замерла, превратясь в темный валун. Остро чувствуя тревогу, медвежата догнали мать, прижались к ее спасительному боку и тоже затихли.

Медведица прекрасно понимала, что реденькие веточки над головой — совсем недостаточное укрытие от этой гигантской, страшно гудящей птицы. Было бы лучше укрыться под скалистым уступом «слепого» ущелья. Она то успела бы, но с медвежатами никак. Медведица пружинисто присела на всех четырех лапах, приготовив себя к возможной схватке. Она почувствовала, как еще сильнее вжались в нее трясущиеся малыши, что добавляло ей сил.

Страшный грохот, свист, гул стремительно пронеслись над медведицей, чуть не повергнув ее в ужас, и столь же быстро стали удаляться. Она выпрямилась, широко расставив лапы, потрясла шкурой, будто после купания, точно сбрасывая с себя этот ненавистный грязный шум. То же самое проделали за ней и медвежата. Затем все трое долго фыркали и чихали, кивая головами до самой земли, когда их накрыла волна резкого, удушливого запаха.

Медведица уже решилась было продолжить свой путь, как вновь напряглась, услышав нарастающий топот копыт. Она никак не ожидала, что далекое стадо вдруг окажется так близко.

Ни Сенька, ни Виталий, ни Оула, который в тот момент разговаривал со штурманом и не смотрел вниз, а уж тем более медведица, никто не заметил, какой переполох устроила винтокрылая птица в многотысячном стаде. Так и не поднявшись на плато, олени повернули обратно и в ужасе, сломя голову, понеслись обратно по склону. Разгулявшееся эхо добавило смятение, подхлестнуло их, рассеяло по долине.

Разреженное стадо, не зная того, неслось на медведицу. И она, то ли сама догадалась, то ли какой-то предок, сидящий в ней, подсказал, только медведица вдруг рявкнула громче обычного, выскочила из укрытия и, высоко подпрыгивая, понеслась наперерез животным. Живая лавина дрогнула. Передние замедлили бег, заметались, затравленно захрипели и приняли единственное в такой неразберихе решение — повернули в «слепое» ущелье. Широкое на входе за поворотом оно резко сужалось, образуя узкую, шагов в тридцать горловину, затем опять расширялось, но не надолго, впереди был тупик — крутые каменистые склоны, на которые олень никогда не пойдет. Поняв это, олени должны будут повернуть обратно, а там — она, хитрый и коварный хищник.

Живой рекой потекло стадо в «слепое» ущелье не подозревая, что его там ждет.

Еще раз, громко рявкнув, то ли от радости, то ли для того, чтобы ее малыши обязательно запомнили удачную охоту матери и взяли себе на вооружение, продолжая проделывать высокие прыжки, медведица стала «закрывать» западню. Предчувствуя обильную и вкусную еду, медвежата радостно бежали за матерью. В самом узком месте медведица остановилась. Теперь осталось ждать, когда жертва созреет.

Олени, сбившись в самом тупике в плотную кучу, волновались. Хоры медленно кружили по внешней стороне стада, громко и хрипло возмущались, то и дело опускали головы и угрожающе мотали ветвистыми рогами, косились на зверя, выворачивая глаза до белков. Важенки и молодняк образовали второй эшелон обороны. Они тоже кружили вслед за быками. А в самом центре были самые маленькие. Притихшие они стояли в плотном кольце своих родителей, братьев и сестер, прислушиваясь к тревожным звукам, чувствуя себя в безопасности.