Паблисити Эджэнт

Или..., или всё это бред сивой кобылы.

Поглощая очередную булочку, я поймал себя на желании проорать что-нибудь матерное во всё горло, зашвырнуть чашку с какао в стену и хоро-шенько приложиться головой о стол. Ненавижу когда что-то внутри меня, не согласуется с тем, что я вижу снаружи, диссонанс какой-то получается. Хочется рвать и метать, рвать и метать. Хотя мне совсем не смешно.

Я устало отодвинул пустую тарелочку, допил какао и подумал, а не заказать мне двести пятьдесят коньяку и бутерброд с красной рыбкой? Когда в охотку оно и думается как-то веселей. "Эх, ладно". Махнул я мысленно рукой и заказал. "И так, что мы имеем? Запись метиса Боруда в весьма странном виде, я бы даже сказал, состоянии. А может, он тоже одержим, как покойный Эррат Яссин? Чего гадать, нужно показать эту картинку Ялдыге, уж он-то в одержимых куда лучше меня разбирается. Стоп, а почему на записи именно клубок теней запечатлён, камера же не человек, ей, за неимением таковой, голову не заморочишь, и показывать он должна то, что было на самом деле. Так она и показала, правда после манипуляций одной хитрой программы, но показала же. Но после манипуляций. Чёрт, совсем я запутался.

Соточку? Ага, и не забыть закусить. Хм. Забудешь тут, горбуша ужас как хо-роша, надо ещё бутерброд заказать.

И так, по всему выходит там на самом деле был клубок теней, в котором прятался Боруд, или Боруд состоял из клубка теней? Ну, как бы там ни было, а этот негро-монгол со среднеазиатским акцентом, каким-то чудесным образом миновал все ловушки Ялдыги и свистнул эльфольк, в котором, по словам Эррата, лежит некий музыкальный инструмент способный массово вводить моих сограждан в изменённое состояние сознания. Такое может быть? Может, если учесть, что музыка способна и не так накрывать, а если к этому прибавить наркосодержащие препараты засунутые в чай, то совсем несложно организовать мега Вудсток в рамках одного города миллионника. Адский такой Вудсток. Вопрос, что они с этим дальше делать будут? А....м.., да уж. Вариантов сотни от самых идиотских, до самых кровавых. Может устроят какой-нибудь древний и жуткий ритуал, и вызовут планетарный катаклизм, а может просто натравят одну часть города на другую и будет бойня.

Пожалуй, надо выпить. Не за это, наоборот, что бы этого не было.

Естественно у меня богатая фантазия, а у сектантов я думаю не очень так, что кровавый вариант более вероятен". Я почесал затылок, плеснул ещё немного колдовства в печальный мрак бокала, ещё печальнее вздохнул, глядя на опустевший графин, и подумал. "А чего это две ближнее восточные секты устроили разборки именно здесь? Чем им тут намазано? Сакральное место? Тогда кто и когда его осакралил? Или..., кто-то из "Скрипичного ключа" родом отсюда? Нет, этого не может быть, просто никто из этих "чайников" совершенно не знаком с нашим менталитетом, а иначе они действовали совершенно по-другому".

Чёрт, как же не хочется ехать к доктору, до него целый час пилить, а придёт-ся, эх если бы не этот раздолбай Мусатин, я бы давно знал чего "скрипични-ки" намешали в чай и как нейтрализовать действия этой гадости. "А может писяшечку?". С минуту я боролся со своей совестью и победил, а потом, еле отдышавшись, расплатился и вышел. Коньяк без закуски ещё та гадость, так что закусывайте граждане и знайте меру, ибо мера..., ой, похоже, я слегка набрался.

Глава 4

В трамвае у тёплой печки меня немного развезло, и развезло надо сказать не с пятидесяти грамм коньяка, которые я выпил на ход ноги. А ещё меня не-ожиданно накрыло чувство отрешённости, суетности, ненужности, как моего бытия, так и существования всех окружающих. С чего бы это? Набившее ос-комину слово "ЗАЧЕМ", висело надомной окружённое десятками знаков во-проса, и я слабо удивлялся, отчего его никто кроме меня не видит.

Из-за этой апатии я проехал по маршруту раза три, а на четвёртый меня вы-ставил кондуктор, заподозрив в хулиганских действиях. Ну какой я хулиган? Чего я такого хулиганского совершил? Сидел и пялился невидящими глазами в белый свет? А под конец в тёмную ночь? К тому же за проезд я исправно платил, если спрашивали конечно, я же не виноват, что на третьем круге ко мне боялись подходить. Правда?

Потом, сидя на остановке, я долго не мог понять, где это я нахожусь, всё во-круг казалось не знакомым, чужим, холодным. Всё, что меня окружало, не несло никакой информации, той информации которая позволила бы мне со-риентироваться и понять где я оказался. Всё было чужим, дома, деревья, машины, люди и даже воздух который я вдыхал, пах как-то незнакомо.

Я сидел, беспомощно озирался по сторонам и не знал, что делать, куда пойти, и к кому обратиться. Нет, я абсолютно мог всё это сделать, но я не понимал ЗАЧЕМ. Я не был в панике, я не пытался лихорадочно сообразить, что произошло, меня не интересовало, как от этого избавиться, я просто сидел и НЕ ПОНИМАЛ, ЗАЧЕМ.

А на остановку приходили люди, ждали, разговаривали, курили, садились в трамваи, уезжали, а я сидел и замерзал, и даже не понимал этого. Не пони-мал.

Не понимал куда подевалось время, зачем оно ушло и зачем он было. Оно шло где-то там, я был где-то здесь и наши пути не пересекались, а без него ничто не имело смысла, даже пресловутое ЗАЧЕМ, потеряло свою актуаль-ность.

Где-то совсем уже глубокой ночью, порыв ветра швырнул мне в одереве-невшее лицо пригоршню колючего снега и вдобавок к этому распахнул плащ на груди, из внутреннего кармана которого тут же свесился чёртик на пружинке и закачался, как бы пытаясь выглянуть из-под крыши остановки, и понять, что там на небе делается, и почему ему туда нельзя.

– Ты опять любопытствуешь?
– Спросил я у него. Чёртик ещё пару раз качнулся вниз вверх и затих.
– Это правильно.
– И я было уже успокоился, но новый порыв ветра снова коснулся его и тот мерно закачался из стороны в сторону, слегка подпрыгивая вверх в самой высокой точке амплитуды. Я залюбовался этим движением, закрыл глаза и почувствовал дикий холод, сковавши всё моё тело, а попытка пошевелиться, отозвалась такой болью, что я чуть не заорал.
– Что..., происходит?
– Негнущейся рукой и совершенно задубевшими пальцами я запихнул чёртика в карман и попробовал встать, но ноги без долгого, нормального кровоснабжения не захотели меня держать и потому я бухнулся на колени и начал заваливаться на бок. Лишь благодаря неимоверным усилиям мне удалось вцепиться своими замёрзшими "корягами" в лавку и не дать себе свалиться окончательно. Если бы я упал, то вряд ли поднялся.

Понятия не имею, сколько прошло времени, а оно вернулось со всей своей беспощадной реальностью и начало меня подгонять, торопить, очень больно бить во все затёкшие части тела, заставляя встать и идти, не важно куда и зачем, главное двигаться, шевелиться, сопротивляться нахлынувшему чувству апатии и безразличия ко всему, даже к собственной жизни.

Сделав несколько неуверенных шагов к трамвайным путям я, перешагивая их запнулся, и неловко взмахнув руками, рухнул коленями на бетонные шпалы, а рёбрами на этот проклятый рельс. Воздух с хриплым свистом покинул грудную клетку, а лёгкие на ужасно долгое время отказались вдыхать новую его порцию. Я задёргался, с трудом подавляя в себе паническую атаку, и понося себя самыми распоследними матерными словами, заставил переждать несколько секунд без движения, главное теперь было не дать себе остаться лежать на рельсах.

Через минуту я поднялся и побежал, вернее, поковылял вдоль трамвайного полотна к фонарю, что маячил где-то вдалеке, ещё через минуту я понял, где меня ссадил кондуктор и грустно выругался. До ближайшего знакомого, способного пустить к себе грязного и замёрзшего человека, было семь вёрст киселя хлебать, а деньги на таксомотор у меня кто-то подрезал. Вместе с телефоном кстати, а..., туда ему и дорога.

– Теперь я абсолютно свободен, ни телефона, ни денег, ни документов, ниче-го, вот только что-то фонарь никак не приближается.
– На бегу сощурив глаза, я попытался разглядеть, что же там впереди светится, но резко упавшее зрение не дало мне такой возможности. Я потёр глаза, всё без толку, одна муть какая-то плавает и прозрачные червячки, и я снова побежал, и бежал до тех пор, пока окончательно не выбился из сил, но уже не от холода, а от усталости и нехватки воздуха.

Черпнув свежего снежка со шпалы и запихнув его в рот, я огляделся.
– Твою федерацию.
– Выругался я, увидев слева от себя тёмную громаду дворца имени В. И. Ленина.
– Опять?
– Дело в том, что от этого законсервированного сто лет назад на капитальный ремонт здания, до инфекционной больницы пять минут неспешного шага. Я в нерешительности замедлил заново начавшийся бег, что бы обдумать ситуацию в более подходящей обстановке и оценить свой самочувствие. Сердце, конечно, ещё колотилось как бешенное, в ушах всё ещё грохотали барабаны, а перед глазами плавали тёмные круги, да и рёбра ныли при каждом вдохе, но недавний философский пофигизм вместе с непониманием "зачем мне жить", куда-то улетучился.
– Бог троицу любит.
– И решил пройти тылами дворца, так будет короче, может денег у Кморина займу на такси, если он там, или у Шухова, если он ещё не выписался, хотя это вряд ли.