Паблисити Эджэнт

– Учёные говорят куда-то вправо.
– Ялдыга посмотрел на меня как на слабо-умного, и тяжело вздохнув, сказал.

– В жопу он катится Вася. В жопу.

Глава 4

Договорившись, встретится с Ялдыгой вечером, я двинул обратно на похо-роны, точнее на поминки, в надежде разузнать у коллег, куда подевался Ге-ша, но многие из них отчего-то решили пренебречь древней традицией и на эти самые поминки не явились. И это странно, подчинённые Протасова если уж и не любили его как отца родного, то точно уважали как доброго крёстного, а пожрать и выпить за чужой счёт, притом на вполне традиционных основаниях: день рожденья, свадьба, развод, рождение отпрыска, простава и т.д., считали своим долгом все.

Покрутив в растерянности головой, я встретился взглядом с одной персоной из коммерческого отдела и знаком попросил её оторваться от гречневой каши с компотом. Персона нехотя отвалила от богатого стола своё тяжёлое тело, и на высоченных стальных шпильках, грозящих проткнуть бетонный пол, двинулась ко мне.

– Чего тебе Вася?

– А Геша где? Он был на похоронах, я его что-то не заметил?

– Георгий Павлович на работе, ведь кто-то должен работать Вась, не так ли?

– Ты чего?
– Тон создания из коммерческого отдела подозрительно кого-то напоминал.

– Я ничего, я есть хочу, пока есть, что есть, а вот некоторые товарищи, кото-рые нам совсем не товарищи, говорят, что жрать вредно, а работать нет.

– Жрать Надя вообще вредно.
– Я оглядел столы.
– Но работать на голодный желудок, ещё вреднее, а кто это в таком ключе высказался? Уж не господин ли Золин?

– Он самый, фикус сраный, ни дна ему, ни покрышки. Представь, выходим мы всей толпой с кладбища, а этот хорек собирает нас всех в кружок, достаёт список и зачитывает фамилии тех, кто прямо отсюда едет на работу вкалы-вать как проклятый, а кто остаётся поминать усопшего. Ему, конечно, задают резонный вопрос, а каковы критерии отбора? По весу, по значимости, или ещё каким индивидуальным признакам? А он говорит, "это я так решил".

– Ему там морду случайно не набили?

– Нет, хотя некоторые пытались, он правда их быстро уволил, и ребята спо-койно пошли поминать шефа, а остальные поехали работать работу.

– Тебя что, тоже уволили?

– Ага, и знаешь, лучше работать с холодной и скользкой жабой в обнимку, чем с этим скунсом.

– Ну вы даёте.

– А куда деваться? Прогиб перед Золиным, это как измена родине, один раз совершил и враг навсегда.

– А сложное семейное положение учитывается?

– Не-а.
– Она посмотрела в мои широко открытые, наивные глаза, и добави-ла.
– А кому сейчас легко?

– Вот из таких как ты и получаются революционерки. У тебя отсутствуют кри-тические восприятия своих убеждений, это симптом Надин, это надо лечить.

– Фанатизм не лечится Базиль.
– Она успокаивающе похлопала меня по пле-чу.
– Ну ладно, ещё увидимся.
– И отвалили к столу.

– Ага, не лечится, зато, успешно заедается.
– Пробормотал я, и развернув-шись, нос к носу столкнулся с предметом нашего разговора, то есть с фику-сом, жабой и скунсом в одном лице.

– О чём вы там шепчите Василий Александрович?
– Поинтересовался Золин.

– Да так, молюсь перед трапезой.
– Соврал я первое, что пришло мне в голо-ву, заодно изобразив одухотворённое лицо.

– Что?
– Не понял временный директор "Эдельвейса".
– А, вы ещё не ели, то-гда конечно проходите, садитесь, у меня как раз разговорчик к вам имеется.
– Честно сказать я был голоден как волк, и от предложения отказываться не собирался, но Золин не счёл нужным ждать, когда я хоть немного утолю го-лод, и начал сразу. Я ещё даже кутью с оладьями не попробовал, а он уже заставил меня поперхнуться.

– В общем так, в свете последних событий Василий Александрович, наше агентство решило расторгнуть с вами договор о сотрудничестве, (эх Марьяна) и нам нужно, что бы вы переориентировали своих клиентов напрямую, то есть, сразу на "Эдельвейс". Так всем будет проще работать, а вы в свою очередь можете влиться в дружные ряды нашего коллектива, на правах рядового рекламного агента.

– Вот так. Честно сказать я ждал чего-то подобного, но кутья всё равно показалась мне слишком сладкой, а оладьи перепеченными. Похоже, на моём лице отобразилось нечто такое, из-за чего Золин решил добавить пару ласковых.
– Время любимчиков прошло Василий Александрович, и вы должны это принять как данность, без помощи Протасова ваша клиентура резко пойдёт на убыль, так что не стоит артачиться.

– С чего это вы взяли?

– Ну всем же известно, что Геннадий Петрович по доброте душевной подки-дывал вам клиентов, в знак, так сказать, ваших э-эм..., дружеских отношений с его дочерью, любимой нами Марьяной Геннадьевной.
– Прогиб, прогиб, тройной прогиб, или как там, в фигурном катании? А, не важно, всё равно не засчитан, Марьяши-то радом не было.

– Вы в этом уверены?

– Ну, я как-никак, замом Протасова был.
– Хреновый из тебя зам получается.

– Не скрою, Протасов поручал мне работу кое с кем из его клиентов, но мои-ми они никогда не становились.

– Уж не хотите ли вы сказать Василий Александрович, что вся ваша клиентура наработана вами.

– Хочу.

– Но вы же не будете отрицать, что решающим в их желании работать с вами, было имя Протасова.

– Не буду, именно имя Протасова, а никак не имя Золина.

– Ах вон вы о чём.
– Усмехнулся и.о.

– Именно об этом, кто же будет работать с вами, если вы за один присест уволили треть своих сотрудников, да к тому же не самых плохих.

– Не самых плохих? Хороша рецензия. Не самые плохие сейчас находятся в офисе и впахивают, а не жрут расстегаев по ресторанам в три горла!
– Разо-шёлся хорёк.

– Помянуть человека, проводить в последний путь того, кто столько лет давал им работу это, по-вашему, жрать расстегаев по ресторанам? Да русский ли вы месье Золин!? И на счёт расстегаев вы сильно загнули, кутья дрянь, остальное тоже не далеко ушло.

– Не надо передёргивать! Вы прекрасно понимаете о чём я!
– Ещё бы мне не понимать.

– Не орите пожалуйста, на вас люди смотрят.
– Я поднялся, что-то с поминка-ми сегодня не задалось, лучше уж я в одиночку выпью соточку водки, закушу грибочком да помяну шефа добрым словом, чем тут скандалы разводить.
– Всего хорошего.

– Я вас не отпускал Василий Александрович, и мы ещё не договорили.

– На мой взгляд, вы сказали всё, что хотели. А на счёт вашего "предложения", я буду думать.

– О чём тут думать? И так всё ясно!

– Кому?
– Выслушивать ответ я не стал, и покинул заведение. Уже спускаясь в лифте, мне пришла голову одна неутешительная мысль, что не так уж Золин и не прав.
– "Всё-таки "Эдельвейс" это как ни крути бренд, и работать с ним хотят многие, правда, не многие могут себе это позволить, а те, кто могут, и завязан на "Эдельвейс" через меня, вряд ли уйдут за мной в другое реклам-ное агентство. Вот если бы у меня были деньги.... М-да, откуда им взяться..., мечтатель. Хотя, погодите, у меня же где-то есть мифический мотоцикл, не-коего американского фантома, который стоит о-го-го сколько, вот только где он?" - Через секунду я рассмеялся в голос, чем изрядно напугал свою спутницу. Дамочка лет сорока пяти так настороженно глянула на меня, отодвинулась подальше и стала внимательно рассматривать своё отражение в стеклянной стенке.
– Простите - "На счёт мотоцикла конечно бред полнейший, но если его загнать, то на вырученные деньги можно открыть свою фирму, забрать лучшую половину сотрудников Протасова и утереть нос не только Золину, но и... . Как бы там ни было, а за мной треть клиентов "Эдельвейса" и я могу так подгадить Марьяне, что.... Нет, не смогу. Гадить когда-то любимой женщине, это низко." - И тут я снова рассмеялся, - "ну надо же, нафантазировал, эк куда меня занесло! Загнать несуществующий мотоцикл, разорить бывшую любовь и отобрать у неё фирму, а! Чего ещё!?" - Моя спутница тем временем трясущейся рукой, нервно поправляла себе причёску, одёргивала юбку, и пыталась разглядеть у себя на спине бумагу с дурцкой надписью, приклеенную ей туда неведомыми шутниками.