Падение с яблони. Том 2
Шрифт:
Но мастачка, завидев меня, указала пальцем на улицу.
– Сейчас же стричься, Соболевский!
Я попытался выяснить мотивы:
– Это что, необходимое условие для спецтехнологии?
– Иди, сказала! И не смей здесь появляться с такой головой!
Я взорвался, как вулкан Везувий.
– И не собираюсь подчиняться вашим мелким прихотям!
Рыжая слегка изменилась в цвете.
– Будешь сдавать экзамен вместе с отцом!
И повернулась ко мне спиной. Я хорошо знал эту спину – широкую, крепкую. Поэтому с легким сердцем повернулся и пошел.
Харьковский с Дешевым пытались меня образумить:
– Ты шо? Последний
– Я что, самый лохматый в группе?!
– Ну ты же знаешь, шо она тебя любит больше всех!..
– Да пошли вы все!..
И они пошли сдавать экзамен.
А я остался один со своим раздражением. И подумал, что слишком болезненно отношусь к своей внешности. А все из-за них, из-за этих кошелок!
Не поднялось настроение и через пятнадцать минут, когда вернулись мои друзья. Оба с пятерками! Их счастливые физиономии еще долго действовали мне на нервы.
Погода портилась, моросил дождь.
Однако ни погода, ни настроение не влияли на ход событий.
Квартира «Рупь семь» к нашему приходу уже гудела, как улей. Шла грандиозная пьянка по случаю нашего освобождения. Мы тоже пропустили по стаканчику. Потом быстро собрались, загрузились и отвалили.
Двенадцать бутылок вина и две самогона уместились в портфель. Три двухместные палатки, магнитофон и одеяла – в два огромных рюкзака величиной с Харьковского. И по пути я обратил внимание на странную перемену, происходящую во мне. Чем тяжелей казалась ноша, тем легче становилось на душе.
У девчонок вещей набралось не меньше. И было приятно, что они так серьезно подготовились к мероприятию. Это вселяло надежду, что и в остальном они окажутся такими же серьезными.
В балку добрались без приключений. И поспешили разбить лагерь, пока не хлынул дождь.
А опасность была над головами. Брезентовое небо натянулось до треска и грозилось в любую минуту лопнуть под напором воды. Все замерло в ожидании стихии. Ветер затих, и птицы примолкли. Глухая тишина давила уши. И голос человеческий звучал непривычно и странно в этом лесном склепе. Жаль, не было времени на созерцание, я бы получил большое удовольствие.
Мы торопились. Наш злодейский расчет был прост. Каждый ставил свою палатку – для себя и для подруги, привлекая ее же в качестве помощницы. Правда, девчонки попытались перемешать нам карты, потребовали для себя отдельную палатку. Но мы не очень и спорили с ними. Мы знали, что все эти причуды до первого стакана.
Через час приготовления были окончены. Три палатки стояли кольцом, на равном удалении друг от друга. А на пятачке посередине был раздут костерок и раскинуты два одеяла в качестве самобранки.
И грянул праздник!
После получаса ровного веселья все потихоньку стали становиться самими собой. Марина без удержу смеялась и пыталась затянуть песню. Харьковский тоже пытался затянуть, но не песню, а Марину в палатку. Леночка поддерживала Марину, оказывая сопротивление Харьковскому. Дешевый спешил залиться.
Любаша с улыбкой наблюдала за происходящим. А я успевал и на груди у нее полежать, и составить компанию Дешевому, и побарахтаться с Мариной, и напакостить Харьковскому, и поумничать с Леночкой.
С наступлением темноты все пары разбрелись по норам, оставив недопитыми стаканы и недогоревшим костер. Словно торопились что-то успеть до дождя.
Но дождя в эту ночь не было. Как
не было и того что-то. Был только концерт с гвоздем программы – Дешевым. Он оказался хуже всякой стихии.Я не успел еще улететь в райские кущи на Любашиной груди…
А Любаша, как никогда, была мягка, податлива и ласкова. И я все больше ощущал в ней материнскую нежность ко мне. Без слов (Любаша не любительница много говорить) она смотрела мне в лицо, гладила его пальчиками и целовала. Она дышала ровно, глубоко, и в глазах ее сквозь темноту светилась дикая радость. А я колыхался на ее огромной груди, как Одиссей на волнах Эгейского моря. Я проказничал и шалил. А она смотрела на меня с радостью и восхищением, как может смотреть только мама на своего ребенка.
Было очень хорошо и спокойно. И никуда не хотелось спешить.
Была какая-то уверенность и в ней, и в себе. Уверенность в том, что обязательно само по себе что-то произойдет. Что-то глубокое и сильное. И было огромное желание этого!.. Но не зверское. А ровное, растущее, вполне управляемое и поэтому вдвойне приятное.
Что-то такое было в ее взгляде и исходило от ее груди. Я будто хотел в ней постичь нечто такое, чего не удалось постичь еще никому…
Не знаю. Может, потому что люди долго жили со скотом или сами долго были скотами. Только, если хорошенько ковырнуть, в каждом, наверное, обнаружится порядочная скотина. Налей ему больше вина и ты увидишь!
Короче, не успел я окунуться с головою в Любашу, как в палатке Дешевого поднялся невообразимый шум. Угрозы, маты, визг и плач. Я прислушался и понял, что Дешевый поссорился с Леночкой и выгнал ее на улицу. Та уселась у потухшего костра и залилась слезами. О том, что у них произошло, догадаться было нетрудно. И поэтому я не спешил вмешиваться.
Харьковский с Мариной долго и безрезультатно успокаивали Лену. Потом призвали меня. И я оторвал себя от Любы. Только за один этот облом Дешевому стоило набить морду!
Он лежал в своей палатке в обнимку с магнитофоном и что-то подвывал не в такт музыке. И рожа в сумерках у него была совершенно счастливая.
– Что ты, падла, вытворяешь? – сказал я.
Он обрадовался моему появлению.
– О-о! Леха! Заходи в мой хутор! Давай выпьем!
– Ты понимаешь, козлиная твоя морда, что ты здесь не один?
– Почему не один? Я здесь один! Я хозяин! А ей не нравится – пускай валит на улицу! Сука подзаборная.
– Слушай ты, падла дешевая, я же за это могу и по башке дать!
– А шо она ломается, как мандавошка? Я сказал: «Не хочешь – зачем было ехать!» Она стала залупаться. Ну, я и послал ее. Она обиделась. Шо теперь, жопу ей целовать? Замерзнет – придет.
– А ты не подумал, что можешь всем испортить праздник?!
– Какой там праздник! С кем праздник? С этими кошелками? Они же, сучки, сговорились! Я это давно понял. Вот посмотришь, Леха, ни у тебя, ни у Хорька тоже ничего не выйдет! Лучше давай выпьем – вот это будет праздник! Знаешь, как классно – выползаешь из палатки и пьешь прямо лежа. И ты уже никогда не упадешь. Пьешь, пьешь – и не падаешь! Заснул, проспался и опять пьешь! Прикинь, какой кайф! А с этими кошелками точно ничего не выйдет.