Падение с яблони. Том 2
Шрифт:
– Послушай ты, кайфушник! У нас и в самом деле ничего не выйдет, если ты будешь так кайфовать!
– Все равно ничего не выйдет. Поползли пить, Леха!
– Да пошел ты!..
– Давай по-пластунски, шоб на колени не подыматься!..
– Я тебе не дам больше ни глотка! Потому что из тебя уже дерьмо поперло. Понял?
Мы еще некоторое время погрызлись и в конце концов пришли к согласию: я ползу с ним пить, а он извиняется перед Леночкой.
Ошибка моя была в том, что мы сначала выпили. Потом он подполз к Леночке и что-то пробурчал ей в спину.
– Бу-бу-быр-быр-бу-бу… в
Леночка продолжала всхлипывать, не реагируя на слова. И Дешевый тоже обиделся:
– Да пошла ты!..
После чего выпил стакан и пополз в свою палатку.
Харьковский первым кинулся на него. Я удержал Харьковского. Потом кинулся я, но Харьковский удержал меня. И наконец, кинулись оба, а девчонки вцепились в нас. Дешевый, кажется, только балдел от того, что все мы вертимся вокруг него.
Не знаю, чем бы закончился скандал в нашем семействе, если бы не вмешалась здравомыслящая Люба. Она взяла за жабры матерящегося Дешевого и затащила его в палатку. И там уже завела с ним душеспасительную беседу.
А я пригласил Лену к себе, чтобы она не мерзла под открытым небом. И мы улеглись рядышком, как братик с сестричкой.
Она еще всхлипывала. Я сказал ей, что не стоит принимать так близко пьяные и дешевые выходки. И она успокоилась. Уткнулась мне в грудь лицом и затихла. Я погладил ее по головке, как маленькую девочку. Потом по спинке. Чисто из сострадания. И вдруг почувствовал, что она вовсе не маленькая девочка. Просто почувствовал.
Она затаила дыхание и прижалась ко мне так, что я мигом вспомнил нашу первую ночь на квартире «Рупь семь». В памяти произошла вспышка. И меня встряхнуло. А от встряски появились скотинячьи мысли. Как змеи, они покинули свои глубокие норки в складках мозга и поползли по всему телу. Поскользили вниз, через грудь, по позвоночнику, по животу и ниже.
И, пока я переживал перемену ощущений, Леночка совсем перестала дышать. Казалось, она включила какие-то датчики и внимательно следила за мной. И в самый критический момент она подняла голову и прямо в лицо мне прошептала:
– Тебе хорошо со мной?
Конечно же, с ней было хорошо! Однако здравый мой голос, загнанный в результате переворота в подполье, вдруг вырвался наружу. И я выпалил:
– Так что же у вас там с Дешевым произошло?
И сам почувствовал, как слова эти завязли в зубах.
А она словно читала меня.
– Ну его к черту!.. Я тебе нравлюсь?
– Конечно, Леночка!..
– Тогда почему ты с Любашей?
Вопрос меня смутил.
– Ну, не знаю… Так получилось.
– Она тебе нравится?
– Ну, наверно… Иначе я не был бы с ней.
– Больше, чем я?
– Не знаю. Как я могу вас сравнивать? Мне и в голову это не приходило.
Я был загнан в тупик.
– Давай не будем об этом…
Она умолкла, но не успокоилась. Затаилась.
В палатке уже была кромешная тьма. Но я как будто видел ее лицо. Она внимательно и напряженно смотрела на меня, стараясь угадать ход моих мыслей. И я направил их туда, куда она хотела.
Мы как-то одновременно пошевелились. Как-то навстречу друг другу. И уже помимо всякой воли, как слепые котята, отыскали друг у друга мордочки.
И жадно сцепились губами. Она жалась ко мне, будто изнутри ее жгло пламя. А от меня требовалось вскрыть ее и погасить это пламя.И как только я осознал происходящее, так земля отошла от меня. Я очутился в невесомости и поплыл. Моя рука совершенно самостоятельно отправилась на поиски золотого ключика. Причем уверенно. Начала от колена и поползла вверх. Очень медленно, замысловатыми зигзагами.
Очень мешала узкая юбка. Хотелось порвать ее. И Леночка сама раздвинула ножки, облегчив доступ к своим тайникам. Вздутый твердый лобок и совершенно мокрые трусики на нем. И от мысли, что меня здесь давно уже ждут, зарябило в глазах. Я готов был взреветь…
И вдруг над самой головой ушатом холодной воды плеснулся голос Любаши:
– Эй, вы тут еще не сношаетесь?
Леночка ответила первой, с плохо скрытым раздражением:
– Только собрались!
Честно говоря, как ни уважал я Любашу, но в этот момент предпочел бы не видеть ее. Однако облом свершился. И мне следовало как-то выкручиваться.
Но Люба, которой, кажется, вообще не свойственны бурные всплески чувств, оказалась в игривом настроении.
– Ничего, я подожду, – сказала она, укладываясь рядом. – Может, и мне чего перепадет. А то этот Дешевый уже дрыхнет.
Тут и я развеселился. Прошелся пулеметной очередью по спящему Дешевому и обнял обеих подруг.
Я лежал на спине как султан. С левой стороны ко мне жалось горячее тело Леночки, а с правой приятно давила Любашина грудь.
Не спали всю ночь. Я несколько раз поднимался, выползал из палатки, подкреплялся вином и приносил стакан в свой маленький гаремчик. Стакан этот мои целомудренные жены пили наощупь, по глотку. И я чувствовал себя кормильцем.
Под утро мы немного вздремнули.
Разбудил нас Дешевый. Он разжигал костер, звенел стаканами и ругался на чем свет стоит. Моя левая рука была зажата между ног у Лены, правая покоилась на грудях Любаши. И мне не хотелось освобождаться.
Но было уже светло.
Я поднялся и вышел.
Дешевый увидел меня и обрадовался. Словно это не я вчера собирался набить ему морду.
– Леха, давай выпьем. Башка раскалывается.
– Скажи спасибо, что мы ее вчера тебе не раскололи!
– А шо такое? Шо такое?..
Оказалось, он совершенно ничего не помнит. Конечно, с его стороны это был лучший ход. И поэтому я охотно ему поверил.
Тут еще вылез опухший Харьковский. И мы втроем опохмелились.
Дешевый был суетлив, говорлив. Долго и подробно выпытывал нас о своих проделках и не переставал себе поражаться.
До полудня не было дождя. И до полудня наши девочки отсыпались. Поднялись они, когда пошел дождь. Сходили в кустики по своим делам и спешно принялись готовиться к отъезду. Настроение у них почему-то было отвратительное. Только Любаша выглядела уравновешенной и спокойной. И не отрывала от меня тягучего томного взгляда. Только она, кажется, никуда и не собиралась.