Падение владык

— Рассказывайте.

— О чём, Ваше Величество?

— Кавалер Эдингем, — император не повысил голоса. И не улыбнулся. Всё же не принцесса Юлиана. — В Мидантии еще больше способов развязать чужой язык, чем в Эвитане. И вам это прекрасно известно. Так что вы отдаете себе отчет, что заговорите — и очень быстро. Еще вам прекрасно известно, что ваш покровитель Бертольд Ревинтер не успеет вас спасти — даже если захочет. А он вами легко пожертвует ради политики — это вам тоже известно. Октавиан Мидантийский Барс, даже если что-то вам и обещал, не назвал вашего имени в списке своих условий. И вы вряд ли выдадите кого-то действительно вам дорогого. Если вы, конечно, не любовник одной из принцесс. Или принца. Так что я вас слушаю.

Не любовник. Всего лишь случайный и подневольный партнер. Для обеих — в заговоре, для одной — за ратной доской.

Чего? Принца?! Алан едва не подавился вином. Хорошо еще, курицу откусить не успел.

А как быть, если тебя вот так запросто в любители квиринской любви записали? И в морду императору не дашь.

— Я расскажу всё, что знаю. Но у меня есть условие, Ваше Величество, — обнаглел он.

Эдингем — хороший ученик, прекрасная и ужасная принцесса Юлиана? Тройку с минусом поставишь?

— Даже так? Называйте.

— Вы не удивлены?

— Вы — такой же преступник против трона, как и Октавиан. А его условия я выполнил.

Значит, как Октавиан. И как сам Евгений. Если бы ему не повезло. Сейчас бы в соседних камерах сидели. Остывающих куриц лопали.

Или нет? Принцу даже перед казнью положен куда больший комфорт. Небось бы вместо курицы и впрямь «пятнадцать способов» приволокли. И вино поприличнее. Еще дыбу бы позолотили. Палача обрядили в пурпур. А то и вовсе назначили бы из знатнейшей семьи. Десяток родов за такую честь передерутся.

Где ты, прекрасная принцесса-лисица? Примеряешь пурпурную предсмертную рубаху? Закалываешь пышную гриву? Репетируешь, как изящнее класть голову на плаху?

Такая и плаху запросто в камеру попросит. Чтобы всё было безупречно. Идеально. Точнее, она сама. А враги — небезупречны и неидеальны.

Уж Юлиана-то покрасуется в последний раз, не сомневайтесь. Если, конечно, прежде не заглянет на ту самую золоченую дыбу.

Из-за Мидантийской Лисицы сейчас тоже десяток знатных павлинов место палача делят?

Просить помилования? Тут так помилуют…

Заодно еще полное прощение и свободу? Не дадут.

Один шанс — заинтересовать. А заодно и удовлетворить собственное любопытство. И… тревогу.

— Тогда, Ваше Величество, я прошу вас узнать, что было известно вашему покойному брату Роману о близких мне людях в Эвитане.

2

Глупо было на что-то надеяться. И потому надежду Евгений оставил за порогом. Вместе с верой — она больше подойдет его аравинтскому тезке.

Чего ждал отец — смерти, заточения в каземат? Ослепления? Всего того, что сам уготовил Константину, а Роман — Евгению. Ну и покойный Иоанн — Зордесам.

Церковники верят, что грешников после смерти ждет Бездна. Огненного Льда и Ледяного Пламени.

Нет. Грешники просто рождаются снова — в Мидантии. Или на худой конец — в Мэнде. Или по очереди. В зависимости от греховности.

— Среди бумаг Романа… — Звучит-то как! — Обнаружилось нечто любопытное. Он готовил мятеж.

— Это ты мне говоришь? После того, как сам меня сверг? — отец хрипло смеется. — Да еще и убил Романа — своей рукой, я слышал. Надо же — хватило пороху. И даже слезы не пролил. Тебе нет смысла врать теперь. Как и оправдываться. А Роман и так получил бы всё — после моей смерти.

Значит, правда. Отец и впрямь уже нашел себе нового наследника. Более достойного.

— Значит, он устал ждать. Ты мог протянуть до его старости. А Роман никогда не отличался терпением. В этом он — не ты. Но почему, отец? Роман — безумный садист, но ты… Зачем?

Борис Предатель, преданный всеми детьми абсолютно, глотает вино залпом. Одна пустая бутылка уже стоит рядом. Да и в этой виднеется дно.

— Лучше Роман, чем мягкотелая тряпка, вроде тебя. Которой может вертеть любая баба. Даже твоя София. Я присматривался к тебе долго. Ты ни на что не годен.

— Ты и сейчас так думаешь?

— Плевать, что я думаю сейчас! Я теперь — не ценнее ее! — Опустевшая посудина летит в стену.

Темные брызги на бежевых пятнах. Прислать отцу в следующий раз золотое? Какая разница, чем спиваться — в таких количествах?

— Ты не вернешь мне трон — даже ты. Раз уж тебе сдуру повезло.

Да, Октавиан и впрямь держит слово. В Мидантии такое — везение.

Потому Евгений ему и поверил.

— А мысли проигравших не волнуют никого, — прорычал бывший император. — И никому не интересны. Ни мои, ни покойного Иоанна, ни Зордесов.

— Тогда — вообще ничьи. Все проигрывают смерти.

— Наконец-то ты прозрел, сынок. Именно так. Важна лишь жизнь. Историю пишут победители. Бери всё — раз уж сумел взять трон.

— Спасибо, отец. Я пытаюсь.

— Я всю жизнь тебе это долдонил! Рад, что ты усвоил хоть сейчас. Ради этого можно и сдохнуть.

— Ты не сдохнешь.

— Значит, отца пока не можешь? Только брата? Я знал про Романа. И мог остановить его — в любой миг.

— И позволял играть в заговорщика? Потому что лучше он, чем я? Спасибо, я тебя понял.

— Да, лучше он. Роман просто убил бы меня, а не явился жалко оправдываться.

— Конечно, убил бы. Именно этого от него и хотели его друзья.

— Я же не хотел вырастить из него второго Константина… Какие еще друзья?

— Стало вдруг интересно, отец? Друзья, что тоже очень хотели видеть его на троне. Или их ты тоже контролировал? И мог остановить в любой миг? Кстати, патриарху они очень не понравились.

— Этот старый маразматик… Яд по нему плачет! Избавься от него, чтоб наконец заткнулся! — отец вдруг захохотал. — Я тебя понял. Неприятно разочаровываться, да? Но я и об этом знал.

— Что?

Не нужен ли ему лекарь?

И поменьше вина?

Третья бутылка запрокинута над жадным горлом. Прежде Борис Предатель столько не пил.

— Если я видел насквозь Романа — неужели не разглядел Юлиану? Разумеется, его толкала под руку она. Вообразила себя великой интриганкой. Но у него хватало честолюбия желать трон и самому. Эту наглую шлюху он получил бы в любом случае. Либо сам, либо я бы ему ее подарил — в утешение. Перевязанную голубым бантиком. Или зеленым — в ее любимых цветах. Пусть мальчик развлекается, как хочет.