Падение владык

Такой Марию Евгений уже видел. Когда вывозил из дворца. Истекающей кровью. Только что потерявшей дитя. И уверенной, что ее любимый лишился еще и зрения.

Когда она проклинала Евгения, обзывала палачом и садистом. Хоть он и успел вытащить ее с Багряной Площади.

— Да. И как сестра, ты мне тоже кое-что обещала.

— Обещала отречься от того, кто мне дороже жизни. Я бы тогда пообещала всё — ты это знаешь.

Глаз Мария не опускает. Юлиана — тоже.

— Что ты задумал? — не отступает Мария. Она уже тоже видела слишком многое.

Гвардия подчиняется — уже это хорошо. Люди Романа растеряны и дают себя связать — вообще отлично. Вард рассчитывает сохранить место — очень удачно. Все-таки слово наследника престола значит немало. А жить да еще и сохранить жалованье хочется многим.

Верил ли Роман в их верность? Честно считал, что угрозы и золото ее обещают?

Впрочем, вера и наивность Константина рушит всё еще быстрее.

— Что ты задумал? Евгений!

— Надеюсь, что наше спасение. Разве прежде было иначе?

Прости, Мария. Ты удивлена. Как и Константин. Но остановиться уже нельзя. Поздновато.

Или можно было не марать руки братоубийством, а прикончить сразу себя.

И неужели она ждет, что он вот так раскроет свои планы? Да еще и при гвардии? Включая чужую.

Ах да — еще и при офицере из эвитанского посольства.

— Всем выйти, кроме членов императорской семьи. Алан Эдингем, вы тоже подождите за дверью. Далеко не отходите. Вы вернетесь во дворец с нами.

Не выпустят. Кто-то из своих приказ молчать нарушит. Но сейчас — под носом принца — повинуются все.

На лице эвитанца удивления не меньше, чем на Романовом — перед смертью. Чему он удивлен? Что еще жив, что вляпался или что наследник престола помнит его имя? Так Евгений всё же не идиот — в отличие от Романа. Потому и пережил его… еще бы знать, на сколько.

Брать Эдингема с собой опасно, но не с людьми же Романа запирать. Как-никак дрались на разной стороне.

— Константин, ты пересылаешься с Октавианом Мидантийским Леопардом?

— Евгений… — Искренне ли изумление — неважно. Как и его причина.

— Если ты не заметил — спасая тебя, я только что убил брата.

А до этого — рисковал всем.

— А себя ты при этом не спасал? — уточнила Юлиана.

— Спасал, но мне грозило меньше, чем любому из вас. А полгода назад не грозило ничего. Разве что награда от отца. Константин, я жду.

— Он — нет, — холодно ответила Юли. — Я пересылалась.

— Когда ты сможешь встретиться с ним?

— Через полчаса. Константин и Мария должны были бежать, когда явился Роман.

Ясно. И Константин, и Юлиана просто тянули время. Вместе с эвитанцем, что наверняка знал меньше всех.

Только не дотянули бы.

Два растерянных лица. Константина — меньше, Марии — больше.

— Я уже никого не предаю. Вы что, еще не поняли? Евгений никого не выпустит.

Всё еще наследник престола криво усмехнулся:

— Прошу прощения, но пока действительно никто никуда не бежит. Вы двое остаетесь здесь. Под охраной. Связывать вас никто не станет, равно как и разоружать, но ведите себя разумно. А ты, Юли, едешь со мной.

Отец был слеп, не видя врагов под носом. Впрочем, он ведь и Евгения проглядел.

Роман профукал собственную смерть.

А уж сколько народу проглядел сам Евгений…

Глава 5

Глава пятая.

Мидантия, Гелиополис.

1

Даже странно — о мидантийских тюрьмах Алан вроде как наслышан. Тогда где жуткая подземная яма? Каземат, где не разогнешься, зато так темно, что ослепнешь за месяцы? Если раньше не задохнешься в собственных миазмах.

Или ему, как смертнику, расщедрились на поблажку?

А чего еще ждать? Особ императорской крови помилуют запросто. Ну, кроме, может, Юлианы — слишком уж опасна. Но надо же кого-то еще показательно казнить. Так почему не пленного офицера?

Кстати, что тут принесли? Куриные жареные ножки? Не «пятнадцать способов приготовления жаркого», но тоже ничего. Тело будто не понимает, что скоро сдохнет. Жрать хочет как вполне себе живое.

Да и последний ужин для смертника — хило как-то. Точнее, завтрак. С другой стороны — почему не сэкономить на мелком дворянине, да еще и иностранце? Принц Евгений никогда не слыл транжирой и мотом. А императору тем более казну беречь надо. Мало ли кого еще подкупать?

Да и смертником Алану прежде бывать не приходилось. Так откуда ему знать точно? И оттуда никто пока не вернулся — поделиться из первых рук. Может, всё преувеличивают?

Свечей аж три — и вполне себе приличный подсвечник. В Лютене у Алана в комнате был почти такой же.

А кто это у нас явился прервать последний скудноватый ужин-завтрак? Неужели сам император? Еще не привык к новому титулу? Не научился всё перепоручать холуям? Или просто хочет позлорадствовать лично?

— Приятного аппетита, кавалер Эдингем, — император уселся напротив. Как какой-нибудь капитан. Эвитанский. В Мидантии и у капитанов правила другие.

А если узник набросится? С другой стороны, он не вооружен. В отличие от императора. А какова здесь правящая семья — Эдингем уже убедиться успел. А уж этот, переигравший всех, наверняка полон и других сюрпризов.

Да и казнь за нападение на члена императорской семьи запросто из легкой и быстрой превратят в долгую и мучительную. В Мидантии это умеют. Хуже только на Востоке.

А Алан-то Евгению еще сочувствовал. Когда считал смертником.

А тут овцы и волки меняются как погода в Ритэйне.

— Спасибо, Ваше Величество. — Эдингем отложил не слишком вкусную курятину. — И здравствуйте.

Не воспроизводить же в камере ритуал приветствия правящей пурпуророжденной особы. И места не хватит, и император явился не при регалиях. Таскать тяжеловато?

Да и вроде — в пурпуре рожден только Константин. И Зоя. Потому как их папаша тогда уже запихнул свой эфедрон на трон.