Палач и Черная птичка

— Пирсинг клитора. Расскажи.

Он не поднимает глаз, когда я делаю паузу. Просто ждет, наблюдает.

— Мне было восемнадцать, — говорю я. — Мой второй пирсинг на теле, после пупка. Конечно, это было больно, но не так сильно, как я думала. Как только прокол зажил, я подумала, это помогло. С оргазмами.

— Раньше у тебя не было оргазма?

— Не знаю. У меня не было подходящей… ситуации… потом казалось, что это дало мне контроль, — я остаюсь неподвижной, когда мускул на челюсти Роуэна дергается. У него темные глаза с прищуром. Он знает о моем прошлом ровно столько, чтобы восполнить пробелы в своих знаниях собственным воображением. — Пирсинг на половых губах сделала в двадцать. Мне нравилось, как это выглядит. Я знаю, что сережки маленькие, но почему-то они напоминают доспехи. Может быть, в этом нет смысла.

— Есть, — говорит он, когда его взгляд приковывается к моему.

Я одариваю его слабой улыбкой, которая исчезает в мгновение ока.

— Последний, «фуршет», я сделала за несколько месяцев до того, как встретила тебя. С ним я просто почувствовала себя увереннее. И подумала, что партнеру это тоже может понравиться.

Глаза Роуэна — лишенная света пустота, его голос глубокий и скрипучий, когда он говорит:

— Понравилось?

Мой взгляд перемещается по комнате и останавливается где-то в тени. Я не смотрю на него, когда качаю головой.

— Нет. Я ни с кем не была с тех пор, как встретила тебя.

Эти слова встречены молчанием. Они висят в воздухе. Они потребляют кислород в помещении. Когда мой взгляд отрывается от теней, встречается с Роуэном, я вижу как его сдержанность взрывается.

— Почему нет? — спрашивает он.

Я снова качаю головой.

— Я же сказал. Перестань прятаться. Со мной это больше не сработает. Ты хочешь этого? Ты хочешь меня? Тогда, блять, скажи мне, Слоан, — он отрывает руки от груди. Кладет их на мои колени, удерживая дрожь в моих костях, даже не дрожь, а тектонический сдвиг, который раскалывает на части. — Скажи мне, блять, пока я не разрушил тебя для всех остальных мужчин. Скажи мне…

— Ты, — говорю я. Каждый вдох сотрясает легкие. — Я встретила тебя. Я не хотела никого другого. Только тебя. Я хочу только тебя.

В его глазах нет ни веселья, ни облегчения, только хищная напряженность. Он смотрит на меня так, как тигр посмотрел бы на ягненка.

Блюдо, которое хочется проглотить.

Матрас прогибается, когда он кладет одну ногу на кровать, а затем другую, чтобы встать на колени между моими раздвинутыми икрами.

— Вспомни, что ты сейчас сказала, когда будешь думать, что больше не сможешь кончить. Потому что сможешь. Нам надо наверстать ебаных четыре года, — Роуэн опускается между бедер, его мозолистые ладони обхватывают мою нежную плоть, держа широко раскрытой. Каждый выдох согревает влагу, скопившуюся у моего входа. Его глаза все еще прикованы к моим, это гравитационное притяжение, от которого избавиться. — Выбери стоп-слово. Быстро.

Я сглатываю. Трудно.

— Бензопила.

Он издает смешок, и по моему телу разливается тепло.

— Как уместно, любимая. А теперь будь хорошей девочкой и найди, за что ухватиться… — говорит он, затем долго, медленно проводит языком по моему клитору. — Потому что я тебя уничтожу.

17 ПРЕКРАСНАЯ КАТАСТРОФА

РОУЭН

Я сказал ей, что не ангел.

Не думаю, что она поверила.

Но она вот-вот поймет, что я тот дьявол, о нужде в котором она и не подозревала.

Я провожу языком по изогнутой металлической сережке чуть ниже ее клитора, большим пальцем обвожу ее чувствительный комок, немного нажимая, чтобы заставить ее желать большего. Слоан приподнимается с матраса и судорожно вздыхает, когда я беру пирсинг в рот. Аромат ее возбуждения смешивается с запахом мыла, оставшимся на ее коже. Я уже почти схожу с ума от потребности погрузиться в ее тугое тепло.

— Роуэн, — шепчет она. Моя свободная рука скользит вверх по ее телу, чтобы поиграть с сердечком на заостренном соске. Щупаю сережку и крошечные шарики на каждом конце, потом слегка тяну, вызывая у нее дрожь. Улыбаюсь ее отзывчивости, но хочу, чтобы она перестала сдерживаться.

— Я не расслышал, любовь моя, — прижимаюсь к ее клитору и провожу языком по бутону и металлическому стержню, пока громкий стон, наконец, не срывается с ее губ. — Так-то лучше, — говорю я, отодвигаясь.

— Нас услышат, — шепчет она. — Фионн и Роуз.

— Хорошо. Покажем, как это делается. Дадим Фионну пищу для размышлений. Может быть, он преодолеет себя и сделает к ней шаг.

Слоан издает смешок, который переходит в крик удовольствия, когда я погружаю язык в ее киску, ощущая вкус ее сладкого, горячего возбуждения, запечатлевая в памяти. Пальцами обвожу симметричные ряды титановых шариков и стержней, обрамляющих ее вход, а она извивается, потом облизываю ее губы и возвращаюсь к клитору, погружая палец в ее киску. Ее глаза закрыты, голова откинута на подушку. Здоровая рука сжимает железную перекладину изголовья кровати, она прикусывает губу.

Мой палец изгибается, медленно проводя дорожку по ее внутренним стенкам. Она корчится и вонзает зубы в губы. Так не пойдет. Я быстро шлепаю ее по сиськам двумя нежными шлепками один за другим, и она немедленно отрывает губы, жадно втягивая воздух.

— Все еще не слышу.

— Роуэн, — хнычет она.

Слоан корчится, когда я легко шлепаю ее по киске и медленно двигаю пальцем внутри.

— Ты чего-то хотела, Черная птичка? Придется сказать погромче.

— Еще, — говорит она, на этот раз громче. — Хочу еще.

Я добавляю еще один палец, и с ее губ срывается более громкий стон. Но она все еще сдерживается.

— Придется придумать что-нибудь получше, если хочешь кончить.

Дрожь сотрясает ее тело, когда я обдуваю тонкой струйкой воздуха ее обнаженную плоть.

— Пожалуйста, Роуэн. Пожалуйста, — хрипит она.

— Вот что я тебе скажу, — говорю я. Она встречает мой выжидающий взгляд, ее глаза прикрыты от вожделения. — Раз уж ты так любезно попросила, я позволю тебе кончить. Но побыстрее обретай свой голос, маленькая птичка. Потому что мы только начали, и я буду продолжать в том же духе столько, сколько потребуется, пока твое стеснение не исчезнет. К концу ты будешь кричать. Я тебе, блять, обещаю.

Из груди Слоан вырывается сдавленный стон.

Я просовываю свободную руку под ее бедра и приподнимаю ее задницу с матраса.

А потом пожираю ее, буквально.

Двигаю пальцами и сгибаю их, глажу самую чувствительную точку внутри. Мой язык танцует над ее клитором, я беру ее пирсинг губами и легонько потягиваю. Она дергается, стонет и хнычет, но Слоан движется в никуда, только к самому краю. И я держу ее там, где хочу, столько, сколько захочу. Засовываю пальцы поглубже и останавливаюсь, лишая ее нарастающего оргазма.

— Еще кое-что, любимая, — говорю я, когда она издает раздраженный скулеж. — Не своди с меня глаз.

Расширенные зрачки Слоан устремляются на мое лицо, и я улыбаюсь.

— Какая хорошая девочка.

Не моргая, я втягиваю ее клитор в рот, прижимаюсь губами, давлю, приближаю к развязке. Она вскрикивает и крепче хватается за железную перекладину. Ее киска сжимается вокруг моих пальцев, и я сосу ее клитор.

Потом снова отпускаю.

— О, и еще кое-что…

— Роуэн, — рявкает она, и я издаю мрачный смешок, касаясь ее кожи. Мои глаза не отрываются от ее, когда я томными движениями провожу языком по треугольнику пирсинга, вызывая у нее дрожь желания. — Ради всего святого, пожалуйста, дай мне кончить. Больше никаких «кое-что». Больше никаких остановок.