Палач и Дрозд
Шрифт:
– Умница! Ты молодец, Дэвид. Вот видишь, Роуэн? Он справился.
Когда Слоан улыбается, я готов застонать.
– Господи… Ты как ребенок, выпрашивающий конфетку.
– Пожалуйста. Ну пожалуйста! Пожалуйста! Самую вкусную и обязательно с вишенкой, – шутливо говорит она, подходя ближе.
Тонкие ладони ложатся поверх моих в совершенно нехарактерном для нее жесте, а кроваво-красные ноготки словно когти впиваются в кожу.
– Я даже засчитаю тебе победу в прошлом году, чтобы не было вопросов. Все, что пожелаешь!
Я сглатываю комок: хочется либо
– Все, что пожелаю? – Я скептически щурю глаза.
Она кивает, но с явным сомнением: видимо, поняла, что сболтнула лишнее.
Я медленно растягиваю губы в улыбке.
– Уверена? На сто процентов?
Я ухмыляюсь. Дэвид звучно рыгает. Улыбка тут же исчезает с моего лица.
– Господи. Я наверняка об этом пожалею…
Слоан прыгает от радости.
– Здесь надо навести порядок, – предупреждаю я.
– Знаю.
– Ты поможешь.
– Естественно. Если помнишь, я вымыла миску с твоей блевотиной.
– Ладно, договорились… – выдыхаю я со стоном.
Слоан принимается скакать на месте и восторженно попискивать. Никогда не видел, чтобы она так радовалась: причем не столько из-за Дэвида, сколько из-за того, что добилась своего.
– Спасибо! – выдыхает она и, подпрыгнув в очередной раз, целует меня в щеку.
Слоан пытается скрыть легкий румянец на щеках, с нарочитой рьяностью принимаясь за уборку, но я вижу застенчивую улыбку, с которой она глядит в мою сторону, прежде чем опустить голову и уйти в столовую.
На то, чтобы уничтожить следы нашего пребывания в доме, уходит не один час. После я учу Дэвида пользоваться посудомойкой, загрузив ее несколько раз подряд, и наконец мы все выходим на улицу.
И некоторое время молча стоим, глядя на немногочисленные звезды, пробивающиеся сквозь смог города, что раскинулся за темными холмами. Несколько часов назад казалось, что на нас обрушилась вселенная и вся ее мощь сосредоточилась в узком лезвии ножа. Теперь мы – лишь мимолетный вздох вечности под сиянием звезд.
Тишину нарушает голос Слоан.
– Думаю, нас можно официально считать лучшими друзьями.
– Правда? Когда устроим первую тренировку в гараже?
Она хмыкает, глядя под ноги. В свете уличного фонаря на щеке тенью выделяется ямочка. Сердце у меня пропускает удар.
Ее улыбка быстро гаснет.
– Кстати, я соврала, – произносит вдруг Слоан.
Я пытаюсь перехватить ее взгляд, но она отворачивается, поэтому я запечатлеваю в памяти изящный женский профиль – каждый его штришок. Знаю, что впереди самое сложное. Она уйдет, как в прошлом году. Как тогда, в ресторане…
– Когда именно? – спрашиваю я.
Слоан шумно сглатывает, поворачивается ко мне и заглядывает в глаза; приподнимает уголки губ в меланхоличной улыбке, в результате чего на щеке опять проступает чуть заметная ямочка.
– Тогда, в Бостоне. Я приезжала вовсе не из-за работы.
Прежде чем я успеваю вникнуть в их смысл или спросить, что она имеет в виду, Слоан закидывает ремень сумки на плечо и уходит.
Ненавижу этот момент.
Меня буквально раздирает на части.– Увидимся через год, Палач. – Она садится в машину и исчезает в ночи.
«Я тоже соврал», – хочется сказать мне. Но уже некому.
Кусочки мозаики
Слоан
– Нужны сиськи!
– Ты серьезно?
– Обязательно!
Скептически оглядев черное платье, я смотрю на экран ноутбука: Ларк, взявшись за грудь, выразительно ее приподнимает.
Я протяжно выдыхаю. Сердце колотится как бешеное.
Господи! Остался всего час…
– Слоан, играй по-крупному! – вопит из динамиков Ларк. – Поэтому сиськи – вперед!
Я испускаю громкий стон, смиряясь со своей участью.
– Ладно…
– И выше голову!
Нерешительно хохотнув, я достаю из чемодана то, что Ларк называет платьем на крайний случай – облегающий коктейльный наряд из кроваво-красного бархата в винтажном стиле, с черным фестончатым кружевом по краю глубокого выреза. Он сидит на мне как влитой.
Я влезаю в платье, стараясь не попадать в объектив камеры, надеваю черные туфли и смотрю на свое отражение в большом зеркале рядом с телевизором. Отчего-то чувствую себя героиней старого фильма. Глубоко вздохнув и разгладив складки на животе, подхожу к камере.
– То что надо! – радостно восклицает Ларк, подпрыгивая на краю кровати у себя дома в Роли. – Выглядишь шикарно. Только волосы распусти. И завей локоны. Будешь как звезда! Как две звезды! По одной за каждую сиську!
Будь Ларк здесь, в Бостоне, не преминула бы налепить пресловутые звезды мне на грудь. У нее при себе всегда есть наклейки (в свободное от гастролей время Ларк работает с детьми музыкальным терапевтом), и она не стесняется лепить их на всех подряд.
– Нервничаешь? – спрашивает она, когда я беру ноутбук и несу его в ванную, где собираюсь делать прическу.
– Нет, с чего бы?.. – отвечаю я, и Ларк скептически вздергивает бровь. – Мне очень страшно.
А еще я волнуюсь. Сильно. До тошноты.
С момента нашей последней встречи с Роуэном прошло восемь месяцев. Первые полгода мы общались почти каждый день: иногда обменивались сообщениями, иногда присылали друг другу картинки, интересные статьи и всякие смешные видео, иногда созванивались по видеосвязи. Однако в последнее время Роуэн работает над открытием нового ресторана, и времени на разговоры у него почти нет. Порой он неделями не отвечает.
Казалось бы, меня должно все устраивать. Я предпочитаю сторониться людей. Даже с Ларк сблизилась отнюдь не сразу, хоть мы и учились в одной школе. Ей пришлось долго искать ко мне подход. Но теперь без подруги я не мыслю жизни.
И без Роуэна тоже…
– Спорим, что твои сиськи ему понравятся? – говорит Ларк.
Я смеюсь.
– Он их видел. – Я включаю щипцы и пальцами наношу на волосы крем для укладки. – Одними сиськами его не взять.
– Возьмешь убийствами, кровь он тоже любит.