Палач и Дрозд

– Как скажешь.

Слоан подходит к паутине и аккуратно обматывает одну из нитей вокруг глаза, закрепляя его на прозрачной конструкции.

– Неужто ты сотворила все это за пару часов? – удивляюсь я.

Стоя ко мне спиной, она сосредоточенно завязывает леску в узел. Подол платья немного задрался. В штанах твердеет, стоит только представить, как упругая задница ляжет мне в руки.

– Заготовки я делаю в отеле. Так проще: можно приклеить их на пленку, свернуть в рулон, а потом, на месте, снять, – отвечает она, кивая в сторону скомканных кусков полиэтилена на полу возле стены. – Я сразу решила, что повешу паутину в столовой, поэтому зашла на сайт недвижимости и уточнила размеры комнат.

Слоан подходит к столу, берет второй глаз и, одарив меня очередной застенчивой улыбкой, возвращается со своим трофеем к паутине. Как и в предыдущем случае, она обматывает белый кругляш тонкой леской, а затем отходит на пару шагов, чтобы полюбоваться получившимся шедевром.

– Вуаля! – восклицает она в самое ухо Торстену. Тот и не дергается.

Слоан приглядывается к нему, теребит за окровавленную руку, привязанную к подлокотнику кресла, но, поняв, что он не собирается приходить в себя, вздыхает и поворачивается ко мне.

– Никакой выносливости. В пятый раз теряет сознание. Многие мои жертвы были намного крепче.

– В конце концов, ты вырезала ему…

– Выдавила, Роуэн. Я выдавила ему глаза.

– Ты выдавила ему глаза. Хотя… не знаю… судя по левой дыре, без скальпеля не обошлось.

Нахмурившись, Слоан задирает Торстену голову и придирчиво изучает пустые глазницы. Я еле сдерживаю ухмылку.

– Левый – это с какой стороны смотреть? С его или с моей?

– С его.

– Ничего подобного. Все идеально! – возмущенно бурчит Слоан. Скептически сведя брови, она оглядывается через плечо и замечает, как я давлюсь от смеха. – Идиот!

Еще не отойдя от наркотической вялости, я не слишком успешно пытаюсь увернуться от брошенной в меня рулетки. Слоан силится сделать вид, будто ужасно рассержена, но все равно не может скрыть улыбки.

– Ты как-то раз говорила, что твоя паутина – это карта, – вспоминаю я, потирая ушиб на предплечье.

Слоан кивает.

– Что ты имела в виду?

Ухмыльнувшись, она подходит ближе, снимает перчатки и заглядывает в глаза. На щеке проступает ямочка. Слоан протягивает ладонь.

– Давай покажу, если ты в состоянии удержаться на ногах и не облевать все вокруг.

Я шлепаю ее по ладони; она снова протягивает руку, и на сей раз я за нее хватаюсь. Когда встаю, комната начинает кружиться. Слоан терпеливо ждет, давая мне время прийти в себя. Пол под ногами наконец обретает твердость, однако Слоан все равно придерживает меня за плечо. Мы подходим к ее произведению искусства.

– Это масштаб, – говорит она, указывая на глаза, висящие над бессильно склоненной головой Торстена. – На моей карте один метр равен десяти километрам.

От Слоан исходит тепло вперемешку с ароматами имбиря и ванили. Подведя меня к первому слою лески, она заходит мне за спину и, положив руки на плечи, приподнимается на цыпочки, чтобы лучше видеть рисунок.

– Постарайся представить карту в трех измерениях. Первый слой – городские улицы. Второй – реки и болота. Третий – земля. – Она бережно обхватывает мою голову и поворачивает так, чтобы я видел все слои паутины с развешанными по ней кусками плоти под нужным углом. – Если бы эти идиоты-следователи наконец поняли мои подсказки, то загрузили бы фотографию каждого слоя в специальный софт для геодезистов и сумели бы восстановить топографическую карту. Кусочек из грудины в самом центре паутины – его дом. Остальные части тела – места, где он похищал своих жертв. – Слоан указывает на клочок кожи, обмотанный рыболовной леской. – Например, это мужчина по имени Беннет, которого он убил два месяца назад. Я сняла кожу с бицепса. «Б» – значит Беннет.

Я смотрю на Торстена – тот вяло шевелится. У него отрезан рукав, и под ним алеет участок оголенной плоти.

– Какой труд… – бормочу я.

Слоан убирает руки и встает рядом. Она смотрит на меня, заливаясь румянцем, но все-таки ухмыляется и закатывает глаза.

– По-твоему, лучше вязать крючком и кормить двенадцать кошек, а еще гонять с лужайки соседских детей?

– Ни в коем случае. – Я поворачиваюсь к ней, стойко выдержав тяжелый взгляд. – Хотя насчет детей согласен. Не люблю детские крики. Но, Птичка, – чтобы такое?.. Это шедевр!

Ее глаза теплеют. Уголки губ дергаются в чуть заметной улыбке. Она так близко, что тянет податься вперед и втянуть носом ее запах. Поцеловать. Запустить руку в черные как смоль волосы. Сказать, что считаю ее гениальной, хитрой и чертовски красивой. Что мне с нею весело. Что, несмотря на мерзкое самочувствие, я ужасно жалею, что нынешняя игра подходит к концу и нам надо расстаться. Какие бы ни были у нас отношения, мне мало. Я хочу большего, но боюсь, что если сделаю первый шаг, то оттолкну ее. Учитывая, как стремительно Слоан сбежала в ресторане и как долго я уговаривал ее вернуться, рисковать нельзя.

Поэтому я отхожу на пару шагов и прячу мысли за наглой ухмылкой.

– Странно, что у тебя нет двенадцати кошек. На вид ты настоящая кошатница.

Слоан толкает меня в плечо, и я смеюсь.

– Да пошел ты, красавчик.

– Завела бы в инстаграме [2] блог про кошачьи туалеты – заработала бы целое состояние.

– Я собиралась оказать тебе честь и позволить убить этого напыщенного ублюдка, но теперь не дождешься!

Бросив на меня последний взгляд – не такой уж, впрочем, и злой, – Слоан поворачивается и идет к столу, чтобы надеть новую пару латексных перчаток и взять скальпель. Торстен шевелится и стонет. Слоан снимает пробку с флакона с нашатырем и сует ему под нос.

2

Instagram – проект Meta Platforms Inc., деятельность которой запрещена в России.

– Пожалуйста, хватит, не надо…

– Знаешь что, Торстен… или Джереми? Так ведь тебя зовут на самом деле, да? Джереми Кармайкл.

Слоан встает рядом и поворачивается к своей паутине лицом, затем поднимает руку и легонько прикасается к подвешенному глазу.

– Ты похож на человека, которого я знала давным-давно…

Торстен вопит громче, почти визжит: Слоан ведет кончиком лезвия по его шее. Вслед за ним тянется красная царапина, и я с улыбкой гляжу, как незадачливый каннибал бьется в конвульсиях. Я хорошо изучил Слоан и знаю, что она будет делать дальше: одним взмахом рассечет вену и оставит жертву истекать в кресле кровью.

Последний мазок кисти на идеальном холсте.

– Тот человек заманивал к себе людей. Сулил им покой и защиту. А на самом деле лишал и того, и другого, – говорит она, с презрением глядя на трясущегося Торстена. – Совсем как ты, правда? Ты обещал нам вкусный ужин и приятную компанию, а сам одурманил и хотел убить. Вот незадача, вышло не так, как ты планировал.

– Прошу, пожалуйста, прости меня, я не…

– Дэвид, наверное, тоже умолял, когда ты решил поиграть в доктора и устроить ему лоботомию? Готова поспорить, что он орал во весь голос, а ты наслаждался. Самое забавное, мистер Кармайкл, что у нас с тобой много общего. Открою маленький секретик. – Слоан, сложив губы в убийственно красивую улыбку, наклоняется и шепчет ему на ухо: – Я тоже люблю, когда мои жертвы умоляют их отпустить.