Палач и Дрозд

Неожиданный шорох из темного угла заставляет меня подпрыгнуть. Я резко оборачиваюсь и вижу Дэвида – тот сидит на железном стуле рядом с посудомоечной машиной.

– Черт, – шиплю я, сгибаясь пополам и прижимая руку к сердцу, которое судорожно наполняется адреналином. – Какого черта ты здесь забыл?

Дэвид, разумеется, не отвечает. С тех пор как мы забрали его из особняка Торстена, он не произнес ни слова. Устремив пустой взгляд в пол, парень медленно раскачивается на стуле: такое иногда бывает, если он крайне взволнован.

Я подхожу ближе и, заглянув в пустое лицо, кладу руку на сутулое плечо. Дэвид понемногу успокаивается.

– Хорошо, что я пришел, дружище. А то сидеть бы тебе здесь до завтрашнего утра.

Отойдя в сторону, я гляжу на расписание смен. Там висит записка для Джейка, чтобы тот после завтрака отвез Дэвида в пансионат. Джейк – наш новый повар, он переехал из Сиэтла полгода назад и до сих пор оплошностей не допускал. Во вторник устрою ему разнос.

Дав Дэвиду стакан воды, я занимаюсь делом, ради которого пришел, – проверяю вытяжки. Одна из них не включается. Фильтры мешают увидеть причину поломки, поэтому я беру инструменты, иду к электрическому щитку и отключаю питание на кухне. Разобрав корпус, не сразу нахожу источник проблемы. Оказывается, один из проводов выпал из разъема. Изрядно повозившись, я собираю все обратно. На часах почти четыре.

– Дэвид, сейчас вернусь. Пойду включу свет, – говорю я, нахмурившись: парень опять нервно раскачивается на стуле. – Скоро придет Слоан, и мы отвезем тебя домой, хорошо?

Покачав головой, я собираю инструменты и убираю их в ящик; щелкаю рубильником в кухонном щитке и снова включаю вытяжки.

Потом возвращаюсь на кухню, но, обойдя плиту, замираю на месте.

В лоб мне упирается холодное дуло пистолета.

Невыразительный голос мужчины, держащего «глок», кажется странным – как и широкая ухмылка на его лице.

– Так, так, – говорит он. – Палач из Бостона собственной персоной…

Я поднимаю руки. Дуло больно вжимается мне в лоб.

– А еще с минуты на минуту здесь будет Прядильщик… Как бы ни хотелось разобраться с ней тоже, лучше нам с тобой остаться вдвоем: только ты и я. Так что заставь ее уйти!

В замке наружной двери скрежещет ключ. Нацеленный мне в лицо пистолет со щелчком снимается с предохранителя.

– Если не заставишь – я ее убью, – шепотом предупреждает мужчина, отступая в тень.

Он нацеливает пистолет в сторону двери, из-за которой в любой момент появится Слоан.

– А я полюбуюсь, как тебя при этом корежит.

Ключи

Слоан

Повернув ключ в замке служебного входа, я толкаю тяжелую стальную дверь. Убирая связку в карман, на секунду задерживаю ее в пальцах, гладя рифленые края. Мне редко доводилось держать в руках чужие ключи, поэтому маленький кусочек металла имеет для меня особую ценность – он открывает двери в ресторан, который очень дорог Роуэну. Когда я держу его в руках, душу греет мысль, что я тоже кое-что для него значу, раз он доверил мне ключи от своего сокровища.

Роуэну в последние дни приходится нелегко. Он испытывает колоссальный стресс и замыкается в себе. Если спросить напрямую, он скажет, что хочет оставить проблемы на работе и забыть о них хотя бы до утра. Понимая его состояние, я стараюсь не давить лишний раз и окружить его заботой. Однако сегодня утром его слова изрядно меня задели. Живот скрутило, а к горлу подкатила тошнота: впервые за долгое время мне в голову пришла одна нехорошая мысль.

Уж не я ли причина его бед?

Весь день я твержу себе, что Роуэну можно верить и он просто неправильно выразился. И все же тревожные мысли бьются в голове, словно насекомые о стекло. Если он сказал, что я ему не мешаю, значит… так и есть, верно? Все мы порой говорим глупости. Пройдет день-другой, и наши отношения наладятся, особенно когда «Палач и Дрозд» заработает в полную силу.

Я сжимаю в ладони ключи – доказательство того, что все у нас хорошо.

– Роуэн! – кричу я, подходя к двери в кухню. – В интернете мне попалась реклама, что на соседней улице открылся новый бар. На вид там здорово, у них есть патио на крыше. Давай…

Переступив порог, я осекаюсь.

Роуэн стоит, упираясь руками в столешницу. Плечи у него напряжены, подбородок опущен. Он смотрит на меня, и в глазах – бездна тьмы и отчаяния.

– Что такое?.. – спрашиваю я, замедляя шаг и останавливаясь. Сердце тревожно екает. Интуиция на все лады орет, что случилась беда. – Опять взорвалась плита? Ты не пострадал?

Я хочу подойти ближе, поднимаю руку, чтобы коснуться его плеча, но Роуэн резко выпрямляется и отходит. Я мгновенно застываю на месте. Сердце стучит быстрее.

– Все хорошо? – спрашиваю я снова.

Без малейшей нежности, ласки и толики тепла Роуэн произносит:

– Нет, Слоан. Все плохо.

Горло перехватывает, в животе растекается жар. Я бледнею под мрачным, напряженным, почти убийственным взглядом.

– Что случилось?

– Тебе надо уехать домой.

– Хорошо… Сейчас вызову такси и…

– Нет. В Роли. Ты должна вернуться в Роли.

– Я н-не… – Голос срывается. В носу едко щиплет. Глаза жжет. – Ничего не понимаю…

Роуэн проводит рукой по волосам, отворачивается и отходит на шаг, явно нервничая. Ужасно хочется подойти ближе, обнять его и положить конец безумному разговору, пока наши отношения окончательно не рассыпались.

– Что я сделала не так? Давай поговорим!

Роуэн сжимает переносицу и разочарованно вздыхает.

– Ты ни в чем не виновата. Просто у нас ничего не получится… Тебе лучше уехать домой.

– Но… Ты говорил, что мы, как нормальные люди, будем обсуждать свои проблемы и стараться их исправить.

– Мы не «нормальные люди», Слоан! Нельзя всю жизнь притворяться. Я говорил тебе об этом еще весной. В апреле. Десятого числа. Сказал, что не хочу быть таким же, как все.

Я трясу головой, пытаясь в мешанине мыслей найти хоть одно воспоминание о том разговоре.

– Не помню такого…

– Десятого или, может, тринадцатого. Без разницы. Я говорил об этом и в машине по дороге на прием. Сказал, что в моей жизни главное – ресторан. Хотя речь сейчас не об этом. Беда в том, что у нас с тобой ничего не выйдет. Я не смогу вести нормальную жизнь. И ты тоже. Двум монстрам под одной крышей не ужиться.

Я знаю, что нормальной меня назвать сложно, но и монстром себя не чувствую. Скорее, я воспринимаю себя как орудие. Меч правосудия, занесенный ради спасения всех, кто не способен защитить себя самостоятельно; возмездие для тех, кто не заслуживает помилования. Хотя, возможно, Роуэн прав. Есть вероятность, что я себя обманываю и на самом деле являюсь таким же чудовищем, как и наши с ним жертвы.