Палач и Дрозд

– Определенно выживу. Хотелось бы только поскорей избавиться от веревок.

Слоан молча кивает, не отрывая взгляда от распластанного по полу тела.

– Слоан…

Она не двигается.

– Любовь моя.

Она будто не слышит.

– Э-э-э… Птичка?

По-прежнему никакой реакции.

– Персик?..

Повернув голову, Слоан смотрит на меня через плечо. В крови, забрызгавшей щеки, видны дорожки от слез.

– Я же говорила, что порежу тебя на ремни, если хоть раз меня так назовешь.

– Птичка моя… – слабо улыбаюсь я.

В ее глазах видна тревога, а еще боль, которая выворачивает мне душу наизнанку.

– Любовь моя, я…

– Заткнись! – рявкает она и достает из кармана телефон. После первого же гудка из трубки слышится голос брата.

– Умница. Мой приятель, Коннор, ждет за дверью. Ему зайти? – спрашивает Лахлан.

– Не надо. Хотя за подкрепление спасибо.

– Все хорошо?

– Естественно. – Слоан смотрит на меня через плечо. В глазах у нее стоят слезы, но взгляд, которым меня смерили, поистине убийственный. – Разве что твоему брату-засранцу надо… залатать шкуру. Да и мне пригодилась бы помощь в уборке.

Лахлан хохочет.

– Фионн уже выехал. Для уборки у меня есть пара подходящих личностей – скоро прибудут. А пока Коннор проследит, чтобы в ресторан не вошли лишние. – Лахлан надолго замолкает, а когда снова начинает говорить, голос у него звучит серьезнее и намного теплее. – Спасибо, что присмотрела за моим братцем.

– Вырубай трансляцию. Не хочу, чтобы ты видел, как я режу его на кусочки.

– Сделай милость, лучше поцелуй его взасос, – советует Лахлан.

В ответ Слоан раздраженно хмыкает и сбрасывает звонок, после чего с грохотом швыряет телефон на разделочный стол. Затем поворачивается ко мне, сверкнув глазами и скрестив на груди руки.

– Будем считать, эта партия за мной.

– Согласен.

– То есть у меня три победы.

– Все верно. Спорить не стану.

– И я на тебя ужасно зла!

– Не сомневаюсь, любовь моя.

– Руки так и чешутся что-нибудь тебе отрезать!

– Прекрасно тебя понимаю. Только не член, пожалуйста. И не яйца. И лицо постарайся лишний раз не трогать.

Губы у Слоан дрожат. Суровая гримаса сменяется маской безразличия, но и та вскоре идет трещинами. Алые полосы и точки на щеках придают ей невероятно красивый вид, а слезы рвут мою душу на части.

– Ты разбил мне сердце!

– Знаю, любовь моя. Прости. Мне ужасно стыдно. Ты ведь понимаешь, что я сказал это лишь затем, чтобы вывести тебя из-под удара? Я должен был тебя прогнать, иначе он застрелил бы нас обоих.

В ее глазах блестят и переливаются слезы, собираясь капельками на кончиках ресниц.

– И я заслуживаю, чтобы меня любили! – При каждом слове она тычет в мою сторону окровавленным пальцем. – Я заслуживаю!

Мне до зуда в ладонях хочется обнять ее, хоть на мгновение, чтобы убедиться: Слоан жива и здорова. Просто видеть – этого мало.

– Любовь моя, пожалуйста… сними с меня веревки и давай поговорим нормально.

Слоан морщит лоб, пытаясь удержать на лице маску, но у нее не получается, а когда я чуть заметно улыбаюсь, она и вовсе теряет самообладание, прилипнув взглядом к моему шраму.

– Ну же, помоги мне встать, и я докажу тебе, как сильно, до беспамятства, тебя люблю… И если тебя не затруднит, захвати аптечку возле двери.

Глаза у нее вновь вспыхивают от злости.

– Иначе я заляпаю кровью весь пол… Не беда, конечно, но что-то я засиделся, хотелось бы размять ноги. И желательно без лишних дырок в туловище.

Помедлив секунду, Слоан подходит и начинает распутывать узлы: сперва те, которыми стул был примотан к ножкам ближайшего стола, затем те, которые впились мне в конечности. Наконец на пол падает веревка, удерживающая раненое запястье.

Избавившись от пут, я вскакиваю на ноги; не чувствуя боли, выдергиваю штопор и хватаю Слоан в объятия. Прижимаю ее к себе как можно крепче и беззвучно возношу молитву всем богам на свете. Она прячет лицо у меня на груди и заливает рубашку слезами.

– Я думала, что опоздаю… – повторяет она раз за разом. – Роуэн, прости… Я слишком долго разгадывала твои подсказки.

Взяв ее лицо в ладони, я смотрю в широко распахнутые зеленые глаза. Чувствуя в горле комок, упиваюсь ее видом и теплом. Еще чуть-чуть – и я потерял бы все, что мне дорого. Но Слоан здесь, рядом: с едва заметным запахом имбиря, размазанной подводкой и кровавыми веснушками на щеках.

Красивая как никогда!

– Ты не опоздала. Пришла в самый раз.

Она хочет улыбнуться, и ямочка проступает на щеке слабой тенью. Я знаю, что вся та чушь, которую я наплел, гораздо опасней, чем кажется, потому что я ранил Слоан в самое больное место. Пусть это было сказано лишь затем, чтобы уберечь ее от опасности, – подобные раны слишком глубоки и заживают очень долго.

Я ловлю ее взгляд, удерживая лицо между ладонями.

– Ты всегда заслуживала, чтобы тебя любили. Просто ждала человека, который полюбит тебя такой, какая ты есть. Позволь мне стать таким человеком.

Я прижимаюсь к ее губам, ощущая на них вкус крови, но почти сразу обрываю поцелуй, не давая ему затянуться.

– Я обожаю тебя всем сердцем, Слоан Сазерленд. С первой же минуты, как только мы встретились. Я люблю тебя много лет. И никогда тебя не брошу. Слышишь?

Слоан кивает, по-прежнему глядя на мой шрам.

– Может, ты и психопатка… – говорю я с ухмылкой.

Она недовольно щурится.

– Но ты – моя психопатка. А я – твой псих. Договорились?

Посмотрев наконец мне в глаза, она улыбается.

– И все равно ты чудовище.

– А ты меня очень любишь.

– Да, – говорит она. – Люблю!

Слоан встает на цыпочки, обхватывает руками мой затылок и притягивает к себе, чтобы прижаться лбом. Ее дыхание сладким ароматом ласкает мне губы.

– Очень-очень люблю, – шепчет она. – И тебе от меня не избавиться, потому что я никуда не уеду.

– Я этому рад.

Она прижимается к моим губам в поцелуе, и я вдруг понимаю одну простую истину, которая чувствуется в каждом ударе сердца, отзывающемся болью в изрезанных руках. Пусть весь мир перевернется, а реальность сотрется начисто: мы сами решим, какой будет наша с ней жизнь.

Краски

Слоан

– Мы опоздаем, – говорит Роуэн.

Впрочем, его не так уж это и волнует. Он занят другим делом: зарывается руками мне в волосы и, запрокинув голову, стонет, пока я облизываю ему член.