Паладин

Он ожидал, что Хьолу держали в плену порядочные люди, которым она просто мешалась, и они заперли ее в комнате, словно провинившегося ребенка. Но явившись в логово культистов, куда доставили паладиншу, он увидел в постели замученную и истощенную девушку, которую нельзя было оставить без надзора целителя.

Джессвел упал на колени у ее кровати, сокрушенный сожалением о ее участи. Хьола была рада видеть его, но смогла выразить это лишь взглядом. Джессвел же заплакал, склонившись над ее постелью.

Ему не верилось, что люди, которых он считал союзниками, сделали подобное с близким для него человеком. Не суд, не официальное тюремное заключение, ее просто похитили и пытали где-то в застенках инквизиторской резиденции. Зачем, почему?! Все эти вопросы Джессвел начал задавать лишь после того, как Хьола начала поправляться.

Целители и алхимики из секты Ондру были выдающимися мастерами, хоть порой и преступали законы церкви в своих методах, за пару недель они вернули Хьолу к прежнему виду, какой и запомнился Джессвелу в день их последней встречи. Но шрамы, оставшиеся на ее душе, лечению, увы, не подлежали, и Джессвел, как лучший друг, знавший Хьолу с детства, видел их, и от них было никак не отвернуться.

Поправившись, Хьола поведала другу, насколько на самом деле в Селиресте все плохо. Она начала с того, что пыталась понять, почему орден паладинов вымирает, и никто, казалось, не собирался его спасать, даже Селья. Она выяснила, что вымирание ордена паладинов, это сущая мелочь и лишь следствие всеобщего гниения, которое, как это водится, началось с головы.

Главой ордена паладинов внезапно стал древний маразматик, который грезил о временах былого величия. Это произошло буквально сразу после отъезда Джессвела из Сели-Ашта. Джессвел даже не был в курсе, потому что никогда не интересовалсяделами высших чинов. А полубезумный старик пришел к главенствующему месту в ордене, грубо сместив с этой должности предыдущего человека, который был, по сути, ставленником инквизиции.

Хьола узнала, что ей вовсе не померещилось, будто инквизиция постепенно расшатывает орден. Они действительно делали это целенаправленно на протяжении уже многих лет. Хьола была не первой и не единственной, кто доставлял инквизиции проблемы. Паладины стали одной из самых неприятных заноз, которая мешала инквизиции в их восхождении к тотальной власти в Селиресте.

Что самое страшное, инквизиция делала это не из каких-то приземленных шкурных интересов. Эти фанатики были абсолютно искренними в своих стремлениях. Они были глубоко убеждены в том, что Селирест наводнен культистами, ренегатами и диверсантами, и только жесточайшая диктатура церкви спасет королевство от неминуемой гибели. Все, кто придерживался более умеренных взглядов и предпринимал попытки обуздать разбушевавшуюся инквизицию, подозрительно часто исчезали, оказывались предателями родины или страшными коррупционерами. Даже в самой инквизиции были те, кто осознавал, что их организация свернула куда-то не туда, но просто не могли ничего поделать. Любое отклонение от избранного курса грозило смертью им и зачастую их родным и близким.

Жрецы и паладины неоднократно пытались воззвать к самой Селье, чтобы она вмешалась. Но епископ заявил, что богиня собственнолично считает, что каждому следует действовать в рамках своих возможностей, для этого власть в королевстве и была изначально разбита на несколько институтов. Согласно убеждениям самой богини, у нее не было полномочий, чтобы повлиять на ситуацию. В конце концов, какое ей дело до того, будет ли Селирест жить в условиях диктатуры или нет, для нее, как для божества-покровителя главным было, чтобы души поклонников продолжали питать ее силы. А уж если эти самые поклонники решили, что хотят жить при диктатуре инквизиции, это сугубо их личное дело.

Многие сочли это предательством и в Селиресте начался разброд и шатание. Люди в тихом ужасе перед тревожным будущим искали способы избежать его. И как это ни было иронично, именно это и поспособствовало расцвету множества культов и сект, за которыми так рьяно гонялась инквизиция. Получился замкнутый круг. Инквизиция гонялась за несогласными, люди роптали и присоединялись к несогласным, подкрепляя аргументы инквизиции о том, что враги повсюду.

Хьола, казалось, знала, что делать, но у нее было недостаточно могущества, чтобы реализовать свои планы. А планы были сверхамбициозными. Паладинша была уверена в том, что реорганизовать орден инквизиции или даже упразднить его полностью было недостаточно, недостаточно было и перемен во власти, включая королевскую семью. Она целилась еще выше, строя планы по свержению самой Сельи.

Джессвел продолжал сомневаться. Он не был уверен в том, все ли хорошо у Хьолы с головой, все-таки она долгое время пребывала в плену у инквизиции, Свержение Сельи звучало для него как полное безумие.

Хьола не относила себя к культистам Ондру, но была в довольно дружеских отношениях с ними, она относила себя к сепаратистам. Она хотела если не изгнать Селью совсем, то хотя бы загнать ее и самых фанатичных ее прислужников куда-нибудь, где они не будут мешать всем остальным жить их размеренной жизнью. При этом в культе находилось немало тех, кто разделял ее взгляды, а вместе с ними и тех, кто напротив считал, что это не Селью надо изгнать, а сектантам Ондру, как и прочим культистам отправиться куда-нибудь на поиски лучшей доли.

В отличие от поклонников Сельи, культисты Ондру не казнили на площадях всех тех, кто был с ними несогласен. Хьола часто приводила это в качестве аргумента своей лояльности культистам и неприязни к Селье. При этом Джессвел не мог перестать удивляться тому, что паладинша все еще была благословлена богиней, она не сделала ничего, что могло бы спровоцировать проклятье. Хьола считала, что это является одним из наиболее наглядных подтверждений преступного безразличия богини к своим поклонникам.

Хьола уговаривала Джессвела помочь ей, обращаясь к нему и как к верному защитнику королевства, и как к другу. Но паладин отказывался. Он продолжал поддерживать с ней контакт, опасаясь, что если отвернется от нее, то сделает хуже всем. В разговорах он пытался убедить ее отказаться от радикальных намерений и просто затаиться где-нибудь да жить себе спокойно.

Но все же медленно-медленно, день за днем подруга подтачивала Джессвела и убеждала в своей правоте. Вмешаться в происходящее, несомненно, надо было. Просто Джессвел был не силен в интригах и расследованиях, он боялся, что его могут просто обвести вокруг пальца, как дурачка, а потом он окажется во всем виноват.

Джессвел не планировал задерживаться в Сели-Аште надолго, он думал, что быстренько слетает в столицу, разберется с пропажей подруги, а потом они вместе отправятся куда-нибудь, где нужен разящий меч паладина. Парень никак не ожидал столкнуться с такими сложностями. Их с Хьолой борьба друг за друга продлилась целый год.

За этот год грызня в королевстве достигла своего апогея. Церковные законы все ужесточались. Под запрет попадало все больше магических инструментов. Рассматривалась даже возможность запрета таких элементарных вещей, как обезболивание при помощи магии, а кое-кто из радикальных инквизиторов призывал запретить магическое целительство совсем. Маги массово бежали из Селиреста, кто-то в Тундру, кто-то на восток, надеясь, что рассказы о создании фронта сопротивления там – не просто сказки.

Джессвел знал, что это не сказки. Хьола и ее подельники активно в этом участвовали. Они многое недоговаривали их сомнительному союзнику, так что детали были ему неведомы. Но он отчетливо видел, что восточный Селирест готовится отколоться. Паладин считал это катастрофой, ему хотелось выть от бессилия, он не знал, что с этим делать. Он даже не мог никому рассказать об этом. Джессвел не донес о ячейке культистов сразу, а значит, его приговорят к казни вместе с остальными, если раскроют. Он уже был готов встать с Хьолой на одну сторону, но вовсе не потому, что считал ее правой, это было просто вопросом выживания. Умирать ему как-то совсем не хотелось, на чьей бы стороне он ни был.