Паладин
Шрифт:
– Похоже на работу инквизиции… – задумчиво протянула волшебница, однако не стала спешить с выводами, дабы не пугать Джессвела.
– Я надеюсь на лучшее, – сокрушенно отозвался Джессвел. – Она не единственная, кто потерялся во время этой войны. Орден умудрился прозевать сотню афелешцев! Они вам не попадались?
Ни Фелиссия, ни кто-либо из ее соратников ничего не знали об этой ситуации. Паладинов Афелеша отправили на западный фронт на помощь Акрефу, но в городе Джессвелу сказали, что даже не подозревали об этом и не готовились размещать у себя целую сотню паладинов. В итоге исчезновение афелешцев так и осталось тайной, покрытой мраком. Они пропали полным составом вместе с настоятелем своего монастыря.
В перерывах между обсуждением насущных вопросов Джессвел нахваливал печенье и конфеты, которыми его угощали. Конфеты были роскошью, которую мало кто мог себе позволить. Мед и сахар были очень дорогими. Вторник позаботился о том, чтобы этих запасов было в катакомбах в достатке. Они долго хранились, и он счел их идеальными пищевыми ресурсами. Некромант выторговал у контрабандистов целый склад в обмен на раритетную выпивку, хранившуюся в подземелье лича с незапамятных времен.
Когда речь зашла о Вторнике, Фелисия рассказала Джессвелу, что тот увлекся ботаникой и кулинарией, что немало позабавило паладина. Вся эта стряпня была делом рук Вторника, красные цветы так же были выведены им. Друзья так и называли их – красные вторники.
Именно Вторник был главным помощником Фелисии в ее изысканиях, когда она пыталась уложить Крэйвела в лечебный сон. Он же помог ей добиться омоложения. От Вингриса, склонного к капризам, помощи было не дождаться, а вот Вторник всегда был на подхвате. Они использовали для омоложения Фелисии запрещенную в Селиресте магию времени. Это была довольно тяжкая процедура, которую невозможно было провести самостоятельно. Суть заключалась в том, чтобы буквально отмотать время назад для выбранного объекта, в данном случае – человека. При этом объект заклинания претерпевал в ходе процесса все те изменения, которым подвергался за отмотанный срок. Маги Тундры обычно не пользовались этим методом, так как им было трудно найти достаточно доверенного человека, который мог бы провести над ними этот ритуал и помочь оклематься после него. Фелисия приходила в себя несколько дней и чуть не сошла с ума, но она была довольна результатом.
– Как думаешь, как он отреагирует? – спросила она Джессвела, говоря о Крэйвеле.
– Поворчит и угомонится. Дружба с личами и ренегатами его не беспокоит, как я вижу, – ответил Джессвел. – Если мне не изменяет память, вы вместе более десяти лет. Не представляю, каково это безответно любить целых десять лет! – поразился он.
– Да, это нелегко, – признала волшебница. – Не ожидала, что нечто подобное может случиться со мной. В молодости я считала себя хозяйкой своего сердца. Когда я потеряла надежду добиться от Крэя взаимности, я подумала, что это чувство просто пройдет. Но оно все не проходило и не проходило... и вот я здесь. Готова ждать сколько потребуется, пока он выспится...
– А как ты поймешь, что он выспался?
– Я могу просматривать и корректировать его сны. Стараюсь, чтобы он видел что-нибудь приятное. Безмятежные сады, прекрасные парки, умиротворенные пейзажи. Когда он наберется сил, чтобы жить дальше, я пойму. Но пока он спит даже во сне.
– Ого! Вот это я понимаю усталость!
Вингрис в дискуссии практически не участвовал, подавая голос лишь тогда, когда речь заходила о чае, печенье или убранстве. Он, подобно Вторнику, был поглощен бытовыми хлопотами, и они казались ему крайне приятными. Он объяснял это тем, что столь могущественным магам нужно было как-то развеиваться после длительных и кропотливых исследований, которым они уделяли годы, а порой целые десятилетия.
Древний лич был убежден в том, что Крэйвела сгубили не пережитые трагедии, и не долголетие, к которому тот был не готов, а трудоголизм. Крэйвел не умел отдыхать и расслабляться, всегда был занят
исполнением своего паладинского долга. Конечно, тут впору было свихнуться. Древние маги находили время и делу, и потехе, в этом и заключался секрет их устойчивости к разрушительному воздействию времени.Вингрис так же посвятил Джессвела в дальнейшие планы своего друга-паладина. Лирэй отправился в Тундру, чтобы лучше изучить то, что там вообще творится. Эту попытку отвоевать себе немного хорошей земли темные маги с треском провалили. Но следующая может оказаться более успешной. Лирэй счел, что Селирест больше не может себе позволить игнорировать проблемы своих соседей.
Лирэй и его друзья смогли выйти из бойни без потерь, но в следующий раз им может повезти меньше. Желанной славы и почестей, правда, Лирэй не получил. Никто бы не поверил, что он удержал фронт в одиночку, а его сотрудничество с некромантом, древним личем и волшебницей сомнительной репутации было информацией не для широкой огласки.
Множество других тем было так же поднято за этим чайным столом. Столь же много вещей они так и не успели обсудить. Но Джессвел обещал, что еще вернется в Акреф, так что решил, что пора прощаться, пока его не потеряли близкие. В Катакомбах Вингриса он узнал все, что хотел. Оставалось только разобраться с пропажей Хьолы.
В Акрефе он провел еще один день, после чего, попрощавшись с домочадцами, отправился в Сели-Ашт. Еще один долгий одинокий полет. Джессвел понял, что ему совсем не нравится странствовать без компании. Он с тоской вспоминал те времена, когда их отряд насчитывал пятерых человек и коня, хотелось вновь обрести интересных спутников. Но пока никто не подворачивался. Месяц дороги Джессвел развлекал себя похабными песенками, а по ночам страдал от дурных снов и панических атак, с которыми некому было помочь справиться.
В Храме Справедливости Сели-Ашта Джессвел сразу же спросил про Хьолу. Квартирмейстер сказал, что освободил ее комнату еще в середине зимы, в связи с тем, что паладинша перестала приходить. Ее латы и походное снаряжение так и осталось храниться в оружейной. Джессвел пришел в ужас. Никто во всем храме не знал, куда подевалась его подруга. Многие ассоциировали ее исчезновение с вмешательством инквизиции или заказным убийством, так как девушка многим в столице встала поперек горла. Вот так вот, Джессвел уехал в Парахраст на верную смерть и выжил, а Хьола сгинула в этом с виду комфортабельном серпентарии.
Эти новости подкосили и без того тревожного паладина. Он устал после длительного пренеприятнейшего перелета, скорбь по погибшим все еще душила его, а тут еще и исчезновение лучшей подруги. Завидев паладина в столь подавленном состоянии, жрецы поспешили напоить его успокоительным и уложить спать. На утро ему стало лишь чуточку лучше.
Пока Джессвел болтался по храму и предавался печали, пытаясь придумать, что ему делать дальше, его заприметил паладин, который явно большую часть жизни проводил по уши в административной работе, а не в боях. Он подошел к Джессвелу и поздоровался. Тот сморщился при виде пижона. Он был одет не в латы, а в светский наряд, по мнению Джессвела, чрезмерно вычурный для паладина, кроме того, от него пахло дорогими духами.
Узнать в приставале представителя ордена можно было только по эмблеме, которую мужчина гордо носил на груди, на ней была выгравирована фамилия одной из аристократических семей Селиреста. Кажется, он пытался подражать афелешцам, но ему это едва ли удавалось. Он выглядел оборванцем, дорвавшимся до денег, на фоне сдержанных, строгих и элегантных кумиров. Джессвел не хотел с ним говорить.
Этот щеголь вызывал впечатление ушлого типа, и Джессвел даже подумал, что это притворщик. Он уделил ему немного больше внимания, пытаясь понять, мошенник перед ним или нет.