Память льда
Шрифт:
И Паран увидел, какую цену пришлось заплатить Аномандеру Рейку за свой дерзкий замысел. Из трещин неиссякаемыми потоками хлестала вода. А базальтовая крепость поднялась уже на две трети. Семя Луны медленно поворачивалось. Показался уступ, на котором стояла знакомая фигура.
Воспоминания… ушли. А десятки тысяч душ оставались, замерев в молчаливом ожидании.
«Идите же ко мне. Я готов взять на себя вашу боль».
«Но ты ведь смертный».
«Да, я смертный. Ну и что?»
«Ты не сможешь выдержать нашу боль».
«Смогу».
«Ты не сумеешь избавить нас от
«Я должен это сделать».
«Итковиан, ты замахиваешься на невозможное».
«Не будем терять времени, т’лан имассы. Откройтесь мне. Прямо сейчас».
Волна неимоверной высоты поднялась перед Итковианом, вознеслась к небесам, точно башня, а затем обрушилась на него.
Т’лан имассы не увидели в глазах несокрушимого щита ни страха, ни растерянности. Только ободряющую, зовущую улыбку.
Семя Луны медленно надвигалось на город. Потоки воды, хлещущие из его недр, слабели. Каладан Бруд смотрел на ярко-красные волны магии Куральда Галейна, сжигавшие паннионских орлов-демонов. Оба дракона держались поодаль.
Базальтовая крепость вдруг накренилась на один бок. От нее откололась внушительная глыба и скользнула вниз — к крепости.
Уцелевшие малазанцы, баргасты, «Серые мечи», горстка бойцов из легиона Ворчуна — все бросились через каменный мост к полуразрушенным Северным воротам. Им больше никто не угрожал. Восточный край стены был совсем пуст. Куда подевались паннионские маги — это знал один лишь Худ.
Внутри города полыхали пожары. В небе появились черные моранты на кворлах. Между ними, возбужденно галдя, летали великие вoроны. А купол Куральда Галейна все ширился и ширился, накрывая собой весь город.
«Ритуал открытия магического Пути вобрал усилия всех тисте анди. Такого не было многие тысячи лет, с тех самых пор, как народ этот появился на земле. Ох, Огнь, что принесет всем нам их священный Ритуал?»
Душа Каладана Бруда цепенела от осознания полнейшей своей беспомощности. Его, могущественного Воеводу, тисте анди сделали простым очевидцем собственного могущества.
Корлат с благодарностью ловила потоки живительной магической силы. Ее глаза, как и глаза Орфантала, были устремлены на знакомые очертания Семени Луны.
Базальтовая крепость умирала и торопилась до конца выполнить свою миссию.
Корлат следила за тем, как Семя Луны приближалось к парапету крепости, к тому месту, где стоял Паннионский Провидец… яггут, сжимающий в руках Финнэст. Застыв на месте, он ошеломленно следил за надвигающейся горой.
Тьма пришла в этот мир. В это место, в этот город. Тьма, которая уже никогда не развеется. И город сей отныне будет называться Черным Кораллом…
Видя, как сжигатели мостов отступают и гибнут под натиском урдов, госпожа Зависть поняла, что неверно истолковала последние слова Хватки. То была не самоуверенность, даже не бравада. Скорее замечание, исполненное глубокого фатализма, наверняка типичного для этих солдат, но совершенно нового и непривычного для самой Зависти. С малазанцами она сталкивалась впервые.
— Что за странная манера выражаться? — досадливо повела плечами чародейка.
Сообразив, что паннионцы перебьют сейчас всех сжигателей мостов, госпожа
Зависть решила действовать и легким движением руки уничтожила десятерых паннионцев. Но она спохватилась слишком поздно. На ногах оставалось лишь двое малазанцев, да и те изрядно раненные. Колдунья видела, как сжигатели мостов наклонялись над павшими товарищами. Только один оказался живым, хотя и он уже находился совсем недалеко от врат Худа.В коридоре послышались чьи-то шаги. Госпожа Зависть нахмурилась и снова подняла руку.
— Постой! — заорала Хватка. — Это же Молоток! И Штырь! Валите сюда быстрее, придурки!
Следом за теми, кого малазанка назвала Молотком и Штырем, брели еще двое солдат в форме сжигателей мостов. Баргасту досталось сильнее, чем остальным: сплошные рваные и колотые раны, еле прикрытые клочьями доспехов. На глазах у госпожи Зависти бедняга пошатнулся и рухнул, успев оскалить зубы в предсмертной улыбке.
— Эй, Молоток!
Рослый мужчина, шедший впереди, обернулся и тут же поморщился от боли. В правом плече у него зияла сквозная рана. Скрипя зубами, он подошел к баргасту.
— Ты уже ничем ему не поможешь, — обратилась к Молотку чародейка. — Силы твоего магического Пути исчерпаны, и ты это знаешь. Идите оба ко мне. Теперь я займусь исцелением. А ты, лейтенант, тоже хороша… Надо было честно ответить на мой вопрос, и тогда дела сейчас обстояли бы не столь печально.
Вытирая кровь с лица, Хватка очумело глядела на нее.
— Что, ничего не помнишь? Пожалуй, это и к лучшему… А теперь идемте прочь отсюда. Здесь оставаться нам нельзя.
Магия Куральда Галейна просачивалась уже и сюда.
— Вниз, немедленно вниз! — закричала госпожа Зависть. — Иначе… — Она не договорила.
Никто и не пытался с нею спорить. Четверо сжигателей мостов, подхватив на руки пятого, послушно двинулись вслед за колдуньей.
Осколки кости чиркнули по стене. Тлен попятился, выронив меч. Камень со звоном ударился о камень. А над головой т’лан имасса Мок уже занес оба железных меча и… вдруг отлетел к противоположной стене, ударившись о груду дерева и металла.
Тлен поднял голову.
Большая черная пантера медленно и неслышно двигалась к бездыханному сегулеху.
— Сестра, не тронь его. — (Одиночница замерла и обернулась.) — Оставь его, тебе говорят.
Пантера повернулась к нему и превратилась в женщину.
Однако ярость продолжала светиться в глазах Килавы, когда та шагнула к брату.
— Он тебя победил! Тебя! Первого меча!
Тлен тяжело нагнулся, подбирая с пола свое древнее оружие.
— Да, — только и ответил он.
— Но он же смертный!
— Отправляйся в Бездну, Килава.
Т’лан имасс выпрямился и вновь привалился к стене.
— Позволь мне разделаться с ним. Я убью его, и ты снова станешь непобедимым.
— Эх, сестра, — вздохнул Тлен. — Как ты не понимаешь? Наше время прошло. Мир стал другим, и нельзя навязывать ему свои законы. Мок, на которого ты напала сзади, — Третий у сегулехов. А есть еще Второй и Первый, и их искусство владения мечом значительно превосходит умение Мока. Понимаешь, Килава? Оставь его… и всех других тоже.