Para bellum

А потом, следом, взяться и за торпедоносец.

Дорнье просто так на сделку не пошел. Ему и в Швейцарии было хорошо. Поэтому пришлось поманить его большим заказом на летающие лодки. Адаптированные, разумеется, под двигатели, выпускаемые в СССР. С заводиком по их выпуску в Ростове-на-Дону.

Сразу и много.

И с определенными перспектива.

В первую очередь, конечно, Dornier Do J и R. Эти двух и четырехмоторные летающие лодки могли эксплуатироваться очень широко по Союзу, серьезно расширяя транспортные возможности.

Но главное это гигант Dornier Do X.

Последний генсеку приглянулся еще до того, как был построен и даже взлетел. Все-таки 54 тонны взлетной массы в 1929 году для летательного аппарата тяжелее воздуха — это невероятно много. Да, не самый эффективный аппарат. Но свои 5 тонн полезной нагрузки он нес аж на 1700 км, позволяя брать на борт до 150 человек.

В оригинальной истории самолет, как говорится, «не взлетел». Не нашел своей ниши. Грянувшая Великая Депрессия похоронила под собой очень многие предприятия, конструкции и идеи не потому, что они были плохи, а потому, что в сложные годы как правило выживают прежде всего «серые мышки». То есть, неприхотливые, невзрачные решения максимальной адаптивности и универсальности. Не только в технике. Вообще. В мире животных великие вымирания происходили по этим же принципам, оставляя только наиболее невзрачных и посредственных особей, которым не требовалось много.

Здесь же… иметь под рукой такой агрегат Михаил Васильевич очень хотел. Благо, что задач для него можно было найти вагон и маленькую тележку. Как в военной сфере, так и в гражданской. Понятно, не тысячи, но десятки, может быть даже сотни аппаратов очень даже пригодились бы…

Работы над И-3, кстати, происходили под большим впечатлением от скандала вокруг И-2. Стеклопластик, из которого его изготовили, действительно имел куда лучшие эксплуатационные качества, чем дюралевые сплавы[3]. Но… после первого пробного обстрела планера выяснялась неприятная особенность — он очень плохо ремонтировался. Точнее дырки эти можно было заполнить смесью из стекловолокна и эпоксидной смолы. Но прочность поврежденных участков резко снижалась, ведь волокна располагались компактно, клубком, а не расползались широким полем. Вылетать такие пробки не вылетали. Но две-три такие пробки рядом серьезно ослабляли конструкцию и могли привести к трагедии.

Дюралюминиевый же корпус позволял заменить кусок обшивки без утраты ее качеств. Он ведь на заклепках собирался. Высверлил. Приложил новый кусок обшивки. Приклепал. И все…

Так что, после долгих дебатов комиссия пришла к выводу — из стеклопластика строить планеры самолетов только для гражданского использования. То есть, такие, которые не должны подвергаться регулярному пушечно-пулеметному обстрелу с последующим ремонтом. Ну или сверхлегкие, максимально требовательные к массе. А И-2 стали переделывать в дюрале. Заодно лихорадочно работая над повышением мощности двигателя, которого теперь ему не хватало. Благо, что компания Pratt Whitney к концу 1929 года уже полностью переселилась в Союз. Целиком. И оборудование вывезла, какое смогла, и людей, и все свои наработки, и не только свои. Так что двухрядную звезд на базе своего двигателя R-1340 Wasp они уже «пилили» со всем возможным радением…

Все эти истории с самолетами, равно как и «зенитные» страсти, привели к ряду изменений в системе вооружений. Старого патрона 20x70RB Becker больше не хватало, как в оригинале, так и в 13-мм версии для закрытия всего спектра задач. Поэтому его оставили для авиации, равно как и 13х80RB. Да невысокая баллистика, но там и дальности были скромными. Зато оружие получалось легким, имело скромный импульс отдачи и возможность в том же весе взять несколько больший боекомплект.

Вместе с тем компания Mauser, активы которой к концу 1929 года уже на 59 % находились в Союзе, разработала увеличенные версии указанных боеприпасов. А именно 13х100RB с баллистикой и энергетикой плюс-минус эквивалентной знаменитому.50 BMG, и 20х138RB. Ну и занялась конструированием оружия под эти задачи. Точнее не конструирования, а доведения существующих образцов, основанных на базе знаменитого Oerlikon.

Почему Фрунзе так прицепился к эрликонам? Почему не взял те же «браунинги[4]», благо, что обстоятельства позволяли? Потому как оружие это было крайне интересное. Свободный затвор с опережающим накалыванием капсюля, из-за чего ощутимо смягчался и удар затвора в крайнем переднем положении, и сила, с которой затвор отбрасывало назад. Фишка конструкции заключалась в простоте, дешевизне и технологичности. Что 12,7-мм BMG, что еще не существующий 12,7-мм ДШК были принципиально более трудоемкими в плане изготовления механизма. По сути — тут выходили этакие 13-мм и 20-мм варианты ППШ. Ну, чуть посложнее из-за опережающего накала капсюля, но не принципиально.

Потом же, после завершения этих проектов, компании Mauser предстояло засесть за разработку 20-мм шестиствольного «гатлинга» с электрическим приводом. В качестве перспективной малокалиберной зениткой установки. Сразу под 20x138RB.

Где-то «на горизонте» еще болтался Карл Гаст со своей конструкцией. Но пока у него не получалось получить что-то вменяемое под патрон сильнее 13х80RB. Да и то работало неуверенно, нестабильно с частыми поломками механизма. Кроме того, нередко шло распатронивание выстрелов, а создавать отдельные боеприпасы под них не хотелось. Но Фрунзе его все равно финансировал, в надежде на успех, держа в уме автоматические пушки Грязева и Шипунова как факт того, что перспективы есть.

Компания же Rheinmetall, которая всеми правдами и неправдами перебиралась в Союз из французской зоны оккупации, трудилась над 40-мм автоматом под патрон 40x365mmR по схеме Бофорса. Тот уже был готов во всем, кроме механизма подачи, будучи, по сути, несколько доведенной версией 57-мм полуавтоматического шведского же орудия Finspang аж конца 19 века. Так что «скомуниздить» его не представлялось какой-либо трудностью, тем более, что у Rheinmetall была своя доля в компании Bofors.

Короткий ход ствола в зенитных и универсальных орудиях был очень долгоиграющим и перспективным трендом. Более того — он вполне подходил для масштабирования. Именно он использовался как на 37-мм 61-К, являвшейся вариацией оригинального Бофорса, так и на таких мастодонтах, как 100-мм автомат А-190. На последнем, понятное дело, сходство оставалось только на уровне принципов и идей, но разве это что-то меняло? Да и 57-мм семейство С-60 — одного из самых массовых зенитных автоматов послевоенного СССР тоже к этой технологической ветке относилось.

Rheinmetall был в Союзе всецело сосредоточен на автоматической артиллерии. Пока на 40-мм, но вообще Фрунзе очень хотел увидеть отработанную 102-мм/60 пушку Обуховского завода образца 1909 года в автоматическом варианте. По компоновочной схеме А-190. Понятно — не быстро. Понятно — не сразу. Понятно — без современной электромеханической начинки. Но преимущество, которое бы давало 102-мм длинноствольная пушка, например, в нише универсальной корабельной артиллерии было сложно переоценить. В сочетании с радиовзрывателями такой 102-мм автомат открывал новые горизонты огневой эффективности для корабельной зенитной артиллерии…

— Часто падают? — спросил Фрунзе, наблюдая за тем, как И-3 в очередной раз не смог сесть на палубу.

— Один. — мрачно ответил вице-адмирал, командующий всем этим безобразием.

— Всего один? — удивился генсек. — Я думал вы утопили как минимум пять самолетов.

— Осторожничаем.

— Темните.

— Три упало, — заметил его зам. — Но мы два уже восстановили.

— Ну и зачем вы врете? — нахмурившись спросил генсек у вице-адмирала.

— Так это…

— Что это?

— Не верно вас понял, товарищ генсек. Вот, не подумав, и ответил глупость. — сказал, а сам на своего зама скосился с очень нехорошим и многообещающим взглядом.

— Устали.

— Устал, товарищ генсек. Вот иной раз язык и заплетается.

— Тогда вот что. Отдохните. Месячишко-другое. Сколько потребуется. Дело то важное. Здесь лишний раз ошибаться нельзя.

— А…

— Что-то не понятно?

— А дела кто будет вести? — как-то растерялся вице-адмирал.

— Вот зам ваш и будет. Заодно посмотрим, насколько толковое пополнение вы вырастили.