Paradisus

стенках вагонов. Затем – накидывали снег. Поезд уже походил на гигантский,

продолговатый сугроб.

Ко мне подошел начальник саперной бригады.

– Путь чист, конунг.

Я кивнул, коротко бросил:

– По вагонам.

Кто-то рядом подхватил.

– По ва-го-на-аам!

Стрелки принялись по очереди сдавать пилы начальнику хозвагона. Каждый

стремился поскорее шмыгнуть в теплушку, отчего возникали толкотня и ругань. В

толпе я мельком увидел лицо Машеньки, – все в сиреневых кровоподтеках и

ссадинах. Черные глаза стреляли злобой.

Я отвернулся и зашагал к своему вагону.

Поезд вполз в город.

Я сидел с Олегычем в кабине машиниста. Мертвые здания, точно гнилые

зубы, торчали из темной пасти ночи. Кое-где вспыхивали огни - последние прости

далеких пожаров. Тверь казалась еще более уродливой и мрачной, чем другие,

уже виденные мной мертвые города. У развалин вокзала замерли составы,

грузовые и пассажирские. В пассажирских - я не сомневался - на нижних, верхних

полках, за столиками у окон, - скелеты бывших: женщин, мужчин, детей.

На карте это место обозначено как «нулевой район».

Скрежеща, поезд остановился. Олегыч повернулся ко мне, вытирая

засаленным рукавом вспотевшее лицо.

– Приехали, конунг.

Вокруг - ночь. Привыкшее к реву мотора ухо отказывалось воспринимать

тишину. Казалось, кто-то идет по шпалам к носу локомотива и вот-вот постучится

в лобовое стекло.

– Конунг, есть будешь?

– А?

– Не желаешь, спрашиваю, пожрать со мной?

– Нет, Олегыч.

Машинист пожал плечами, выбрался из продавленного кресла, и, слегка

пошатываясь, побрел по узкому проходу машинного отсека в свою каморку. Там

загорелся свет и послышался стук кастрюльной крышки. Странный человек, он

еще может думать о еде… Впрочем, его работа на данном этапе завершена,

Олегыч может расслабиться. Моя же только начинается и, откровенно сказать, я

предпочел бы достать с неба луну, нежели заниматься этой работой.

Отряд продвигался по Нулевому району.

Замаскированный поезд остался позади под надзором Олегыча и

пулеметчика. При дневном свете Нулевой район производил не такое гнетущее

впечатление, как ночью.

Снег блестел на солнце, поросшие кустарником здания порождали мысль о

том, как здесь было раньше. Дома невысокие, двух либо трехэтажные, значит, их

жители хорошо знали друг друга, может быть, даже ходили в гости по-соседски.

Под развешенным бельем, белоснежными простынями и наволочками, стучали

костяшки домино. Дети с криками гоняли мяч по пыльной площадке между

качелями и стиркой. Дядя Семен кричал из окна «Вот я вам!», когда мяч громко

ударял по стоящему во дворе «жигуленку». На лавочке у подъезда, как седые

мойры, сидели старушки…

– Аа!

Прямо на меня из дверного проема выскочил игрок. Я успел разглядеть

всклокоченные седые волосы. Заточка со свистом пролетела в считанных

сантиметрах от моей щеки. Позади кто-то вскрикнул.

Я не успел вскинуть автомат. Зато успел кто-то за моей спиной.

Свинец взрезал лохмотья на теле игрока; он завалился на спину и замер.

– Конунг, ты не ранен? – испуганный крик. Кажется, Белка.

Я обернулся.

Белка держал автомат наизготовку; еще несколько бойцов целились в

распластанное на снегу тело.

– Опустите.

Стрелки подчинились.

– Ты в порядке, конунг?

Я кивнул, вспоминая просвистевшую у щеки заточку и короткий,

болезненный вскрик.

– Кого зацепило?

– Кастрата.

Николай лежал на спине, раскинув руки. Заточка вошла чуть пониже шеи, в

ключичную впадину прямо над правым плечом. Автомат Николая валялся у его

головы, надавливая прикладом на висок. Я отбросил оружие в сторону, в сугроб.

– Николай.

Глаза истопника приоткрылись. Губы дрогнули.

– Артур.

Я наклонился.

– Он… здесь…

– Что?

Розовая пена, поднимающаяся ко рту по горлу Николая, не позволила ему

договорить. Судорога сотрясла хлипкое тело, он затих.

Незаметным движением я закрыл стекленеющие глаза истопника и

поднялся.

4

ЧП

Параграф восемь инструктивного приложения к УАМР имеет название

«Лагерь стрелков». Здесь четко описано, как надлежит организовывать

дислокацию отряда в условиях враждебной территории, какой глубины вырыть

окопы, сколько мешков песка необходимо водрузить перед пулеметной командой

и какой формы предпочтительнее делать бойницы. Я не в первый раз убеждаюсь,

что человек, сочинивший инструкцию, звезд с неба не хватал. Никто и ничто не

заставит уставших стрелков взяться за лопаты и колупать промерзлую землю; а

где автор инструкции видел в мертвых городах мешки с песком, известно ему

одному. Скорее всего, он просто не бывал в мертвых городах.

На серой стене одноэтажного здания сохранилась ржавая табличка с едва

различимыми буквами: «Ул. Пролетарская, д. 13». На одну ночь - это адрес моего

отряда.

Бойцы укладывались вповалку на трухлявый пол барака. Без возни, без

ругани - это место не располагало к шуму. Кое-кто, достав паек, жевал тварку, но

большинство стрелков уснуло, едва их головы коснулись пахнущего плесенью

дерева.

Мне не спалось. Я сидел, прислонившись спиной к холодной стене.

Вездесущая луна высвечивала лежащих на полу людей. На стенах сохранились

рисунки и надписи бывших, значит, барак был оставлен еще до Джунглей.