Paradisus

На этот раз Кляйнберг ошибся: я вовсе не демократ и советоваться со

стрелками мне никогда не приходилось. Но в западне мой мозг перестроился на

новую волну, словно перегорел датчик, отвечающий за субординацию между

мною, конунгом Армии Московской Резервации, и моими подчиненными. Теперь я

готов был не только выслушать мнение обреченных на смерть бойцов, но и

прислушаться к нему.

Лица стрелков темны и нахмурены. Коридор полон страха - густого,

непролазного, как Джунгли, из которых мы явились сюда.

– Я не верю ему, конунг, - горячо зашептал Белка, сверкая глазами. – Он

лжет. Он не отпустит нас.

– Что ты предлагаешь?

– Прорыв…

– Какой, нахер, прорыв? – процедил сквозь зубы Джон. – Они перемочат нас,

как щенков.

– Так может, вызовешься на поединок? – прошипел Белка.

– Пошел ты, - сплюнул Джон.

Бойцы зашумели.

Новый датчик включился у меня в голове.

– Заткнитесь все, - приказал я. – Мы воспользуемся правом на поединок.

В коридоре повисла тишина, а снаружи донесся крик Кляйнберга,

призывающий нас поторопиться.

– Зубов.

Самый сильный боец моего отряда уставился на меня. У Зубова худое и

морщинистое лицо, а тело - крупное и мускулистое. Обычно он молчалив, но под

кокаином становится буйным: в такие минуты необходимо не меньше четырех

бойцов, чтобы утихомирить его.

– Зубов, ты примешь участие в поединке.

– Так точно, конунг.

Лицо Зубова не выразило ни страха, ни удивления.

– Твою мать! Ты испытываешь мое терпение, конунг.

– Не ори, Кляйнберг! Мой боец готов.

– Прекрасно! Выходи, Артур. И не ссы, питеры свято чтут Устав.

Ой ли?

Ни времени, ни возможности для сомнений не было. Махнув рукой, я повел

отряд в короткий и, вероятно, последний поход.

Я и со мной два бойца - больше не позволял дверной проем - вышли из

школы первыми. Нас встретили наглые ухмылки и матерные окрики питеров,

выстроившихся полукругом так, чтобы дула их автоматов глядели аккурат на

выходящих (то есть на нас). Это было очень похоже на западню и мне стоило

немалого усилия воли, чтоб не повернуть обратно, под защиту стен. Питеры

внешне ничем не отличались от нас: такие же рожи, такие же шлемы и

обмундирование.

Тот, с кем я перекрикивался едва ли не полчаса, стоял в центре полукруга

и целился из АКМ мне в лоб. Не оставаясь в долгу, я взял Кляйнберга на мушку.

Конунг питеров оказался невысок ростом, тщедушен, узкое лицо обрамляла

козлиная бородка, маленькие глазки прятались за толстыми стеклами очков. Одно

стеклышко треснуто. Одет в укороченное пальто из серой кожи с поясом. На поясе

– блестящая белая пряжка в виде черепа с черной дыркой во лбу.

Кляйнберг опустил автомат.

– Я же сказал - питеры чтут Устав.

Вслед за своим конунгом оружие опустили все питеры.

– Рад этому.

Я повесил автомат на плечо: канат из нервов, до предела натянутый где-то

внутри меня, немного ослаб.

Мой отряд уже покинул здание. Бойцы столпились на пороге, я слышал их

дыхание.

Метель усилилась, снежная крошка скребла лицо.

– Не будем тянуть волынку, Артур. Кого ты выставил на поединок?

Зубов отделился от отряда и встал рядом со мной.

– Крепыш, - восхитился Кляйнберг, измерив его взглядом.

– Где твой боец?

Кляйнберг коротко свистнул. Питеры подались в стороны, пропуская кого-то

приземистого и широкого. Человек приблизился, и теперь можно было разглядеть

его лицо. Но лица не было. Вместо него - нечто ярко-розовое, гладкое, вытянутое,

как лошадиная морда, - два неодинаковых красных глаза, полная пасть острых

зубов. Руки существа напоминали толстые бревна, широченная грудная клетка,

несмотря на холод, обнажена, и на ней - шесть коричневых сосков.

Я почувствовал, как напрягся Зубов, точно его напряжение передалось мне

по воздуху.

– Что это за х…ня, Кляйнберг?

– Это Паша, - Кляйнберг протянул руку в черной перчатке и погладил

мутанта по щеке (если это была щека). Паша издал звук, похожий на урчание

кошки.

– Условия нарушены, - начал я.

– Что? – заорал Кляйнберг, вдруг подскочив ко мне. В маленьких глазках

питера запылал огонь.

– Условия нарушены.

– Каким образом?

– Боец должен сражаться с бойцом, а не с … этим.

– Паша – полноправный член моего отряда, - скрипнул зубами Кляйнберг.

Питеры заржали.

– Назад, парни, - повернулся я к своим.

Тут же забряцало оружие, стволы взметнулись в руках тех и других, целясь

в головы и грудные клетки, пальцы нервно легли на спусковые крючки.

– Конунг.

На мое плечо легла тяжелая рука. Я обернулся: Зубов.

– Я готов к поединку.

Боец смотрел на меня прямо и открыто, в его глазах не было и намека на

страх.

– Артур, тебе есть чему поучиться у своих стрелков, - сказал Кляйнберг.

– Но, Зубов, ты не обязан, - не слушая Кляйнберга, воскликнул я. – Правила

нарушены.

– Я готов к поединку, – повторил Зубов. Этот спокойный голос заставил

меня отступиться.

…Стрелки двух отрядов образовали живой круг по половине периметра.

Внутри круга стояли Зубов и Паша. Мутант озирался по сторонам, точно не

понимая, где он. Зубов разминал узловатые сильные руки; он скинул куртку и

остался в грязно-белой сорочке. На плече – дыра, сквозь которую

просматривается татуировка: В , Д… «ВДВ, Псков, 1999».

Паша, до того кажущийся медленным и неуклюжим, молнией метнулся к

Зубову. Тот успел уклониться, и лапа пронеслась рядом с его виском. Зубов

отскочил в сторону, застыл в оборонительной стойке. Паша ринулся снова. Зубов