Параллельные
Шрифт:
— А я её вполне устраиваю во всех вариациях, — парировал Нечаев.
Внутри что-то болезненно заныло.
— Я тоже всегда принимала тебя любым, — то ли упрекнула его, то ли оправдалась. Наверное, я всё ещё искала смысл в его измене.
— Устраивать и принимать — это разные вещи, — пожал плечами Илья, странно на меня посмотрев. Мы ещё какое-то время поиграли в гляделки, пока он первый не отвёл взгляда, переводя тему:
— Итак, где больная?
Я замялась.
— Там… возникли некоторые проблемы. Но я обязательно её уговорю. Просто нужно время.
Илья опять поскрёб подбородок, после чего
— Давай я.
***
Путь до нужного дома получился занимательным.
Нечаев с любопытством крутил головой по сторонам, а я старалась делать непроницаемый вид, сдержанно кивая головой всем встречным и всячески игнорируя их вопросительные взгляды.
«Вам показалось, здесь никого нет. Это не человек, а призрак прошлого».
А потом он меня огорошил, выдав обескураживающее:
— Зато ты замечательно выглядишь. Свежий воздух тебе на пользу.
Открыла рот, чтобы возмутиться, но так и не смогла подобрать нужных слов, которые бы смогли передать степень моего возмущения. В итоге скатилась до банальности:
— Карине своей комплименты делать будешь.
— Она не моя.
— А чья?
— Своя собственная?
Разговор был дурацким. Щёлкнув зубами от негодования, я обогнала Илью и, не глядя на него, понеслась вперёд.
Первым нас встретил Пашка, сидевший на крыльце, что-то чиркая на листочке карандашом.
— Привет, — улыбнулась ему, стараясь не думать об Илье. — Как дела?
На меня он посмотрел постольку поскольку, куда больше заинтересовавшись Нечаевым, который стоял за моей спиной.
— Это Илья… мой знакомый.
Бывший муж тихо крякнул, но спорить не стал и сделал шаг вперёд. Пашка немного помедлил, словно выжидая.
— Давай знакомиться, — предложил мой спутник, протягивая руку ребёнку, но тот не оценил, в мгновение ока вскочив на ноги и нырнув куда-то за угол дома.
— Ты ребёнка напугал! — всплеснула я руками. Вообще-то, для Паши это было нормальное поведение, но Нечаеву об этом знать было необязательно.
— Он нормальный?
— Он замечательный! — вдруг обиделась я. — Просто… немного неадаптированный.
— Кто бы мог подумать, — еле слышно пробурчал он себе под нос. — Не удивлюсь, если через пару месяцев ты соберёшь вокруг себя всех «неадаптированных» в округе.
— Тебя это не касается.
— И именно поэтому я здесь…
Наши перепалки носили странный контекст. Словно оба всё время что-то недосказывали.
Бледная Юлька нашлась лежащей на диване в позе эмбриона. Заприметив нас, она спрятала голову под подушку и потребовала:
— Уйдите, я вас не звала!
— Небольшие трудности? — Илья издевательски изогнул бровь, за что тут же получил вполне ощутимый тычок в бок. И только тут я поняла, что вообще творю.
Пришлось отойти от него. Я присела на краешек дивана к Юле и осторожно погладила её по спине.
— Позволь нам помочь тебе.
— Мне не нужна помощь.
— А как же Пашка?
— У Пашки отец есть.
Я вконец растерялась. Может, признать её недееспособной и насильно заставить лечиться?
— Ни один отец в жизни не заменит ребёнку матери, — неожиданно жёстко вмешался в наш разговор Илья.
Его голос прозвучал настолько властно, что Юлькина голова даже вылезла из-под подушки.
— Да что ты можешь об этом знать?! — решила
упрямиться она до конца.— Много чего, — пожал плечами Нечаев. — Моя мать тоже умерла от рака, когда мне было двенадцать. Мы остались с отцом вдвоём, и это ни разу не походило на сказку. Временами он хреначил меня так, что звёзды из глаз сыпались. А в девятнадцать отрёкся и выгнал из дому. Ты такого будущего хочешь для своего сына?
Я… обалдела. За какую-то минуту я узнала про своего бывшего мужа больше, чем за все годы нашего брака.
Юля тоже выглядела порядком шокированной.
— Антон не такой, Антон хороший, — как мантру повторила она.
— Откуда ты знаешь? — уже рявкнула я. — Ты его сотню лет не видела, да ещё и неизвестно, появится ли он здесь вообще.
Эта дурная женщина шмыгнула носом и спряталась опять под подушку. Едва сдержалась, чтобы не прибить её.
— Нин, сходи погуляй, — попросил Илья, уже догадавшись, что наши переговоры зашли в тупик. Было в его словах что-то такое… уверенное и надёжное, на что я с радостью опиралась столько лет. Он говорил так, словно знал, что делает. — Поищи пока… мальчика.
Выскользнув из комнаты, я никуда не пошла, прижавшись спиной к стене и прислушиваясь к странному разговору двух людей, у которых нашлось больше общего, чем я могла предположить.
Судя по звукам, Нечаев подтащил находившийся в комнате стул поближе к дивану и начал неспешно рассказывать историю своего детства, от которой у меня зашевелились волосы на загривке. И вроде бы я знала её, в каких-то сильно общих чертах: бедное детство, болеющая мама, жёсткий отец… Но обрастая подробностями, уже известные мне события казались в разы более сложными и воспринимались куда острее и болезненнее. И чем больше я жалела Илью-ребёнка, тем сильнее я злилась на его взрослую версию. Ведь получалось, что столько лет он утаивал от меня самое… уязвимое? Неужели настолько не доверял? Или считал ненужным посвящать меня в личное? Тогда чем был наш брак? Фарсом? Ложью?
Злиться на него было так просто, а в последнее время ещё и знакомо. Но где-то на задворках сознания ворчал голос разума, напоминая одну неприятную истину: «Но ведь ты особо и не спрашивала».
Все эти годы он твердил: «Неважно», а я верила, потому что… так было проще обоим.
Из бури эмоций вытащила меня голос Юльки, выдавшей непривычно сложную мысль:
— Но если я поеду лечиться, где гарантия, что я вернусь? Что не сгину где-то там, вдали от сына в полной неизвестности? Нет, я не хочу, чтобы он видел, как я угасаю, но и заставлять его надеяться на что-то тоже жестоко. Разве твоя история не об этом? О том, что ты так и не принял в полной мере смерть матери, потому что всё время надеялся на чудо.
— Нет, — вздохнул Илья, — моя история о том, что дети любят брать на себя вину за то, что от них совсем не зависит. Мне психолог недавно объяснил. Я не мог нести ответственность за свою мать, потому что был ребёнком, да и просто потому, что ничего не мог сделать — взрослые сами принимали решения. Но и не чувствовать себя в ответе за неё тоже не получалось, она ведь была моей мамой, и я любил её, — его голос дрогнул, а я поняла, что щёки у меня мокры от слёз. — И твой сын тоже в конце концов будет винить себя всю жизнь, уверенный, что это из-за него ты отказалась лечиться.