Пароход

– А-а-а… – проскрипел старик, протягивая Тибо руку. – Наконец-то появился…

– Дела были, – поспешил оправдаться Тибо, принимая рукопожатие.

– Вот-вот… Дела… – недовольно пробурчал старик, теперь протягивая руку Алябьеву. – Вы все вспоминаете обо мне, только когда у вас под задницами адское пламя загорится.

– Не обижайся, Ренард, – миролюбиво предложил Тибо. – У нас с мсье действительно были дела и предстоят ещё более важные, – а потом доверительно пояснил: – Я и мсье Алябьев на днях намерены поехать в Россию.

– Что ж не в Америку? – улыбнулся старик, приглашая своих гостей за ширму.

Здесь находилась фотолаборатория, чем-то схожая с фотолабораторией Дюпре Пти, но выглядела она намного богаче: всё казалось в ней новым, только-только купленным. И ещё в лаборатории была крутая лестница, ведущая из подвала на первый этаж. После того, как старик сфотографировал Тибо и Сергея Сергеевича, с лестницы, выбивая вальдшнепиную дробь каблучками, буквально скатилась карлица Джули с подносом. На нём стояла бутылка коньяка, блюдце с маленькими шоколадками и три коньячных бокала.

– Ты когда-нибудь расшибёшься, Кукла, – недовольно проворчал старик. – Так бегаешь!..

– Не кряхти, – весело отозвалась та. – Иди лучше, занимайся своими делами.

Мсье Бланкар вопросительно взглянул на бутылку с коньяком, но его жена-коротышка сложила из своих маленьких детских пальчиков кукиш, смотревшийся крайне уморительно, и показала его мужу, сказав при этом:

– Тебе нельзя, так что забудь. А я с господами хлопну чуть-чуть, мне можно.

Старик вздохнул и поплёлся по лестнице наверх, а Джули, Дюран и Алябьев вернулись в комнату с шикарной дорогой мебелью, где за обычным бытовым разговором они вскоре прикончили и коньяк, и шоколад.

На прощанье Джули сказала Тибо:

– Послезавтра утром ваши паспорта будут готовы. Какие вам дать имена, мсье?

– На твой вкус, – отозвался Дюран. – Мы не привередливые.

– Хорошо, – кивнула Джули. – Сделаю в лучшем виде.

– Верю как в деву Марию, – ответил Тибо, любовно щёлкая Джули по носику. – Ты никогда никого не подводила. Я сам за паспортами прийти не смогу, пришлю к тебе тощего Луи.

– Хорошо, – опять кивнула Джули. – Но пусть он приходит не через подвал, как это ты всё время делаешь, а приходит прямо в магазин. Я буду ждать его в девять часов.

После того, как мужчины покинули подвал старика Бланкара и его жены-карлицы, и снова проходили мимо магазина готовой одежды, Тибо, показав на него пальцем, сказал:

– Мсье, если когда-нибудь вам потребуется надёжный документ, можете зайти в этот магазинчик и попросить об этом Джули. Не сомневайтесь, она вас навсегда запомнила. Если я привёл вас с собой, значит, я вам доверяю, поэтому и она будет вам доверять, – и добавил: – Этот магазин тоже супругам Бланкарам принадлежит, как, впрочем, и весь дом.

– Зачем же они – богатые люди, занимаются подделкой документов? – спросил Алябьев.

– Они этим делом всю жизнь занимались, – ответил Тибо, – и не только этим. Например, был такой случай в период Великой войны: однажды одному сотруднику банка попались две одинаковые пятифранковые купюры, имевшие одинаковые номера. Провели экспертизу, и она показала, что одна купюра, выполненная с высочайшим качеством, поддельная. Потом попалась десятифранковая купюра, тоже поддельная и тоже высокого качества. Не скажу, что сброс фальшивок был массовым. Они – то и дело, то тут, то там появлялись. Власти забили тревогу, но поиски фальшивомонетчика ни к чему не привели. Тогда они обратились к тузам-ворам: дескать, рано или поздно мы автора подделок всё рано найдём, и тогда он получит на всю катушку. Так что пусть лучше он сам завязывает с этим грязным делом, пока не поздно. Мол, все французы в едином патриотическом порыве поднялось против бошей, а этот мерзавец подрывает экономику всей страны – не больше, не меньше. А тузы-воры и сами не знали, кто эти фальшивки лепит, но, видимо, из тех же патриотических побуждений по нашему воровскому радио предупредили неизвестного «гравёра» о дурных последствиях. Мне, честно говоря, неизвестно, остановился тогда тот фальшивомонетчик или нет, и только после войны я узнал от своего ныне покойного друга – племянника старика Бланкара, что эти подделки «работал» его дядя и тётя Кукла. Или вот ещё история: один известный художник случайно узнал, что одна из его картин, написанная им в единственном экземпляре, имеется сразу же у двух коллекционеров, и оба они утверждают, что картина подлинная. Поскольку обоих этих коллекционеров он лично знал, то решил убедиться в этом воочию и, посетив их, действительно убедился, так и не поняв, где его произведение, а где чужое. Однако он не стал поднимать официальной суматохи, а поинтересовался у людей моего круга: «Кто автор картины? Сдайте мне его, а я в долгу не останусь». Люди моего круга почесали маковки и решили так: незачем подводить под монастырь старика Бланкара и его маленькую жену. Они украли обе картины у обоих коллекционеров. Одну картину – подлинник или нет, мне о том неизвестно, они уничтожили, а вторую продали какому-то американцу. Как вам сюжет?

– Достойный детектива. И сколько нужно будет заплатить супругам Бланкарам за наши настоящие паспорта? – опять поинтересовался Сергей Сергеевич.

– Это уже моя забота, мсье, – ответил Тибо. – Мы свои люди – разберёмся.

На следующий день Алябьеву исполнилось сорок лет.

Нынче учёные люди говорят (не знаю, как они говорили раньше), что в эти годы мужчина находится в периоде, называемым «кризис среднего возраста», со всеми вытекающими из этого периода последствиями. Может быть и так – спорить не буду, но сейчас, рассказывая эту историю, я утверждаю: Сергей Сергеевич Алябьев в свои сорок лет ни в каком кризисе не находился, хотя бы потому, что он просто-напросто любил Лилиан Мартен, и это так же верно, как верно то, что моя мать была женщиной.

Он и она провели этот день вместе, и поскольку дело это сугубо интимное, то говорить о нём я не стану. Правда, вечером Сергей и Лиля сбегали к Милане и Этьену, где рождение Алябьева отпраздновали: весело посидели три часика.

– Слишком она молода для тебя, Серёжа, – шепнула ему на ухо госпожа де Маршаль, пригласив его танцевать.

– Я люблю её, Милана. И ничего не могу с собой поделать, – ответил он. – Да и не хочу.

– Ой, Серёжка… – вздохнула она.

– Да, Миланка… – отозвался он.

– Ты решил согласиться с предложением Тетерина?

– Решил…

– Ой, Серёжка…

– Да, Миланка….

Утром 8 сентября Алябьеву вновь принесли записку от господина Тетерина. Он предлагал ему и немому Бонне встретиться с ним на кладбище Пер-Лашез 9-го сентября 1928 года в 11 часов дня на прежнем месте, на центральном бульваре. Алябьев, вновь воспользовавшись телефоном Лилиан, передал эту информацию для Дюрана, и Тибо к 10 часам назначенного дня прибыл за Алябьевым на улицу Лепик на новеньком чёрном «ситроене». Водителем автомобиля оказался тот самый верзила из «Ротонды» – Клод Ришар, младший брат которого, пригласив Лилю на танец, потерпел фиаско. Клод тоже узнал Сергея Сергеевича и на его приветствие ответил с добродушной улыбкой:

– Доброе утро, мсье.

– Вы знакомы? – спросил наблюдательный Дюран, на что Ришар коротко доложил:

– Да, босс. Чуть-чуть.

Исходя из обращения «босс», и из того, как после команды Тибо «Поехали!» Клод Ришар по-военному ответил «Есть!», он был из банды Дюрана и беспрекословно подчинялся своему главарю. А если предположить, что в шайку Тибо люди его профессии, как правило, входили семьями, то, следовательно, и младший брат Ришара был того же поля ягода.

Алябьев похвально оценил машину Дюрана, на что тот отозвался:

– Автомобиль в нашем деле поважнее и оружия, и телефона будет, – с чем нельзя было не согласиться, ибо мобильность преступников при совершении ими криминала занимает одно из первых мест. А Тибо между тем добавил: – Кстати, мсье, моим ребятам удалось узнать, где находится логово нашего работодателя. Иголка кое-что вспомнила, а они уж докопались. Как я и предполагал, им оказалось совсем не то место, куда отвозили её и всех остальных девчонок. Не хотите полюбопытствовать? Время нам позволяет.