Пастух медведей
Шрифт:
ГОЙЯ
— Как жизнь, маэстро? Не вставайте, что вы, — Я здесь случайно, так: Пришел — ушел… А что, офорты ваши не готовы? Мне лишь взглянуть, позвольте, Хорошо? А эти можно? Не судите строго… Какая жизнь… Как бесконечен путь… Но ваш талант, поверьте, не от Бога. Вы глубоко сумели заглянуть В людские души, в таинство стремлений, В предчувствие конца и вечный мрак: Они — не люди и не звери — тени, Слепые тени ищут выход, так? Как странно, право, черное на белом? И в этом все. Все грани и цвета, И жизнь, и смерть… Безвыходно И — смело! И нет спасенья с плоскости листа… Вы правы: жизнь проста и многосложна, Добро и Зло едины и — равны. Как различить: что истинно, что — ложно? Молитвы, да пророческие сны Отсрочат подведение итога. Да, это трудно — быть самим собой… Но, коль молитва не дошла до Бога, То вдруг ее услышал тот — другой? У вас ведь нет готового ответа, Признайтесь:
АХТЫРЦЫ
Литавры и фанфары, И шелк штандартов — влет, Ахтырские гусары, Настал и ваш черед! Подобраны поводья, Опущены клинки, И даже мысли, вроде, Прозрачны и легки. Не поведешь и усом На пулю у виска, Чтоб не назвали трусом Ребята из полка. И от кровавых пашен Идя к пустым полям, Подсчитываешь павших По брошенным коням… Герои и повесы Осуждены уже По крови на эфесах И по любви в душе. БАЛЛАДА О МУНДИРАХ
Погожий день в Париже. И небо ярко-синее. Наполеон повержен. Окончена война. Великий император, Глава всея России, Рассеянно, с моноклем, Мечтает у окна. Внизу идут парадом Казацкие лошадки, Владимирские пушки, Смоленские полки, Кричат: «Виват!» трехкратно, И вверх бросают шапки, Полощутся знамена, Слепят глаза штыки. На мостовой, качаясь, Звенят почти как струны, Окованных лафетов Тяжелые зады. И синие уланы, и красные драгуны, Малиново-златые гусарские ряды, Один другого ярче! И царь кивнул: «Похвально…» А после государя чуть не хватил удар: Со свистом, гамом, громом, Проносится нахально Крылатая колонна… Коричневых гусар! Коричневых?! О, боже! Какая-то ошибка: Подобный цвет мундиров Не носят на Руси! И с царских губ слетело Подобие улыбки. «Вернуть сюда тотчас же! Вернуть и — допросить!» Вернулись. Доложились. И честно рассказали, Что были в партизанах, Громя тылы врагов. И в этой бурной жизни Мундиры истрепались, — Не уберечь костюма Средь леса и снегов. Искали матерьяла, Чтобы пошить другие: Ведь старые, ей-богу! — Изорваны до дыр… Все лавки до Парижа Давно стоят пустые, А тут попался как-то Девичий монастырь. Мундиры-то ни к черту, А так хотелось новых! Монашенки брыкались… Но все ж в конце концов Все то, что шло на рясы Пятьсот невест Христовых, Пошло на вицмундиры Ахтырских молодцов! И царь расхохотался: «Потешили, мерзавцы! Коричневые… чтоб вас! С монашенками… ах!» А снизу улыбался На вороном красавце Кудрявый подполковник С чертятами в глазах. «ВРУБЕЛЬ»
Подлунный мир, похожий на мираж… Душа, как створки окон, — нараспашку. Мне обжигает пальцы карандаш, Закованный в кленовую рубашку. Как бесконечно тянутся часы! И как неясен тусклый смысл созвездий, Как долог путь от млечной полосы До лестницы в заплеванном подъезде… И оттиски далеких черных дней Стучат в висках холодной звонкой болью. И в сердце кровь шалеющих коней, Насыщенная порохом и солью… Я больше не могу в таком огне И пустоты, и недопониманья. Но где-то там, в душе, на самом дне Весь первобытный ужас мирозданья! И вот тогда бессильны образа, И каждый миг, словно столетье, длится. И Демона хрустальная слеза, Как жизнь моя, скользит, боясь разбиться. Который век? Которое число? Кто выдумал, что красота бессмертна? Холодный воздух утра… Рассвело. Короткий путь от вечности к мольберту… ПАМЯТИ НИКОЛАЯ ГУМИЛЕВА
Господин офицер, вы еще не одеты? Небо смотрит нахмуренно и свысока. А вдали, в розоватых брабантских манжетах, Облака, облака, облака, облака… Господин офицер, что же вы загрустили? Умирают не только герои в стихах. Видно, Бог и судьба все же вам отпустили Три высоких креста на граненых штыках. Господин офицер, это ясно и просто: Революция, царь — кто там прав, кто не прав. Первый крест — крест Георгия Победоносца Не отнять, даже с мясом с мундира сорвав. Господин офицер, руки за спину молча. Сапоги, гимнастерка — все сняли: убрать! Крест нательный — накинулись стаею волчьей… Ничего: это в сердце, а там не достать. Господин офицер, третий крест — в изголовье. В небесах уже явно бушует рассвет: Кружева облаков наливаются кровью, Принимая багрово-торжественный цвет, И несутся принять под защиту и стражу, Но надежен затвор и проверен прицел, Отработанный залп! А поэзия как же? Господин офицер… Господин офицер! МАРИЯ-АННА
(Триптих)
I
Разбит
волной форштевень корабля, И штормовое море так тревожно… А впереди далекая земля, К которой подобраться невозможно. Еще два дня и точно — будет бунт… Прошу: услышь меня, Мария-Анна! Но даже ванты наподобье струн Поют о горькой доле капитана. За нами смерть сегодня — по пятам: Здесь, на борту, уже не мало мертвых… Я точно знаю: берег где-то там! Но за туманом не видать ни черта. Тяжелый день… И кровь стучит в виски. Команда ни во что уже не верит… Два пистолета. Взведены курки. Они идут, — шаги уже у двери. Кто первый? — Выходи! …Короткий бой. В камзоле рейнском колотая рана, И выстрелы, вдруг перекрывший вой: — Земля! Земля! — Прости, Мария-Анна… II
Ты жив еще? Я за тобой пришла. Корабль твой на рифах удержался. Команда в шлюпках к берегу гребла, Но ни один до суши не добрался, Ты выполз из каюты? Что потом? О жажда жизни — нудная забота… Ну вот: лежишь на палубе, крестом Раскинув руки, и зовешь кого-то, Наверно, бога? Глупый человек! А я вот прихожу всегда незванно… Не слышит бог, — кричи хоть целый век. Что ты сказал? Как, как? — Мария-Анна? Мария-Анна! — Вот о чем печаль? Все о наивной страсти человечьей — Все о любви… Но как тебе не жаль Расстаться с жизнью навсегда, навечно? Пойми: ты — мой. Спасенья больше нет: Час или два — прилив развалит судно. Чего ж тянуть? Вот чей-то пистолет — Бери, я пододвину, мне не трудно… Тонуть в волнах, как брошенный щенок, Иль смерть принять по рангу и по чину? Плотней на дуло уложи висок. Чего ты тянешь? Ну же, будь мужчиной! Нажми курок — всего какой-то миг… Иди ко мне и сам себя не мучай! Что это там вдали? Английский бриг? Идет сюда… Какой нелепый случай… Гляди — тебе матросы машут с вант, — Поднимешься?! Какое чувство долга… Ну что ж, даю отсрочку, капитан! Прощаемся, надеюсь, ненадолго… III
Весна манит сиреневым вином И полногрудным ощущеньем воли… Что я скажу, когда войду в твой дом И трону дверь, знакомую до боли? Вот кто-то промелькнул из-за стекла Оконного… Но не она… Как странно — Старуха? Эй, старуха! — Здесь жила Когда-то девушка — Мария-Анна… Я так хотел упасть к ее ногам! Я долго шел… Ах, ты глуха на ухо? Мария-Анна! Что? Что значит: «там»? Там — кладбище… Ты лжешь… Ты лжешь, старуха! Я умирал — я дважды видел смерть, И лишь любовь давала к жизни силы… Ты лжешь — она не может умереть! — Она ждала… Она меня любила! …Нет больше слов. В груди тоскливый вой, И в сердце боль накатывает глухо. Смеешься? Ты смеешься надо мной?! Напрасно — я узнал тебя, старуха. Мне в этом мире ничего не жаль. Одна лишь мысль стучится неустанно: Отсрочка… Что ж, недолгая печаль… Я вновь иду к тебе, Мария-Анна! ЛЮБОВЬ
В певучих строчках рыцарских баллад, Под звон мечей и чаш она рождалась. И с каждой песней вознесясь стократ, Любовь с небесной сферою смешалась. Понятие: «небесная любовь» Для неба не жалело красок синих. И даже в очертаньях облаков Казались людям облики любимых. Как револьверной пулею в туза Приходит смерть и милует, и губит. Но даже мертвый открывал глаза, Поняв, что на земле и ждут, и любят. Понятие простой, земной любви Бросало порох в кровь и жар в ладони. Ей посвящали оды соловьи, К ней восходили лебеди и кони. И две любви над миром раскрыля, Их жизнь соединила в быль и небыль. Различные, как небо и земля, Единые, словно земля и небо. НЕЗНАКОМКА В АВТОБУСЕ
ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО
Правду… Правду? Только правду! С неба вниз: — Гражданин судья, вы славно Развлеклись. Речь моя бессвязна слишком И смешна. Да — влюбился, как мальчишка! Да — одна… Лишь одна — на целом свете, Прочих — нет! Как же я ее не встретил Столько лет?! Пусть о нас растреплют разом Все друзья… Вы — холодный, трезвый разум. Вы — судья?! Старых сплетен вдохновенье, Слухов нить… Вы — общественное мненье? Вам — судить? Что вы знаете об этом? Все не вточь! Сумасшедшим и поэтам Не помочь. Я не каюсь, добры люди, Крик иль стон? — «Да, виновен! Да — подсуден! Да — влюблен!!!»
Поделиться с друзьями: