Патрис Лумумба

Он приходил к выводу, что нельзя противопоставлять Африку Европе, несмотря на огромный вред, нанесенный Черному континенту европейскими поселенцами. Лумумба сказал: «Наше движение не означает бунта против белых. У нас один-единственный враг — колониализм, а вовсе не люди европейского происхождения».

Лумумба верил в революционную, демократическую Европу. Из философии банту он брал одно рациональное зерно — необходимость борьбы за свободу.

Короли, вожди, президенты

И язык и племя имеют одно и то же название — баши, или кинья бонго. Расселившись в провинции Киву, баши имеют несколько родов или кланов: кабаре, варега, нгвеше, пиангези, катана, бахоле, мутанта, никязиба, панинджа и другие. У каждого клана имеется свой вождь: клан объединяет порой десятки деревень, в каждой из которых тоже есть вожди.

Верховный вождь, мвами, пригласил на совет много муфрума и мнуганга, то есть знахарей и волшебников. Они и выбрали после многодневных трудов Ньякигимба — Добрый холм, где наконец и поселился избранник династии Кабаре. У него не менее 100 тысяч подчиненных. Его родитель поклонялся фетишам, а сын пошел в ногу со временем и принял католичество, как и большинство грамотных конголезцев. Так и стал мвами Александр Кабаре полновластным хозяином значительной части провинции Киву.

Вождь переходного периода. От каких-то традиционных обрядов, клановых ритуалов и поверий он отказался: жизнь идет вперед, а с нею и вожди. Александр Кабаре запретил идолопоклонство и лично уничтожал статуи божков, когда обнаруживал их в домах африканцев. Он стоял за то, чтобы его подданные носили европейскую одежду, чтобы дети их посещали школы, хотя школ почти не имелось, а на европейские костюмы не у всех хватало денег. Прогресс состоял и в том, что мвами охотно заменял натуральный оброк денежными приношениями. Но и тут не все было ладно — в королевстве Кабаре жители так мало имели в своем распоряжении благородного металла, отчеканенного в виде монет в той же Европе! Выход современный король нашел в том, что отправлял африканцев на различные работы, а их заработную плату получал сам.

Город Букаву, который не являлся его вотчиной, но где трудились многие сотни подданных мвами, считался чуть ли не лучшим в Конго. Он разместился на изящной узкой стрелке озера Киву, занял сравнительно небольшую долину и поднимался, расстраиваясь, все выше и выше в горы. Конголезская Швейцария — так называли город справочники. В Букаву насчитывалось около 50 тысяч населения: почти пятая часть его приходилась на европейцев. Кого тут только не было! Бельгийский натуралист, увлекавшийся сбором африканских бабочек, индийский магараджа, проводивший время на охоте, греческий торговец, израильский банкир, американский консул, французский парфюмер, итальянец, владевший модным кафетерием, англичанин, открывший яхт-клуб, пакистанские и индийские плантаторы, инженеры из бывших русских подданных, пристроившиеся на золотых рудниках. В титулах не было недостатка: князья, бароны и другие превосходительства. Например, фон Пален — сынок того самого Палена, который служил последнему царю России.

Между европейским обществом и верховным вождем установились замечательные отношения. Особенно примечательна была светская сторона общения: в день рождения, в праздники монарх Кабаре получал разнообразные подарки. В особнячок на холме слали все — от индийского сари до смирновской водки. Не оставался в долгу и его превосходительство Александр. Время от времени он приглашал к себе любителей африканской экзотики и закатывал пиры. Приглашался прославленный танцевальный ансамбль из Бурунди «Чангве ету», в котором подбирались солисты ростом в два метра двадцать сантиметров. Фантастические прыжки в высоту сменялись мягкой, лебединой поступью, а песня мирных пастухов переходила в грозный воинственный напев. Изготовив луки, натянув тетивы и вытащив из колчанов боевые стрелы, батутси молниеносно бросались к публике и застывали, вызывая у нее оторопь. Разрядку вносили женщины. Они выбегали стайкой почти обнаженные и бились час, другой, третий в жарком африканском танце. И когда некоторые из них падали, то невозможно было определить — не то от усталости, не то по определенному заранее плану.

На площади устраивались выводы коров уджиджийской породы — красавиц с могучими лирообразными рогами, украшенными золоченой и посеребренной фольгой. На шеях животных висели разнокалиберные колокольчики, издающие звон. Кожа их лоснилась от пальмового масла. Копыта аккуратно обрезаны, выкрашены краской. Пастухи, ведущие их на поводу, одеты в длинные расшитые тоги. Священнодействовали барабанщики, взвалившие свои инструменты на головы. Воинскую выучку демонстрировала личная охрана верховного вождя, его детище, его гордость. Хор избранных, от которых всегда попахивало пивом из банановой муки, исполнял величальную песнь великому хозяину. Судя по словам песни, такого правителя никогда не бывало ни в самом Конго, ни за его пределами…

В Букаву, кроме организаций землячеств, действовали кружки, создавались политические партии. Особую активность проявляла Федерация бывших фронтовиков. В нее вошли люди с военной закалкой, побывавшие с войсками союзников на африканских и европейских театрах военных действий. Благословенная Киву с ее мягким климатом, земельной дешевизной, рабской покорностью населения объединила людей всех национальностей, отшлифовала их былые крайности в мировоззрении и слила в один кулак колонистов. Свои взгляды они излагали открыто, а меморандумы и пожелания направляли в Брюссель. Требования сводились к следующему: бельгийское правительство должно гарантировать всеми имеющимися в его распоряжении средствами частные инвестиции бельгийских подданных в Конго; всемерно усиливать власть конголезских вождей и местной знати; вести беспощадную борьбу с политическими демагогами, которые подбивают конголезцев на необдуманные действия. В требованиях содержался призыв к тому, чтобы исключить женщин — и европейских и африканских — из политической жизни колонии. Политикой должны заниматься ответственные лица, то есть плантаторы, бизнесмены, предприниматели. Собираясь вечерами, колонисты живейшим образом обсуждали все перипетии, связанные с положением в колонии. На всякий случай они выработали план разрыва с Леопольдвилем, выхода из Конго. Они помышляли о создании федерации Центральной Африки, которая бы включила в будущем Киву, Катангу и Родезию. В дальнейшем это объединение богатейших земель Центральной Африки могло бы вступить в контакт с Южной Африкой. Материальные и финансовые предпосылки для такого шага уже налицо: многие бельгийские, американские, английские и западногерманские компании имеют свои филиалы и в Киву, и в Родезии, и в Катанге, и в Южной Африке.

Бельгиец Вэн официально значился функционером: на этот пост назначались люди, умеющие ладить с местными конголезскими вождями, знающие язык африканцев. Они являлись связующим звеном между колониальной администрацией Леопольдвиля и всеми теми, кто представлял конголезский народ в провинциях. Они отлично знали обстановку на местах. У них хорошие контакты с вождями, с руководителями политических партий, с провинциальными органами управления.

Господин Вэн с его услугами появился на колониальной арене как раз тогда, когда к сложившимся и апробированным жизнью институтам (бельгийские власти — местный вождь) прибавился третий, совершенно незнакомый элемент в виде африканских политических партий. Проколониальные группировки поначалу стремились выдать себя за представителей всего конголезского народа. В провинции Киву существовал так называемый Прогрессивный сельский альянс, в который входили плантаторы. Альянс поддерживал вождей, вожди ратовали за альянс.

Функционер Вэн сам редактировал меморандумы и заявления альянса. В одном документе содержалось заявление о том, что независимость в Конго немыслима без превращения конголезцев в… бельгийских граждан! Одна партия так и называлась — Бельгийский союз конголезских жителей. В союзы принимались бельгийцы, и эти ряженые участвовали в собраниях, на которых неграмотное население деревень «единодушно» голосовало за пространные резолюции об уважении бельгийцев, о благодарности конголезцев метрополии.

Мнение вождей выдавалось за мнение всего народа. Грубость такого подхода замечали и сами защитники колониального режима.

Положение в Киву не являлось исключением. Мода на создание политических партий перебросилась на Катангу. Исторически сложилось так, что Катанга заняла ведущее положение в экономике и финансах. Промышленно развитая провинция претендовала на особую роль в любом Конго — в бельгийском, колониальном, и в конголезском, независимом. Бельгийская прослойка в Катанге была значительно многочисленнее, чем в других районах страны. Профессора и преподаватели из бельгийского института «Сольвей» создали Конголезскую социалистическую партию. Католические миссии имели свою партию — Конголезский прогрессивный союз. Колонисты не оставались в долгу: появился Катангский союз. Бельгийский адвокат Рюббенс, либерал по убеждениям, сколотил Конголезский союз. Томас Чомбе возглавил Национальное движение для защиты сельской среды.

Его родной брат Моиз Чомбе создал Катангское объединение — КОНАКАТ. Партия отстаивала необходимость сотрудничества с Бельгией, чем и привлекала в свои ряды европейских поселенцев. Делая реверансы в сторону бельгийских компаний, КОНАКАТ стремилась заручиться поддержкой и местного населения, в частности рабочих, занятых в «Юнион миньер». В одном из заявлений партии говорилось о желании привлечь к управлению горнопромышленными предприятиями африканцев. КОНАКАТ пропагандировала идею о децентрализации власти, о создании из конголезских провинций «будущих федеративных штатов». Каждая составная часть проектируемого бельгийско-конголезского сообщества сохранит свою внутреннюю автономию.