Патрульные Апокалипсиса
Шрифт:
– И вы это доказали?
– «Довольно для данного дня», [36] как говорится в Библии.
– Почему так пессимистично, Герхард?
– Потому что есть одна загвоздка. На сегодняшний день имплантат функционирует не менее девяти дней и не более двенадцати.
– А что происходит потом?
– Мозг отторгает его. У пациента быстро развивается мозговое кровотечение, и он умирает.
– То есть мозг распадается?
– Да. Так умерли двадцать шесть моих пациентов, но семеро жили от девяти до двенадцати дней. Я убежден, что с развитием техники микрохирургии мне удастся преодолеть фактор времени. Наступит такой момент – хотя
36
Библия, Евангелие от Матфея, 6,34.
– И вы считаете, что при нынешних обстоятельствах мы можем выпустить этого американского агента Лэтема, я правильно вас понял?
– Без сомнения. Да вы сами увидите. Сегодня четвертый день после имплантации, значит, он проживет еще минимум пять, а максимум восемь дней. Поскольку наши люди в Париже, Лондоне и Вашингтоне сообщили, что он нужен им не более чем на двое-трое суток, риск минимальный. А за это время мы узнаем все, что известно нашим врагам о Братстве, а главное, Лэтем направит их поиски в ложное русло.
– Пожалуйста, вернемся назад, – сказал Траупман, чуть сдвинув свой белый пластиковый стул. – Перед тем как мы перейдем к самой процедуре, расскажите, что делает ваш имплантат?
– Вы знакомы с компьютерными чипами, Ханс?
– Очень мало. Я предоставляю заниматься этим моим техникам, так же как и анестезией. У меня достаточно своих забот. Но вы, конечно, посвятите меня в то, чего я не знаю.
– Новейшие микрочипы едва достигают трех сантиметров в длину и десяти миллиметров в ширину, но несут нагрузку в шесть мегабайтов. Этого вполне достаточно, чтобы удержать в памяти компьютера все произведения Гёте, Канта и Шопенгауэра. С помощью E-PROM-Бэрнера мы внедряем информацию в чип, затем включаем ROM – Read-Only Memory, [37] и чип реагирует на звуковую инструкцию так же, как компьютер выдает программу, записанную на процессоре. Да, конечно, мозг реагирует не сразу, нужно, чтобы мыслительный процесс приспособился к восприятию, подключился к нужной волне, но это лишь побуждает исследователя верить, что субъект действительно думает и намерен правдиво ответить.
37
Память только для чтения.
– И вы можете это доказать?
– Идемте, я покажу вам.
Мужчины встали, и Крёгер нажал красную кнопку справа от тяжелой стальной двери. Тотчас появилась медсестра с операционной маской в руке.
– Грета, это знаменитый доктор Ханс Траупман.
– Большая честь снова видеть вас, доктор. Вот ваша маска, – сказала медсестра.
– О, я, конечно же, знаю вас! – воскликнул Траупман. – Вы – Грета Фриш, одна из лучших операционных сестер, с какими мне приходилось работать. Милая, мне сказали, что вы оставили работу, но вы так молоды: я не только огорчился, а просто не поверил.
– Я вышла замуж за этого господина, герр доктор. – Она кивнула на улыбающегося Крёгера.
– Я сомневался, что вы помните ее, Ханс.
– Как же я мог забыть ее? Да разве забывают сестру, которая предвосхищает все ваши желания! По правде говоря, Герхард, теперь я еще больше доверяю вам… Но к чему маска, Грета? Мы же не собираемся оперировать.
– На этот вопрос вам ответит мой муж, майн герр. Я в этом не разбираюсь, сколько бы он ни объяснял.
– Это из-за РОМа, Ханс, из-за Памяти только
для чтения. Мы не хотим, чтобы этот пациент запомнил слишком много характерных лиц, а у вас именно такое лицо.– Это выше и моего понимания, сестра Фриш. Ладно, пошли.
Все трое вышли в широкий длинный светло-зеленый коридор с большими квадратными окнами, за которыми были видны уютно обставленные комнаты. В каждой стояла кровать, письменный стол, диван, а также телевизор и радиоприемник. За окнами во внешней стене виднелись луга с высокой травой и весенними цветами.
– Более приятных комнат для пациентов, – заметил Траупман, – я, пожалуй, не видел.
– Радио и телевизор, разумеется, запрограммированы, – сказал Герхард. – Передачи самые невинные, только вечером радио сообщает информацию индивидуально для каждого пациента.
– Скажите же, что мне предстоит увидеть, – попросил нейрохирург.
– Внешне вполне нормального человека Гарри Лэтема, который по-прежнему считает, что одурачил нас. Он отзывается на свое конспиративное имя Александр Лесситер и чрезвычайно благодарен нам.
– За что? – удивился Траупман. – Почему он чувствует к вам благодарность?
– Потому что считает, будто попал в аварию и чудом выжил. Мы взяли одну из наших больших горных машин и весьма убедительно инсценировали аварию – перевернули грузовик, подсунули под него Лэтема и окружили все огневыми вспышками… Вот тут я разрешил использовать наркотические средства и гипноз, чтобы немедленно стереть из его памяти первые минуты пребывания в нашей долине.
– А вы уверены, что они стерты?
Траупман остановился и вперил взгляд в Крёгера.
– Совершенно уверен. Травма, вызванная «аварией», страшные картины происшедшего, а также болевые ощущения, которые мы у него вызвали, блокировали все воспоминания о приезде. Конечно, на всякий случай мы снова прибегли к гипнозу. Он помнит только крики, острую боль и огонь, из которого мы его вытащили.
– Психологически все это должно сработать, – кивнул нейрохирург. – А что же фактор времени? Как вы это ему объяснили?
– Проще простого. Придя в себя, Лэтем обнаружил, что у него забинтована голова. Воздействуя на него легким успокоительным, ему внушали, что он был тяжело ранен, долго находился в коматозном состоянии и за это время перенес три операции. Лэтему сказали, что, не будь его организм таким сильным, я бы не смог его вытащить.
– Отлично сказано. Не сомневаюсь, что он вам очень признателен… А Лэтем знает, где находится?
– О да, этого мы от него не скрываем.
– А как же вы решаетесь его куда-то послать? Ведь он же расскажет, где расположена долина! Они пришлют сюда самолеты, и вас сотрут с лица земли.
– Это не имеет значения: фон Шнабе несомненно скажет вам, что мы перестаем существовать.
– Прошу вас, Герхард, не говорите загадками. Я с места не двинусь, пока вы мне все не объясните.
– Позже, Ханс. Взгляните на нашего пациента, потом все поймете.
– Дорогая Грета, – повернулся Траупман к медсестре, – неужели ваш муж – все тот же здравомыслящий человек, которого я знал?
– Да, доктор. Я знаю то, чего вы сейчас не понимаете. Впоследствии он вам все разъяснит. Это блестяще придумано, майн герр, поверьте.
– Но сначала посмотрите на нашего пациента – вы увидите его через окно, следующая дверь направо. Помните: его зовут Лесситер, а не Лэтем.
– Что мне ему сказать?
– Что хотите. Поздравьте его с выздоровлением. Пойдемте же.
– Я подожду у стола дежурной, – сказала Грета Крёгеру.
Врачи вошли в комнату Гарри Лэтема. Он стоял у большого наружного окна в рубашке и серых фланелевых брюках. Голова его была забинтована.
– Привет, Герхард, – обернувшись, сказал он с улыбкой. – Чудесный день, правда?