Патрульные Апокалипсиса
Шрифт:
Сидевшие за столом переглянулись, и каждый с явным смущением покачал головой.
– Послушайте, Гарри, – мягко начал американец, – в течение нескольких ближайших дней мы вместе с вами просмотрим все, что вы нам принесли, о’кей? А затем вы получите долгий отпуск. Вы его заслужили, о’кей?
– Я хотел бы слетать в Париж повидать брата…
– Конечно, никаких проблем, хотя он и работает в отделе консульских операций, а это не самый любимый мною отдел.
– Как мне известно, он неплохо справляется.
– Черт побери, он отлично справлялся, – вставил резидент ЦРУ, – когда играл в хоккей в команде «Айлендер» в Манитобе.
– К счастью, – сказал Гарри Лэтем, – я уговорил его бросить это жестокое занятие.
Дру Лэтем проснулся в своей мягкой постели в номере-люкс отеля «Мёрис» на рю де-Риволи. Поморгав, чтобы прогнать сон, он посмотрел на телефон и набрал номер обслуживания в номерах. Раз уж немцы платят за все, надо заказать бифштекс с двумя яйцами и овсяную кашу со сливками. Завтрак обещали подать через полчаса. Дру вытянулся, почувствовав под левым плечом выпуклость пистолета, затем снова закрыл глаза, решив отдохнуть еще несколько минут.
По двери царапнуло что-то металлическое. Странный звук… очень странный! Внезапно внизу, на улице, послышался треск отбойного молотка – однако как рано ремонтники начали работу… Необычно… ненормально рано! Ведь еще не совсем рассвело! Дру схватил оружие и, соскользнув с кровати, вжался в дальнюю стенку. Дверь распахнулась, и сноп пуль прошил постель, разорвав в клочья матрас и подушки под оглушительный грохот за окнами. Лэтем прицелился и сделал пять выстрелов по фигуре, черневшей в проеме двери. Человек рухнул лицом вниз; отбойный молоток на улице умолк. Дру выпрямился и кинулся к убийце. Тот был мертв, но, падая, видимо, схватился за грудь и разорвал плотно облегавший его черный свитер. На груди у него была татуировка – три маленькие молнии. Блицкриг. Братство.
Глава 6
Жан-Пьер Виллье стоически выслушал обвинения Клода Моро.
– Это был очень мужественный поступок, мсье, и можете не сомневаться, мы занимаемся этим автомобилем, но поймите: случись что-нибудь с вами, и вся Франция ополчилась бы на нас.
– Я думаю, это весьма преувеличено, – заметил актер. – Однако я рад, что внес свою лепту.
– Очень значительную. Но надеюсь, теперь мы друг друга поняли, не так ли? Больше никаких затей, хорошо?
– Как вам угодно, но, кстати, играя такую простую роль, я мог бы добыть для вас информацию…
– Хватит, Жан-Пьер! – воскликнула Жизель. – Я этого не допущу!
– И Второе бюро этого не допустит, мадам, – сказал Моро. – Вы, несомненно, узнаете об этом в течение дня, так что я вполне могу рассказать вам все сейчас. Три часа тому назад было совершено второе покушение на американца Дру Лэтема.
– О боже!..
– Он в порядке? – спросил, нагнувшись вперед, Виллье.
– Ему везет: он остался жив, Лэтем – человек наблюдательный. Это самое малое, что можно о нем сказать, и он усвоил некоторые негласные правила парижской жизни.
– Простите?
– Нападение было приурочено к началу очень шумных ремонтных работ на улице. В этот ранний час большинство приезжих только ложатся в постель после ночных развлечений, которыми так богат наш город. Особенно те, кто живет в дорогих отелях. Наш друг Лэтем
инстинктивно почувствовал что-то неладное. Никакой ремонтной бригады не было, под окном Лэтема стоял всего один рабочий с отбойным молотком. Все произошло, как в одном из ваших фильмов, мсье Виллье, в «Прелюдии к роковому поцелую», если не ошибаюсь, – это один из любимых фильмов моей жены.– Его не следовало показывать по телевидению, – заметил актер. – Знаете ли вы, кто покушался на жизнь Дру Лэтема?
– Мсье Лэтем убил его.
– При нем были бумаги?
– Нет, ничего, что могло бы установить его личность. Кроме татуировки на правой стороне груди – трех молний, – символа нацистского блицкрига. Лэтем правильно определил их происхождение, но он не знает, что теперь они означают. А мы знаем… Эту татуировку делают только высоко тренированной элитарной группе людей в неонацистской организации. По нашим данным, здесь, в Европе, в Южной Америке и в Соединенных Штатах их всего две сотни. Их называют мейхельмёрден, то есть убийцы, обученные убивать самыми разными способами. Отбирая их, учитывают преданность, физические данные, а главное, желание, даже потребность убивать.
– Психопаты, – закончила Жизель, опираясь на свой адвокатский опыт. – Психопаты, завербованные психопатами.
– Совершенно верно.
– Таких людей без труда находят организации фанатиков или секты, поощряя их врожденную склонность к жестокости.
– Согласен с вами, мадам.
– И вы не рассказали американцам, англичанам или кому бы то ни было об этом – как бы его назвать – батальоне убийц?
– Высшие чины, конечно, информированы. Но кроме них – никто.
– Почему? Почему об этом не знают такие, как Дру Лэтем?
– У нас есть на то основания. Мы опасаемся утечки информации.
– Тогда почему же вы рассказываете это нам?
– Вы французы, и люди знаменитые. А знаменитости – всегда на поверхности. Если произойдет утечка, мы будем знать…
– И?
– Мы взываем к вашему патриотизму.
– Это глупо, если только вы не хотите погубить моего мужа.
– Подожди минутку, Жизель…
– Помолчи, Жан-Пьер, этот человек пришел к нам по какой-то другой причине.
– Что?
– Вы, очевидно, были выдающимся адвокатом, мадам Виллье.
– Ваши прямые вопросы вперемешку с туманными не оставляют сомнений, мсье. Вы запрещаете моему мужу предпринимать определенные шаги, которые, учитывая его талант, как даже я понимаю, не грозят его жизни. Затем делитесь с ним секретной – чрезвычайно секретной информацией, которая может стоить ему карьеры и жизни, если просочится.
– Я прав, – заметил Моро, – вы блестящий адвокат.
– Не понимаю, о чем вы говорите! – воскликнул актер.
– А ты и не должен понимать, милый, предоставь все мне. – Жизель гневно посмотрела на Моро. – Вы же спускаете нас со ступеньки на ступеньку, не так ли?
– Не могу этого отрицать.
– А теперь, когда он, услышав ваши откровения, стал крайне уязвим, скажите, чего вы от нас хотите. Разве не это главный вопрос?
– Думаю, что да.
– Так чего же вы хотите?
– Прекратите спектакли, снимите с репертуара «Кориолана», частично рассказав правду. Ваш муж не может играть после того, что узнал про Жоделя. Он переполнен раскаянием, а главное – ненавистью к тем, кто довел старика до самоубийства. Мы будем охранять вас двадцать четыре часа в сутки.