Паучий случай
Шрифт:
Не могу сказать, что у нас получилось ажурное кружево. Скорее кошмарное нагромождение ниток и паутины. Но мы были очень горды. Для нас двоих это было достижение.
— Мы выжидаем! — прошептала я таинственным голосом. — А вдруг кто-нибудь попадется?
— Мух… уя! — согласился паукан. Он был в восторге.
— Еще не уже! — остановила я охотника, который собрался лезть и проверять добычу. Ой, зря я это сделала.
— Узе? — каждые пять секунд спрашивал юный любитель кружевных салфеток.
— Пока ничего не попалось! — покачала головой я. — Но мы ждем!
А потом
В воздухе запахло неладным. Пока еще просто запахло.
— Горшок! — спохватилась я, увидев его в другом конце комнаты.
Словно партизан под обстрелом я ползла по полу за нашим лучшим другом. Пригибая голову, я тянула руку к заветной ручке.
Я вытянула ногу, зацепилась пальцами за ручку и потащила горшок к себе. Горшок упирался! Он цеплялся за свою девственность, как мог. Но я была неумолима!
Предстоял тяжелый путь обратно. Я снова ползла под нитями, подныривая под ними. Впереди я толкала горшок.
Успела! Схватив юного директора, я водрузила его на трон. Паукан обхватил его всеми лапами и задрожал от усердия.
В последний раз я видела что-то подобное в передаче про космос и Юрия Гагарина. Когда камера показывала старт ракетоносителя. Не хватало только хроники первого полета на заднем плане.
Юный Гагарин упорно пытался взлететь вместе с горшком. Мне казалось, что еще немного, и медный шаттл покинет стратосферу.
Судя по глазам, первая ступень была сброшена. Мир замер в ожидании. Все! Паукан свалился с горшка и посмотрел на меня с гордостью. Я пустила скупую слезу.
— Узе? — спросил он, вспомнив, что мы в засаде.
— Нет, не попалось, — с улыбкой ответила я, отодвигая горшок. Я подтягивала трусы. Резинка ослабла. После таких приключений, они будут терпеливо ждать, когда я выйду замуж и поправлюсь.
— Узе? — нервничал маленький охотник, заглядывая в глаза.
— Когда паутинка задергается, то значит, в нее что-то попалось! — успокаивала я.
Малыш уже зевал. Я вылезла из-под стола с ним на руках.
— Ловушка расставлена. Мы с тобой ложимся спать. А утром проверим! — пояснила я, гладя пушистую попу. Она сегодня молодец.
Кое-как я вылезла и положила малыша на подушку. Он зевнул и свернулся трогательным клубочком. Я достала мятое пирожное и спрятала его в паутинке. Это — наша добыча! Только тс-с-с!
Я залезла под одеяло, осмотрела комнату. И задула свечу. Только я закрыла глаза, как почувствовала, что меня трогают. Это была не пушистая лапка. А маленькая детская ручка.
Открыв глаза, я увидела красивое личико темноволосого мальчика. По виду ему был примерно годик. Странно, но я помню его еще трехмесячным младенцем.
Маленькая ручка изучала меня. Я осознала страшную вещь. Наступила стадия взросления «Маленький садист познает мир».
Раньше у меня не было претензий к моему носу. Он казался мне вполне симпатичным. И отлично выполнял свои функции.
Он замечательно дышал, сморкался и чихал. Бывало сопел, если мне что-то не нравилось. Иногда он сдавал площадь в аренду болючим прыщам.
Но в целом нос меня устраивал.Его даже хвалили. И делали ему комплименты.
Но детскую ручку мой нос не устраивал. Сначала юный пластический хирург решил, что мне будет лучше без носа. И плоскомордая, как мопс няня смотрелась бы куда симпатичней.
Через минуту юное светило пластической хирургии передумало. Рука, приплюснувшая мой нос, сменила гнев на милость. Хотя, я подозреваю, что сменилась мода.
Два маленьких пальчика наши заветные дырочки и проникли в них.
Детям очень нравятся дырочки. Им кажется, что каждой дырочке очень одиноко без детского пальчика. Вот поэтому я однажды поклялась себе делать розетки под потолком.
Мой нос тянули на себя как могли. Но он, зараза, не тянулся. И превращаться в клюв тукана не собирался.
Разочарованная ладошка решила, что к носу мы еще вернемся. Но позже! А сейчас самое время заняться увеличением няниных губ.
А то, что это за непорядок! Все, значит, увеличили! А мы тут со своими ходим!
Оттянув мою верхнюю губу и пролезая пальцем в мой рот, юный стоматолог сильно расстроился. Поэтому решил заняться нижней.
Сначала он ее оттягивал. А потом закатывал обратно. Очень полезный навык для юного принца. Придет к нему наглая и жадная девушка. Потребует бриллианты и корону. А он ей… шлеп! И обратно закатает.
Через минут пять я выяснила причину своего женского одиночества. Я точно знала, почему принц ко мне не прискакал. Оказывается, принцам не нравятся зубы! А точнее, их наличие!
Зубы скрывали что-то важное. И ужасно интересное. И не хотели показывать. Сволочи!
Поэтому их решили пока оставить. Мало ли. Вдруг сами выпадут? От старости, например? Вот тогда и принц прискачет. А раньше ну никак!
Мой правый глаз нравился. Левый нет. Категорически. Поэтому левый глаз нужно выковырять. Срочно!
Чем не угодил мой левый глаз, я не знаю. Может, он смотрел косо. Может, потому что он — левый. Но впал он в немилость окончательно, когда посмел моргнуть в момент казни.
Пальчик расстроился. Няня-циклоп смотрелась бы куда интересней, чем няня с двумя глазами. И как глупая няня этого не понимает?
Левый глаз спасло только мое ухо. И волшебная, манящая дырочка в нем. Оно никогда не думало о том, что однажды совершит подвиг. Поэтому тут же покраснело под детскими пальчиками.
Бурный восторг отразился на задумчивом личике наследника. Я уже знала две вещи. Первая. Сережки придется снять. Вторая. Глухой композитор Бетховен не отчаивался. Поэтому и мне не стоит, если что.
Сострадание было чуждо юному парикмахеру. Он был уверен, что лысые няни, или няни с проплешинами, выглядят куда более презентабельно. И намного больше нравятся детям, чем стандартные. Волосатые.
Я пыталась деликатно объяснить, что лысые няни не нравятся родителям. Но меня не послушали. В детских ручонках был здоровенный клок уже ненужных мне волос.
Я поймала ручку, прижала ее к губам и поцеловала.
— Баю-баюшки баю… — мурлыкала я, кошкой. — Не ложися на краю. Придет тихо паучок. И укусит за бочок…