Паучий случай

Не знаю, как у наследника, но мои веки начинали слипаться. Было предчувствие, что второй куплет принцу придется угадывать самостоятельно.

— Му-му-му, — мычала я сонно, прижимая к себе малыша. — Му-му-му-му…

Я не выдержала и душераздирающе зевнула. Это было моей ошибкой. Противные зубы открыли святая святых. А маленькая рука решила проверить нянины гланды.

— Кхеу! — выдохнула я, пытаясь не откусить детские пальчики. Малыш расстроился. Он видел там что-то интересное! А злые зубы снова это спрятали! Как же так? Разве можно?

Я высунула язык, видя, как просыхают детские слезы. Ой, а что это? Упс! И нет! Спрятался! И вот он опять высовывается. А еще умеет в трубочку сворачиваться! И снов прятаться.

Как мало ребенку нужно для счастья! Мне по лицу попадали маленькие ладошки. Они ловили ловкий язычок. Но так и не поймали. А потом устали.

Поэтому вцепились в мои волосы и все. Няню взяли в плен.

Потрепав щечку, я погладила тоненькие волосинки, улыбнулась и уснула.

Проснулась я от страшного грохота. И от того, что дернулась кровать. Мы куда-то уезжали, но еще не поняли куда! Грохотали падающий стул и колыбель. Куда-то вместе с кроватью поехал стол.

Я вскочила, прижав к себе сонного ребенка. Малыш тут же открыл глаза и …

— Папа… Лось! — звонко и как-то радостно произнес он. — Папа Лось!

В чем-то я была согласна. В нашей паутине намертво запуталось его величество.

Я ржала, как целая конюшня. Видя, как арахнид не может выбраться из паутины.

Он пытался разорвать нить. Но я-то знаю, что она прочнее лески.

— Это что еще за… — прокряхтел он, пытаясь сорвать с себя нитку. Стул прогрохотал по комнате. И зацепился за стол.

— Папа Лось! — прыгал на подушке счастливый паучонок.

Говорят, что новичкам везет. Я даже представить себе не могла такого! Как начинающая охотница, я мало на что рассчитывала.

— Это мы паутинку учились плести, — скромно заметила я.

— Папа Лось! Ипусий слусяй! — восторгался нашим умением паучок. Он и сам не ожидал, что добыча будет воистину королевской.

«Паучок! Неси ружье!», — мысленно простонала я, когда проснулась окончательно. — «Мне проще застрелиться сразу!».

Я бросилась на выручку, пытаясь распутать. Но запуталась сама.

— Вы что здесь делаете? — прошептала я, пытаясь порвать нить. Но она не рвалась!

— Пришел проведать вас, — процедил голос. Делая примерно тоже самое.

«Он ходит по ночам к ребенку. Какой бессовестный папа!» — догадалась я.

— Я злой и страшный паук, — прошипела я, подползая ближе. — Кто тут попался в мою паутину?

— Это ж надо было додуматься! — послышался вздох. — Сплести паутину! Из нитей!

— Нет, а что только вам паутиной пугать? Кто еще ребенка учить будет плести паутину. Отец отказался, поэтому пришлось взять обучение в свои руки, клубок в трусы и вперед! — удивилась я.

— Ты — сумасшедшая, — прошептал голос.

А мне на щеку легла рука. Погодите, недавно был последний раз, если я не ошибаюсь!

— Нет, а что за дискриминация по паутинному признаку! — возмутилась я, чувствуя, что мы больше запутываемся, чем распутываемся.

— Путанка! — обрадовался паучок. — Запута и распута!

Все хорошо, только ударение на другую букву, если можно.

Обожаю детские словечки. Мне кажется, что внутри каждого ребенка живет чудовище, которое любит троллить пошлых взрослых. С меня однажды хватило «менуэта» в детском исполнении. Я долго пыталась объяснить встревоженным родителям, что не занимаюсь ранним половым воспитанием детишек.

— Там в тумбочке были ножницы, — вспомнила я, прорываясь к тумбочке. Стол грохотал по полу. Я чувствовала себя чемпионом, разрывающим сразу десяток финишных лент.

И локомотивом по совместительству. За мной вагончиками тащились стол, стул, колыбель, кровать с ребенком и мужик. Все, как и полагается тащить на себе женщине.

Мне удалось дотянуться до ящика тумбочки. И дернуть его. Он вылетел и рассыпался.

— Ищем ножницы! — выдохнула я, пытаясь нашарить в темноте хоть что-то отдаленное.

— Это как нужно было додуматься… — поражались моей смекалке.

— Нет, ну а что? В вашей паутине я сегодня путалась. Теперь ваша очередь путаться в моей, — ответила я, понимая, что ножниц поблизости нет.

— Ой-ой-ой! — дернулась я назад, слыша грохот мебели. Упала я очень удачно. На мужика.

Я вообще искренне считаю, что если падать, то на мужика. Сводка последних дней свидетельствует о том, что я очень падкая на мужской пол. То с люстры. То так, запутавшись в паутине.

Меня обнимали. Я лежала сверху и по привычке отводила глаза. Сердце предательски замирало.

Мою голову положили себе на грудь.

— Заметьте, — прошептала я, пытаясь обнять его. — Это не я нарываюсь на приятности. А вы.

Вот такое вот я пирожное!

— Ненавижу, — прошептали мне, погладив по голове. — Я ведь зарекался, что это было в последний раз…

И тут я нащупала ножницы.

— Так! — прокашлялась я, чтобы подчеркнуть торжественность момента. — В темноте я вижу плохо…

Я решила предупредить заранее. Мало ли.

— Поэтому могу отрезать что-то лишнее, — продолжала я.

Где-то рядом с самым добрым волшебником стояла самая добрая няня с ножницами в руках.

— Если я попытаюсь отрезать что-то не то, кричите, — намекнула я. Хранить королевское достоинство в тот момент, когда ножницы пытаются его лишить — не самый лучший вариант.

Закусив губу, я прищурилась. Так! Одну нитку вижу!

— Клац! — выдали ножницы. Крика не было? Значит, без потерь! Вот еще одна ниточка! Клац-клац! Ой…

Я посмотрела на прядь темных волос, свисающую с ножниц. Нужно ее выбросить, пока он ее не видел! Его величество уже заподозрил что-то неладное. Видимо, затянувшаяся пауза его насторожила.

Мне срочно нужно было его чем-то отвлечь, пока я стряхиваю ее с ножниц. Если что потом пусть пеняет на неудачный бальзам для волос!

Я зажмурилась, наклонилась и поцеловала его. Моя рука отчаянно трясла ножницами.

— Это было в последний раз! — заявила я, видя, что ножницы чистые. — А теперь не вертитесь!

Закусив губу, я резала нитки.

— Височки ровнять? — спросила я, когда распутанная рука его величества с подозрением провелась по волосам. И подняла длинную черную прядь. Она показалась ему смутно знакомой. Возможно, раньше они виделись. В зеркале.