Penthouse

Но Леонида Яковлевича в этих часах привлекало другое. А именно – вызываемый ими эффект неожиданности, особенно когда собеседник сидел к часам спиной. То есть человек, внезапно услышав позади себя резкий звук, так похожий не передергивание затвора огнестрельного оружия, и громкое «Ба-ам!», непроизвольно как минимум вздрагивал, иногда быстро оборачивался и даже издавал реплики: «Ой! Ну и напугали меня ваши часы!».

В такие мгновения Леонид Яковлевич искренне радовался, аки дитя малое, получившее в подарок новую игрушку. С серьезным видом, конечно, но внутри ликовал – шутка удалась. Он даже планировал свои встречи с новыми людьми так, чтобы они совпадали по времени с боем часов. И наслаждался.

Вот и теперь Леонид Яковлевич усмехнулся про себя, увидев, как он обернулся, реагируя на неожиданный звук, и довольно сообщил:

– Полдень, – одновременно всем своим видом давая понять, что аудиенция закончилась.

Профессор проводил его к двери:

– И главное – спокойствие, только спокойствие…

«Когда-то и где-то я уже это слышал», – подумал он.

И пока он размышлял над заключительными словами доктора, Леонид Яковлевич успел закрыть за ним дверь своего кабинета.

Он стоял в коридоре один, но недолго.

Вскоре появилась медсестра Маша:

– Присядьте, пожалуйста, сейчас Ольга Анатольевна подойдет.

Он уселся на стул возле стола поста № 4 и погрузился в безмыслие: вспоминать было нечего, а о том, что предложат врачи в будущем, он и представления не имел. Теперешнее же и совсем недавние впечатления еще обрабатывались глубоко на подсознательном уровне.

Потом его взгляд, блуждая по окружающей реальности, зацепился за силуэт в белом халате. Силуэт двигался к нему из дальней части коридора. По мере приближения он превращался в женскую фигуру и, остановившись около него, окончательно сформировался в Оленьку.

– Не устали? – спросила она, глядя на него сверху.

– Н-нет, – быстро выпалил он и поспешно встал со стула.

– На улицу еще хотите? – продолжила врач.

– Да, – обрадовался он.

– Ну что же. На сегодня мы уже все сделали. Можете отдыхать. Продолжим завтра, – приятным голосом сообщила Оленька. – А сейчас я попрошу Кондратия, чтобы он с вами вышел на улицу. Все-таки он здесь все знает и ответит на любые ваши вопросы, если какие-то возникнут.

Кондратий здесь все знает.

Сказано без преувеличения. В свои 28 лет Кондратий считается, если так можно выразиться, одним из ветеранов 15-го отделения.

Впервые он переступил порог этого заведения в 16 лет. Тот первый случай странного его поведения в школе на группе продленного дня как-то очень уж быстро замялся и особенно не обговаривался в кругу семьи. Родители то ли не придали ему значения, то ли не хотели придавать, то ли у них просто не было времени для основательного «разбора полетов».

И Кондратий рос себе, на первый взгляд, как обычный ребенок, ничем не выделяясь среди других сверстников, но и ни в чем не уступая им.

Время от времени он предавался размышлениям о жизни, вернее о крайней ее точке – смерти.

Иногда ему хотелось спрыгнуть с крыши дома. Он даже поднимался на самый верх высотных строений и смотрел вниз, разглядывая снующих по улицам маленьких, словно букашки, людей и автомобилей. Тогда представлял себе, что это его игрушки, и он может с ними делать все что угодно. В этих фантазиях Кондратий забывал о своем желании спрыгнуть вниз.

Иногда он ходил по краям крыш новых жилых высоток, имеющих достаточно широкий парапет, на который он взбирался, после чего двигался по периметру, надеясь случайно оступиться и упасть. Но напрасно. Концентрация на точных движениях мешала сделать неосторожный шаг, а закрыть глаза он еще боялся. Поэтому Кондратий, проголодавшись и устав ходить по кругу, спускался вниз живой и невредимый.

Иногда ему хотелось жить. И он наслаждался своим беззаботным детством напропалую. Именно беззаботным – в их доме было все. В том числе и то, о чем простому среднестатистическому ребенку даже и не мечталось.

Но свои 16 лет Кондратий решил встретить с намыленной веревкой на шее. Он провисел лишь несколько секунд, веревка оборвалась, и его тело с грохотом упало на пол. Тут же на шум в его комнате вбежали родители и недоуменно смотрели на своего сына, корчащегося от удушья на дорогом персидском ковре и судорожно растягивающего руками петлю на шее.

Именно после этого случая Кондратий впервые познакомился с 15-тым отделением вообще и с Леонидом Яковлевичем лично.

Именно после этого случая в паспорте Кондратия появилась фотография: лицо со стеклянными глазами, отсутствующий взгляд и водолазка с высоким горлом, чтобы скрыть на шее красную полоску от веревки.

В то время родители очень спешили с паспортом для сына по каким-то невнятным, по крайней мере для Кондратия, причинам, а других подходящих фотографий под рукой не оказалось.

– Подождите здесь, я его позову, – Оленька быстро открыла дверь палаты № 6, вошла вовнутрь и буквально через несколько минут вышла оттуда, но уже не одна. За ней, поправляя на плече свою небольшую кожаную сумочку, шел Кондратий. Шел неохотно – так, словно его оторвали от каких-то важных личных дел и вместо них предложили принять участие в общественно полезных мероприятиях.

«Договор работает», подумал он.

Кондратий подошел ближе и снисходительно посмотрел на него:

– Ну, пошли.

Оленька в этот момент стояла в стороне, видела их в профиль и ловила себя на мысли, что эти два пациента чем-то очень похожи, чем-то еле уловимым, но в то же время отчетливо заметным. Схожесть складывалась частью из внешних черт – манер, позы, взгляда, а частью дополнялась их внутренним состоянием, которое скорее чувствовалось, нежели поддавалось логическим умозаключениям.

Молодые люди медленно и молча пошли по коридору к лифту.

Кондратий нажал кнопку вызова грузового лифта. Снизу тяжело и с натугой начала подниматься его кабина, и через сорок пять секунд она благополучно достигла четвертого этажа.

Дверь открылась, и на двух претендентов на поездку вниз посмотрела маленькая худощавая злобная старуха с кривыми ногами и недовольным морщинистым лицом, но, как положено, в белом халате и в чем-то наподобие шапочки на голове. Ее рост и конституция тела давали почву для некоторых неожиданных выводов о том, что она либо низкорослый человечек, либо гигантский гном. Именно такие мысли и посетили его голову.

К тому же интерьер лифта легко поддавался сравнению с маленьким домиком: около одной стены стоял топчанчик с одеяльцем и тумбочка, накрытая вышитой салфеточкой, а на ней очки в пластмассовой оправе, газета и стакан чаю. Складывалось впечатление, что они позвонили в дверь квартиры, и им открыла злобная хозяйка, не желающая видеть кого-либо не только в этот момент, но и вообще.