Пепел после тебя
Шрифт:
– Егор... Я не знаю, что ему нужно. Хочешь, мы прямо сейчас перезвоним и спросим?
– Да.
Достаю телефон, яростно жму на кнопки. Ни в чём я не виновата! Не в этот раз!
– Да, Алин? Освободилась?
Включаю на громкую.
– Чего ты хотел?
– Воу! Как-то я не был готов к такому тону, – Тим явно ошарашен моей резкостью. – Что-то случилось?
– Нет. Просто скажи, что хотел.
Скорее всего, я обижаю Тимофея. Но мне очень важно сейчас остудить Егора.
Замерев возле меня, он осатаневшим взглядом смотрит на экран. Там ещё и фотка эта... Довольно улыбающийся Тимофей. Сто лет
– Я хотел спросить, не собираешься ли ты нас посетить. Ребята все соскучились. Может, рванёшь на выходные домой? Закатим вечеринку. У Севена как раз днюха.
– Нет, не получится.
– Так категорично? Я ведь не подкатываю к тебе. Просто дружба, помнишь?
И звучит это так двусмысленно, словно мы о чём-то с Тимом договорились.
Егор выхватывает телефон из моих рук. Выключает громкую и прямо в обуви идёт в спальню.
– Привет, футболист!..
– рявкает он.
Шарахает дверью. Я не слышу, что он говорит дальше, потому что в ушах у меня грохочет пульс.
Привалившись к входной двери спиной, сползаю на пол. Мне трудно дышать. Душно.
Я не понимаю, когда настанет наше "жили долго и счастливо". Мы такие разные. Он такой вспыльчивый, недоверчивый. А я - скрытная, да. Потому что боюсь сделать что-то не так.
Мне нужна помощь. С кем-то поговорить.
Сейчас мне особо остро не хватает мамы. Возможно она объяснила бы мне, как справляться со взрывными мужчинами. Что можно им говорить, а что нет. Научила бы меня женским хитростям. Она сто процентов это умела. Ведь она вышла за моего отца, а он совсем не подарок.
Через минуту или десять Егор возвращается, отдаёт мне телефон.
– Пойдём, провожу тебя, – тянет за руки, поднимает.
Распахивает дверь, выходит на площадку. А у меня ноги не идут. Не могу понять настрой Егора. У нас всё плохо опять, да?
Да сколько можно?
Едем в лифте. Егор поступает совсем нелогично, крепко сжав мою руку. А когда выходим из подъезда, обнимает меня и нежно, но очень коротко целует. Оторвавшись от губ, шепчет:
– Он тебя больше не побеспокоит.
– Алина! – к нам подходит отец. Его ноздри вздрагивают от недовольства. – Я уже десять минут тут торчу.
А я вот жалею, что сообщила отцу адрес Егора.
– До завтра, – смотрю на Гроза.
– Ага.
Но он не отпускает мою руку. Притягивает к себе и прямо при отце глубоко целует, забираясь языком мне в рот. А отстранившись, с вызовом смотрит на папу.
– Доброй ночи, – цедит, не разжимая зубов.
И заходит обратно в свой подъезд.
Глава 39
Алина
Замерев перед зеркалом, рассматриваю себя. Надо сказать, платье бесподобное, и я в нём выгляжу на пару лет старше. Голубое, мерцающее, с бретельками в виде серебряных цепочек. Декольте неглубокое, а вот спина открыта почти до талии. Никогда я не надевала ничего подобного!
Без бюстгальтера чувствую себя очень уязвимой, но лифчик под это платье не предполагается. Честно говоря, мне кажется, что моя грудь слишком подробно вырисовывается под тонкой струящейся тканью. Хочется скрестить руки, обнять себя за плечи, прикрыться...
–
Алина! – стук в дверь и голос отца. – Ты как там?– Скоро! Не входи, я не одета.
– Мы с бабушкой готовы.
– Хорошо.
Шаги удаляются. Меня охватывает нервная дрожь. С трудом наношу макияж. Роберт сказал, что мне могут сделать его профессионалы, если я приеду в его агентство за час до банкета. И предложил поехать на этот банкет вместе с ним. Но я не могу, ведь мы идём в театр.
Старательно наношу корректор, тональный крем. На верхние веки – мерцающие тени. Тонкие стрелки, тушь на ресницы. Немного персикового блеска на губы. Волосы поднимаю и закалываю невидимками, оставив одну прядку у лица. Надеваю сапожки до колен, хотя сюда бы больше подошли туфли. Но зима же...
Взяв небольшую сумочку с цепочкой вместо ремешка – подарок Юлианы – вновь встаю перед зеркалом. Меня потряхивает ещё сильнее. Такое ощущение, словно я оказалась в чужой шкуре. В чужой жизни. Словно в отражении не я, а кто-то другой.
С тоской смотрю на телефон. Полчаса назад на него пришла смска от Егора.
«Решил подъехать пораньше. Жду вас в машине».
Это первое сообщение со вчерашнего дня. Я не знаю, что сейчас между нами. Егор вновь закрылся. А я слишком напряжена, чтобы разобраться во всём.
Убираю телефон в сумочку и на негнущихся ногах выхожу из комнаты. Бабушка с отцом уже в прихожей. Облачаются в верхнюю одежду. Папино лицо темнее тучи, но он старательно пытается это скрыть. Бабушка с восторгом разглядывает меня.
– Ну-ка, покрутись!
– Бабуль, опаздываем!
Быстро надеваю куртку. Не хочу пока им демонстрировать, что спина у меня голая.
Выходим из подъезда. Егор стоит возле БМВ. Он снова в пальто. Под ним брюки и рубашка. Красивый... Глаз невозможно отвести. При виде меня он меняется в лице. Улыбкой на ней даже не пахнет. Молча здоровается с отцом, протянув ему руку. Тот, слава Богу, пожимает. С бабушкой они обмениваются добродушными приветствиями. Она на него смотрит даже восхищённее, чем на меня.
Егор открывает для них задние двери, потом подходит ко мне.
– Всё так плохо? – прослеживаю его взгляд, скользящий по моему платью.
– Не знаю. Пока не понял, – говорит он честно.
И это не то, что я хотела услышать, конечно...
Помогает мне сесть, пристёгивает. Едем в полной тишине. Даже магнитола вырублена.
Такое чувство, что Егор не простил меня за звонок Тимофея. А может, он вообще не смог ещё отпустить до конца ту ситуацию с ним. Ведь мы с Тимом встречались, когда Егор появился в моей жизни. И я частенько выбирала именно Тимофея, потому что волновалась за него.
Подъехав к театру, ищем место для парковки. Здесь очень красиво. Здание театра в стиле барокко с колоннами на входе меня очень впечатляет.
– Что хоть за спектакль? – подаёт голос отец.
– Я тебе говорила, пап. «Кадриль», юмористический спектакль. Отзывы отличные.
Изначально мы хотели пойти на «Ромео и Джульетту», но потом Егор поменял билеты, сказав, что всё-таки не хочет смотреть на любовные страдания других людей.
– Да, точно, – бурчит отец, покидая машину.
Егор помогает выйти бабушке, потом мне. Все вместе торопимся к входу. Таких же, как мы, спешащих на спектакль, довольно много. В основном это люди за пятьдесят.