Перегной

– Ну, мы значит приехали на природу-то, прямо со службы, в форме. Это, я, Саня с разрешительного и мужики с ГАИ. Это, вылезли из машины, а уже бухие в дрова. Это, у Сани ружье было, двустволка тестевская в багажнике. Саня-то и говорит, спорим нах, что я на лету дуплетом нах твою фуражку прострелю. Это, ну чё, базар, стреляй! Подбросил фуражку...

– И чё, попал?

– Какое нах попал, нет конечно. Ты дальше слушай. Это, фуражка упала шагов за двадцать где-то, целехонькая. Я Сане говорю, это, ты иди нах, поднимай...

– А он чё?

– А он, это, такой - да ну нах... Достает, это, короче ствол, табельный и еблысь по фуражке-то.

– И чё, попал?

– В том-то и дело, что попал.

– С двадцати шагов из макарыча, бухой?

– Отвечаю! Мы сами все офигели. Это, он трезвый в тире с метра нах в потолок попасть не мог никогда, а тут вон чё. Ну нас, понятное дело, заело. Это, мы значит такие нах тоже кто с чего, давай по этой фуражке шмалять. Раз попали, два.

– Ну, и дальше чё?

– А ничё. Как в фуражку попадем, она, это, слегка подскакивает, а мужики ржут нах. Смотрите, говорят - мент ползёт. Вали мол его ребята...

Могучий ржач раскатился по дежурке. Довольные менты смеялись шутке.

– Ухаха, мент ползёт. Гы, вали его, ребята.

Вдоволь насмеявшись, менты, нисколько не обращая на меня внимания продолжили разговор.

– А как фуражку-то подбрасывали?

– Какую? А эту-то? Да как, знаешь, по телевизору показывают, по тарелкам стреляют. Вот также нах. Чтоб она планировала. Как этот спорт называется то, забыл? Ты знаешь?

Никто не знал.

– Может этот знает, - подал голос мой конвойный, - я же тут привел одного. Слышь, жертва, как это называется, когда по тарелочкам из ружья?

Настало время выходить мне на авансцену. Вздохнув, я вышел из спасительной прохлады темного угла на свет, как на казнь и, усаживаясь, на стул перед дежурным сказал - спортинг. Стрелковая дисциплина называется спортинг.

– Вы кого мне блять, привели, - оглядев меня взревел дежурный, - его же блять, в больницу надо. У него же блять башка пробита.

– У этого козлика, Михалыч, здоровья вагон, какую ему нахер больницу, он Серегу наземь сшиб только на ноги встал и гасануть хотел. Пришлось примять.

– Я блять вижу, как вы его примяли. – Недобро усмехнулся Михалыч.

– Доставай блять из карманов все, что у тебя там есть.

Я покорно вынул бумажник, охлопал карманы, не найдя там ничего более развел руками и сел обратно на стул.

– Тебе кто-то садиться разрешал, олень? – с вызовом рявкнул один из подобравших меня патрульных.

– Ты покури иди пока блять, - спокойно сказал ему Михалыч, - здесь блять милиция, а не блять армия, а ты заебал уже меня со своими блять замашками.

Патрульный огрызнулся неразборчиво и вышел, вместе с напарником, за дверь. Михалыч меж тем вынул какие-то бумаги, и, что-то в них записывая, не отрывая головы вдруг спросил:

– Фамилия?

– Моя? – растерявшись от внезапности вопроса переспросил я.

– Ну блять не моя же, - ответствовал Михалыч, и по его тону было понятно, что он хотел добавить, мол - как же вы, блять, заебали блять с этим вопросом блять.

Он поднял голову, распрямился и произнес еще раз:

– Фамилия, Имя, Отчество. Год рождения. Адрес. Место жительства. Цеховая принадлежность.

– Сапожников Виктор Васильевич, - сказал я первое, что мне пришло на ум.

– Ты блять зачем на патрульного бросился?

– Да испугался я. Он меня со спины подымал, я ж не знал что он милиционер, в отключке был. Прихожу в себя, а меня кто-то тащит.

Михалыч как-то одобрительно кивал и в этих кивках мне чудилось призрачная надежда на счастливое завершение сегодняшних похождений.

– Башку блять они, - дежурный кивнул на дверь, за которую вышли патрульные, - тебе пробили.

– Нет.

– А кто?

– Не знаю?

– Не помнишь что ли, память отшибло. Или блять говорить боишся?

– Да не они, я вам честно говорю. И честно говорю, что не знаю кто. Так увижу – узнаю наверное.

Ладно. При каких обстоятельствах?

И я начал свой горестный рассказ: Отдыхал я, на пляже. Ну немного выпил. Тут рядом какие-то пацаны подъехали на девятке, ну слово за слово...

– Номера машины помнишь? – тут же спросил меня дежурный.

– Да откуда!

– А цвет?

– Цвет красный был.

– Точно?

Дежурный занес ручку над листком, но задумался и ничего не записал.

– Значит говоришь, парни блять молодые, - после долгой паузы заговорил дежурный, - на красной блять иномарке?

– На девятке, - поправил я дежурного.

– Описать их сможешь?

– Ну так, в общих чертах, смогу: модные такие мальчики, чистенькие, нарядные. С понтами. Волосы у одного крашенные, по моде, пегие такие.

Что-то мелькнуло во взгляде дежурного, тревожное что-то, нехорошее.

– А может ты блять все это выдумал, а, Сапожников? Может закусился ты с какою-то урлой, такой же как и ты мутной? Сам блять посуди, ребята, по описанию ну никак не гопники, из приличных семей, да вдруг взяли блять и по жбану тебе ни с того ни с сего надавали?

– Да мне то, чего, товарищ милиционер, вас обманывать. Я ж вам говорю, они приехали, музыку врубили, я подошел, спросил, что за музыка, меня послали. Я спросил за что послали, а мне по голове.

– На красной говоришь, иномарке?

– На красной девятке.

– Да, на красной девятке, извини. Приличные блять ребята! Знаю я их, но убей меня не поверю, что на такое блять способны. Уважаемых родителей дети. Наговариваешь ты поди?

– Вы чего от меня хотите-то? – взмолился я глядя на дежурного, - да мне вообще побоку, не хотите, не оформляйте. Ну подрался я с ними и подрался. На иномарке - так на иномарке. Отпустите вы меня. Заявления мне не надо. Не по пацански это.

– Иди, - как-то буднично просто согласился Михалыч.