Перегной

Мир колыхался и слегка подкруживался передо мной, потом остановился и замер. Он был по-осеннему прозрачен, этот мир. Он был таким, каким бывает только осенью, когда опадающая листва обнажает, как слетевшие шоры, дальнюю перспективу. Пропадает буйно цветущая красота, но зато все становится ясно. И еще тихо-тихо. И вот в этой тишине вдруг щекотнул ноздри, щекотнул и осел в них весенний, невесть откуда взявшийся запашок. Запах нового и неизведанного. Правда было в нем что-то от полынной горечи, но все же это был тот самый запах, запах возвращения, в жизнь ли, в реальность, в общем запах предчувствия. Так кончилась осень.

И началась зима. Хотя снега еще не было, да и температура не спешила залезть в минус, но уже темнело заметно раньше, а светлело позже, вместо звездного неба клубилась низко над головой ватная хмарь и зарницы отполыхали за спойными хребтами. Еще природа не выбелила все вокруг, но порядком все обесцветила, со всего, что только можно сорвав цветастые цыганские покровы. И погода уже не ласкала и нежила, а держала в тонусе, нет-нет да и заставляя зябко поежиться. Погода, что называется, шептала - займи, но выпей. И выпей не от радости, а для сугрева. Все стало проще. Отчетливей и проще. И очертания предметов, и природа, и мысли, и поступки.

Явились, наконец, с промысла мужики. Мокрые, злые и голодные. Притащили на грязных волокушах кучу порубленных кабелей и бобышек.

– Давай, что ли, обдирай - угрюмо распорядился Щетина.
– Завтре-от Толька подъехать должон, надо чтобы все в комплекте было. И побыстрее шевелись...

Я сделал рожу попроще, и принялся за работу.

– Кто так режет, - подскочил недовольный Щетина, - смотри, сколько меди на оплетке остается. Дай сюда - он попытался вырвать у меня нож.

– Э - э, ты чего, дядя Коля. Я понимаю - устал-промок, но чего ты вяжешься? Докопаться не до кого? Злость сорвать не на ком.

– Ничего я не вяжусь. А только урон от тебя идет.

– Какой урон, дядя Коля? Мы же оплетку жгём и все остатки из нее выплавляем до граммулечки. Ты же знаешь.

– Я знаю, что ты нихрена толком не можешь. Ни кабеля ободрать, ничего...

Я предпочел смолчать. Щетина видимо уже всандалил соточку и его понесло. Чего разжигать мировой пожар - мужики устали, промокли и продрогли. Им бы в баню сейчас. А после бани щей тарелку, сто грамм да бабу погорячее. К тому все и идет. Надо просто показать свой авторитет, восстановить, так сказать, контроль над ситуацией в группе.

– Дак чо, это, я Витьке-от, помогу.
– Встрял Полоскай, гася тлеющий конфликт, давая зачинщику выйти из него без потерь.
– Присмотрю, значит, чтобы остатков...

– Да уж присмотри, - сцедил, как сплюнул Щетина, - айда мужики. А у меня па-а-арвались с-сапоги...

– Слышь, а чего это он вдруг решил, что завтра Толян приедет, у них что, связь между собой телепатическая?
– спросил я Полоская.

– Не, телепонов у нас в деревне, как сельсовет закрылся, нету. Он это, Толян-от, обычно раз в месяц приезжает, а тут уж к месяцу неделя прибавилась. Значит прискочит скоро, будь уверен.

– А, понятно. А чего дядя Коля нынче нервный такой?

– Да кто его знает. Устал наверное. Ты вот че, Витька, давай тут шуруй, а я по- быстрому сбегаю в баньку, а то зябко. Лады?

Полоскай умчался своими длинными, паучьими шагами, запахивая на ходу ватник, а я остался обдирать кабеля. Они были холодными, как из могилы, и руки, несмотря на плюсовую температуру, моментом замерзли. Пришлось сооружать костер и время от времени отогреваться. Несмотря на это работа спорилась. Куча черных обрубков превращалась, как в сказке в груду сияющего злата, любо-дорого посмотреть.

Я заработался и не заметил как подступился вечер. В свете костра было довольно светло и что темнеет я понял лишь тогда, когда из сумерек вдруг вынырнула людская тень и, обрела очертания и плоть все того же Щетины. Обретя людской облик тень Щетины мигом утеряла грациозность и грузно осела на скамью.

– Робишь?
– Спросил Щетина после затяжной паузы. Он был слегка нетрезв. Его, что называется, еще только развозило.

– Ну.
– Буркнул я и продолжил дальше заниматься своим делом.

– А вот ты, к примеру, знаешь, сколько в этом куске килограммов - взяв в руки один обрубок поинтересовался Щетина.

– Нет. А мне на что.

– Ну просто.

– Просто?
– Я взял за один конец обрубок, покачал им на весу, - килограмма два наверное.

– Наверное.
– Передразнил Щетина.
– Два с половиной, не хошь? Два с половиной, ты понял, а не два!
– С вызовом, с какой-то даже обидой в голосе крикнул мне Щетина.

Я продолжал строгать кабель.

– Под триста кило приперли. И меди и бобышек, - бормотал между тем Щетина, - под триста кило. И еще веревки, крючья, ломы, прочий шанец. Слышишь? В пятером. Два дни не жрамши. Слышишь, нет?

– Да слышу - слышу.

– Нихера ты не слышишь. Триста кило говорю, да шанцу еще сколько. Это тебе не тут ножичком остругивать.
– Щетина закривлялся, закорчил рожу, замахал руками, изображая этой сложной пантомимой как я строгаю кабеля.

– Я не понял, дядя Коля, это ты в упрек мне что ли?

– А. Ну тя.
– Пьяно отмахнулся Щетина.

– Нет уж, ты договаривай. Ты меня упрекаешь что ли? Ну так, во-первых, я раз сто у тебя просился на промысел, или ты забыл? А во-вторых...

– Че во-вторых?
– вдруг взвился Щетина.
– Хочешь сказать, что если бы не ты, сидели бы мы сейчас у костра и обдирали кабель всем кагалом? Ну и сидели бы! Уж лучше бы сидели, чем эдак.

– Как это - эдак?

– А вот так это. Ты, я тебе говорю, как кабель обдираш. Дай сюда, грю.

Я убрал руку с ножом за спину.
– Спокойней, дядя Коля. Не ори, пожалуйста. Ты на свою жену ори, когда она тебе котлеты пережарит, а на меня не надо, понял. Ты с разговора не соскакивай. Есть претензии, обоснуй.

– Да к тебе никаких претензиев. А только неправильно все это!

– Что неправильно?

– Живешь ты неправильно!

– Это почему же?

– Я корове - почему? А она мне - бу, да бу.
– Передразнил Щетина.

– И всё же?

– Кто всё же, тот хер гложет.
– Продолжал куражиться Щетина.

Я махнул рукой. С пьяным спорить - без толку.

– А только в этошний-от раз я сам буду с Толяном торг вести, ты понял.
– Внезапно выпалил Щетина.

Вот оно в чем дело. Дяденька уязвлен. Дяденька обижен. Ему не дали поиграться. Отняли важный момент в жизни - торг. Возможность раздувать щеки. Да и на здоровье.