Перелетная птица 3

— Неужели он отказался от своей британской идентичности?

— Надо полагать что да, лишь замечу, что он не одинок в таком решении. В Англии его дважды подвели под судебное преследование, украли три изобретения мирового уровня, а в России он получил полную свободу творчества — от высказывания и обсуждения своих идей без опасности, что их тут же сопрут, до свободы воплощения его творений в металле. По одному его слову мы построили полигон размером триста на пятьсот километров на Севере и более скромных размеров на юге России.

— Да, Россия обладает большими пространствами.

— Пространства не главное. В конце концов, Китай, Бразилия, Австралия и Канада не намного меньше России, но научные школы там не разовьются никогда.

— Что же им помешает, позвольте спросить?

— Подчинённое или даже колониальное положение. В колониях не бывает высокой науки.

— Чего вы хотите, мистер Павич?

— Странный вы выбрали тон для переговоров, герр как-вас-там. Всем известна моя неприязнь к Англии, и при этом вы называете меня английским словом. Коли так, признаю наши переговоры сорванными и прошу удалиться из выделенного мне помещения.

Возмущённый и одновременно униженный функционер от науки встал и вышел за дверь. Его молчаливый напарник остался.

— Вы не согласны с мнением своего коллеги? — повернулся к нему Александр.

— Представьте себе, не согласен. Видите ли, мы представители противоположных крыльев научного сообщества. Герр Ленгер принадлежит к так называемому европоцентричному направлению, я же скорее евразиец.

— О! Это направление философской мысли уже сформировалось?

— Вам оно знакомо? Это прекрасно, поскольку я хотел уже пуститься в объяснения. Однако вернёмся к теме. Мы предварительно договорились с герром Лингером, что он сделает свою попытку поговорить с вами, и кстати я его предупредил о предстоящем фиаско. Поверьте, я не знаю на что он надеялся, хотя его эскапада может быть частью многоходовой интриги.

«В которой вы, милостивый государь, проводите сейчас второй ход. Однако торопиться не станем». — подумал Александр, но вслух не произнёс ни звука, а лишь кивал с самым любезным и заинтересованным видом. Собеседник продолжал:

— Мне поручено предложить вам, если можно так выразиться, стандартный договор взаимодействия. Точно такие же заключены с крупнейшими научными сообществами Европы и Североамериканских штатов. Существенным отличием будет секретный раздел договора, о проведении согласованных фундаментальных и прикладных исследований, особенно имеющих военный характер.

— О! Это любопытно.

— Сегодня поутру я удостоился аудиенции его императорского высочества Генриха Прусского, и он уведомил меня о том, что с вами заключено некое соглашение, касающееся фундаментальных исследований, имеющих стратегические перспективы. О сути мне лишь намекнули, но и сказанного было достаточно, чтобы проникнуться грандиозностью перспектив, открывающихся перед нашими державами.

— Тогда зачем вы привели с собой этого странного человека?

— Это не моя игра, ваше сиятельство. Меня попросили так сделать. Сейчас я выйду с самым расстроенным видом и скажу что вы слишком разгневаны чтобы говорить о чём-то серьёзном. Настоящие переговорщики приедут к вам… Где вам угодно принять нас?

— Ах вот какие тут бушуют интриги! Впрочем, я не удивлён, в России тоже кипят нешуточные страсти. Что до переговоров, то я начал строить научно-исследовательский центр в Курской губернии, и сельцо Марьино, что у станции Клейнмихелево, уже стало приличным городком. Там мы и пообщаемся. Думаю, нам есть много что друг другу сказать и продемонстрировать. Думаю, мне найдётся чем вас удивить, дорогой фон Корф.

Глава 12 Дела домашние

— Алекс, ты не хочешь признаться кое в чём? — Агата смотрит печально, в ней чувствуется какой-то надлом на грани обречённости.

— Признаться, я ждал, когда ты немного оправишься, чтобы рассказать один случай, но вижу, что тебе сообщили раньше. Что же, тем сильнее они меня разозлили. Клянусь, Агата, я непременно выясню имена организаторов, и им будет больно вспоминать о содеянном.

— Не замечаю на твоём лице раскаяния.

— Его нет и не будет. Мне не в чем каяться. Видишь ли, меня опоили зельем парализующим память, и возможно, волю. О произошедшем я вспомнил только спустя трое суток, да и то урывками. Хорошо хоть одна особа, по незнанию, мне прямо сказала о событиях предыдущей ночи. Только обращение к высшим руководителям рейха позволило поставить в этом деле точку. Вернее я думал, что поставило. Хочешь, я расскажу, как всё было?

— Сделай одолжение. — с невероятной смесью недоверия, накопившегося озлобления, проснувшихся надежды и облегчения сказала Агата.

— Вообще-то Сан-Суси очень безопасное место, контрразведка и дворцовая полиция работают в высшей степени добросовестно. Беда в том, что несколько высших чинов контрразведки решили сыграть в собственную игру, ты знаешь, как порой шалят разведчики и шпионы такого уровня. И как порой заигрываются.

Агата кивнула, продолжая напряжённо сверлить взглядом зрачки мужа.

— Признаться, мой внутренний страж подавал сигналы беспокойства с самого утра того дня, но я, как ни старался, не замечал решительно никаких поводов для тревоги. Да, вокруг меня фланировали три дамы с признаками очень специфической подготовки, ты таких наверняка встречала. Но всё говорило, что они работают на правительства империи и по здравому рассуждению, могли быть задействованы именно в обеспечении моей безопасности. А в какой-то момент я вдруг успокоился, прошли тревога, исчезла подозрительность. Ни с того ни с сего я поймал кураж, выступил с эстрады с песенками и скетчем, да так, что мне аплодировал сам кайзер. Понимаешь в чём дело, Агата… Моё прошлое отнюдь не безупречно и у меня имеется опыт употребления разнообразной специфической дряни. Однако в этот раз ничего подобного я не чувствовал ни по вкусу, ни по действию. Не было обычного для наркотического опьянения, помрачения сознания… просто большой кусок жизни стирался из сознания сразу перед тем, как он должен был произойти. Понимаю, пояснение вполне дурацкое, но я этот эпизод воспринимаю именно так. Очнулся я на преогромной постели среди игрушек эротического толка и трёх молодых женщин. Тех самых, кого я отметил на приёме в высочайшем присутствии. Да, было противно и обидно: мною попользовались как… тем самым эротическим приспособлением.

— Бедный… — дрогнувшим голосом сказала Агата — Что же ты сделал?

— Что я мог сделать? Чисто вымылся, хотя от такого не отмоешься. И отправился завтракать. А дальше случилась любопытная неожиданность. Одна из тех, что ломает козни не только наших врагов, а порой и происки самого Врага Человеческого. На аллее парка меня окликнула некая молодая дама, я уже упомянул о ней. Дама сказала, что вечером она, между прочим, с позволения престарелого мужа, коротко поучаствовала в оргии. Ей понравилось, но от участия в фото и киносъёмке она решительно отказалась.

— Была ещё и киносъёмка? — с ужасом переспросила Агата.

— Именно. Даму я уверил, что ничего не помню, и она предположила, что меня опоили китайскими зельями. Говорила она с большим знанием дела.

— Что было дальше? — поторопила Агата, видя, что муж подбирает слова для дальнейшего рассказа.

— Дальше я отправился к гросс-адмиралу Генриху Прусскому и задал простой вопрос: чего, собственно, добивается германская сторона от моей скромной персоны? Принц уверил, что он совершенно не в курсе происходящего, что это невероятная самодеятельность, эксцесс исполнителей. Тут же по его приказу в его кабинет доставили едва-едва проявленные кино и фотоплёнки. Я проверил их на содержание и отправил в камин. Промежуточный итог таков. Теперь скажи милая, в какой форме ты получила информацию о моём невольном грехопадении?