Пересчёт человечества
Шрифт:
Я пролистал ленту и нашел заголовок: «Зачем на самом деле потребуется интеллект высокого порядка».
Статья была написана настолько сухим, академическим языком, что казалась инородным телом среди бушующего информационного цунами восторгов. В ней говорилось о том, что искусственный интеллект нового поколения, работая на более высоких уровнях вычислений и используя первые интеграции кубитов, сможет приблизиться к мозгу человека, но скорость его вычислений будет «в 10 в степени бесконечности» — фраза, которая заставила меня усмехнуться своей абсурдностью и одновременно напугала неясной тревогой. По сути, мы будем для него застывшими во времени, когда он, имея «бесконечности лет», сможет проводить вычисления методами рассуждений, проб
В конце статьи стояла подпись: «Майк Рундерг» и риторический вопрос: кто же он на самом деле — тот, кто останется до скончания вселенной, поглотив мир, или инструмент в чьих-то умелых руках?
Строки плясали перед глазами, складываясь в пугающую картину. Я перечитал ключевую фразу: «…время для него будет течь иначе». Где-то в глубине сознания забрезжила страшная догадка, связывающая мои видения, застывших людей и этот новый интеллект.
Перед глазами на мгновение вспыхнуло воспоминание — диаграмма из университетского учебника по нейробиологии. Схема нейронной сети человеческого мозга, которая казалась поразительно похожей на то, что я видел в «смоле» — бесконечные ряды застывших людей, соединенных невидимыми нитями сознания, передающими информацию, как нейроны передают электрические импульсы.
Я выключил свой портативный компьютер и закрыл глаза ладонью, пытаясь вспомнить тот жуткий сон. Был ли это сон на самом деле? Что доставал тот мужчина из горла человека… из моего горла… Существо не было живым, точнее, таким особо не казалось. Особенно после его смерти. Оно было… чем-то иным. Не биологическим, но и не механическим. Чем-то, существующим на грани материального и цифрового миров.
Я вспомнил слова одного из профессоров информатики в университете, который однажды в шутку сказал: «Если вы хотите увидеть настоящих паразитов информационной эпохи, посмотрите на вирусы. Они не живые, но и не мертвые. Они существуют только для того, чтобы размножаться и искажать данные.» Эти «черви», которых извлекали люди в плащах — были ли они своего рода вирусами в системе? Сбоями в грандиозном вычислительном процессе?
Мысли скакали в голове, словно обезумевшие кони, увязая в топком болоте моего страха и паранойи.
Перекусив в местной забегаловке, я проверил телефон, хлопнул крышкой лэптопа и вышел на улицу. Холодный дождь барабанил по асфальту, создавая гипнотический ритм, в котором мерещились закодированные послания. Раскрыв зонтик, я посеменил к метро. Проходя мимо автобусной остановки, я увидел замершего рядом человека. Сердце сжалось от узнавания этого состояния. Вытащив зонт, я кое-как пристроил его к человеку, вставив ручку под мышку замершего, и посеменил далее. — Взаимовыручка по-новому, — подумал я с горькой иронией. Да, случаи начали становиться чаще, притом настолько обыденными и распространенными, что даже воры с сочувствием относились к таким жертвам болезни и редко их трогали.
На стене ближайшего здания я заметил новую граффити-надпись: «ОНИ ПОЖИРАЮТ НАШИ МЫСЛИ». Рядом был изображен стилизованный логотип «ГигаКванта», из которого тянулись щупальца к головам нарисованных людей. Я невольно вздрогнул. Кто-то еще видел связь, или это было просто совпадение?
Зайдя в офис, я стряхнул с пальто мокрые капли, струсил влагу с зонта и повесил все в шкаф. Запустив рабочее пространство, я погрузился в контроль и цифры. Тянулись часы. Я поднял взгляд к окну и с удивлением отметил, что солнце почти не сдвинулось с места — день казался бесконечно растянутым, словно время само стало вязким, как та смола, в которой я тонул во время моих «приступов».
В этот момент, в коридоре, в дверном проеме прошел Джейкоб и замер с кружкой в руках. — Какого черта, — выругался я про себя. — Нужно рассказать все, что я знаю, но кому? Полиции? Отделу
кибербезопасности? Но шанс, что они вызовут психиатрическую бригаду и положат меня на обследование, был крайне высок.Я смотрел на застывшего Джейкоба и представлял, где сейчас находится его сознание. Стоит ли он сейчас там, в горах, с открытым ртом, принимая кубы информации? Или, может быть, его обрабатывают на той фабрике, которую я видел? А что, если прямо сейчас к нему приближается человек в плаще с щипцами, чтобы избавить от какого-то «вируса»? От этих мыслей мне стало не по себе.
Закончив срочные задачи, я потянулся и, постукивая пальцем по столу, достал телефон. На экране всплыло СМС: — Как ты?
— Все ок, — ответил коротко я.
— Я переживаю, ты уже пару дней не звонишь…
— Дел полно, да и стоит ли…
Отправив сообщение, я снова взглянул на имя адресата. Прочитав имя Мира, я отложил телефон. Более полугода как мы расстались и жили порознь, а болезнь только сильней отдалила меня от нее.
Наши отношения разрушились не в одночасье. Сначала были мелкие трещины — моя растущая замкнутость, её непонимание того, что со мной происходило, когда начались первые «застывания». Я не мог объяснить ей, что чувствую, потому что сам не понимал. А потом появилось взаимное раздражение, упрямство с обеих сторон, нежелание уступать. Типичная история — два упрямца, которые слишком сильно любили друг друга, чтобы правильно с этим справиться.
Я любил ее, как никто другой. В моей жизни не было никого, к кому бы я испытывал такие чувства, но мы были одинаковыми — два упертых барана. Я хмыкнул, вспомнив нашу последнюю ссору, где мы чуть не развалили всю кухню. Никто не уступал — ни она, ни я.
Я вспомнил последние брошенные слова перед тем, как хлопнула дверь: «Ты одержим своими теориями! Тебе нужен психиатр, а не я!» Она была права, хотя я не мог тогда этого признать. Я действительно стал одержимым поиском ответов, с тех пор как начал видеть «другую сторону» во время своих застываний. Это стало между нами стеной, которую ни один из нас не смог или не захотел перелезть.
Раздалась вибрация. Я снова достал телефон — сообщение опять от Миры: — Я не хотела говорить, но, по-моему, я тоже заболела этой болезнью. Извини, может, я тебя отвлекаю.
Мир вокруг меня словно застыл. Кровь в жилах превратилась в лед. Мира. Болезнь. Невозможно.
Это было как удар под дых. Все эти месяцы я боялся точно этого — что «Паралич времени» доберется и до Миры. Я ушёл от неё отчасти и потому, что не хотел подвергать её опасности, словно моя болезнь могла быть заразной. Теперь же оказалось, что моя жертва была напрасной. Система, кем бы или чем бы она ни была, добралась и до неё.
Не дочитав СМС, я вскочил из-за стола и направился к шкафу за пальто. Накинув его на плечи и не застегивая, я выбежал на улицу и, написав пару строк начальнику, вызвал такси. Когда машина подъехала, я хлопнул дверью и выпалил адрес.
Дорога казалась бесконечной. Светофоры меняли цвета с мучительной медлительностью, а дворники размазывали капли дождя по стеклу, создавая сюрреалистические узоры. Мысль о том, что Мира теперь тоже стала частью этого кошмара, грызла меня изнутри.
По дороге я проезжал мимо главного офиса «ГигаКванта» — огромного футуристического здания из стекла и стали, блестевшего даже в пасмурный день, словно оно генерировало собственный свет. Над входом красовалась громадная голограмма, рекламирующая новую систему ИИ: «БУДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. ЗАВТРА НАЧИНАЕТСЯ СЕГОДНЯ». Я невольно сжал кулаки, представляя, какие тайны скрывались за этими сверкающими стенами. И какую цену платило человечество за этот «прогресс».
Меня поразила мысль: а что, если здание не было реальным центром операций? Что, если настоящий «ГигаКвант» находился там, в том параллельном измерении, в том месте, куда уходило наше сознание во время «застываний»? Может быть, роскошное здание в центре города было лишь фасадом, прикрытием для операций, происходящих в иной реальности?
Три стука в дверь. Дверь открылась. Я посмотрел в лицо Мире — она стояла бледная и испуганная.
— Как давно? — выпалил я.
— Пару недель…