Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

– A mimmoni h"an on?

– A ota sie selv"a, ei ole sit"a n"akyn eik"a ole sit"a kuulun…

Вот Крещенской бабы я не видела, и не слышала, но мы с ней общались. Было это, у нас был такой обычай. Когда Крещенье, две недели, мы всегда ходили слушать Крещенскую бабу… Вот наступала ночь перед Крещеньем, тогда, говорили, надо идти на прорубь, сделать Крещенский крест. Сделать Крещенский крест – вот такой длины две лучины положить крест-накрест. Потом прикрепить цветов на этот крест, красивых цветов поверх креста, и поставить его на край проруби. Чтобы по нему Крещенская баба выпрыгнула из проруби на вершину креста. Она уходит прочь, кончается время её пребывания, когда заканчивается Крещенье.

Ну, мы однажды, давай пойдем. С кем? Была ли это Андропова Маня или с кем мы пошли? А надо взять, чем укрыться, с головой, идти к кресту и там ждать. А Крещенская баба туда и придет. Крещенская баба придет и спросит: «Что одно?» Мы скажем: «Я здесь».

Чего два? Глаза на лице (букв.: на голове).

Чего три? У котла ножек.

Чего четыре? Сосков у коровы.

Чего пять? Пальцев на руке.

Чего шесть? Копыльев в санях.

Чего семь? Звезд в Медведице.

Чего восемь? В кадушке обручей.

Чего девять? Дырок в человеке.

Чего десять? Десять ногтей на пальцах ног.

Крещенская баба это выслушает, тогда она нас не тронет. А у неё ещё есть маленькая собачка. Откуда эта собачка будет лаять, туда мы и замуж выйдем. Но тогда мы лая собачки не слышали. А Крещенская баба, когда до конца это дочитаешь, тогда она нас не тронет, она прыгнет на вершинку этого креста и уйдет, исчезнет. А мы остаёмся там, накрытые с головой. Но это немного страшно, что ты на льду да что она будет делать. Не сделает она ничего плохого, если по-хорошему ответишь ей, когда она все это спросит. И тогда мы уходим домой… Если не знаешь, то она разозлится: «Не ходи, если не знаешь, это надо знать…» Крещенская баба из проруби выпрыгнет, она в проруби. До тех пор она в проруби. Надо крест поставить, чтобы она на кончик креста прыгнула, крест там стоит на краю проруби. Потому что когда она выпрыгнет, она с верхушки креста лучше сможет отправиться в путь.

– А какая она?

– А поди пойми, не видно её и не слышно.

ФА. 3350/11. Зап. Степанова А. С. в 1996 г. в пос. Калевала от Федоровой М. А.

Крещенская баба показывается и зимой, и летом

18

Vieriss"an kesell"a k"ayv"ah kuuntelomah ikkunoijen alla…

Kolmen tien risteyksess"a… My"o sill"a risteyksell"a istuuvumma, kattauvumma, yksi kiert"ay. I rupiemma kuuntelomah. Vot. Siin"a toze voit nell"a hengie, viijes ken kiert"ay – tol’ko ei ole rovnoi cotta. Liika henki pit"ay olla. Kun kiert"ay, tooze istuutuu. My"o yhen kerran k"avim"a tuonne kalmistolla kuuntelomah. Niin juna aivan kun pi"all"a tulou, kun tuukkau, ajau. Yksi naini kuuli, jott"a niin kun vesset"ah, niin vesset"ah, jotta yksi lockeh kun kirvest"a puuta vasse – no siita mies talvella kuoli… Jesli kuuluu, jotta kello kl"amett"ay – se on peret pokoinikom. Se ei ni kirkon kello, a piet"ah lehm"all"a kaglassa, on niit"a kelloja jotta helie i"ani ni, on ni semmoni pl"akett"aj"a. Vot! Sanotah: oi my"o kuulima, niin kello pl"akett"ay, nyt jo kyl"ass"a tulou kuolie ob’azatel’no! Siin"a oli merkki hyv"a…

Riihen ikkunan alla, sanotah, kaikista pahin kuunnella… Emm"a my"o ni konsa k"aynyn, ei k"asken muamo k"ayv"a. Riihen ikkunan alla. Eik"a li"av"an ikkunan alla, eik"a kylyn…

Vieriss"an akka – se, sanotah, vienem"ant"a on. Vetehini se on. Mi"an kyl"assa oli j"arvess"a, se n"aky Petrun p"aiv"an ta Il’l’an p"aiv"an v"alill"a. Ftorovo avgusta on Il’l’an p"aiv"a. No, sill"a v"alill"a hi"an oikein eli. Se niin savautteli!

My"o yhen kerran… Tuatto-rukka sanou: “M"anky"a vet"akky"a Petrun p"aiv"an avuamet“. No, avuamie vet"am"ah. L"ahemm"a, oikein meil"a kovasti siikua jovesta, ta matala joki, kahessa kohassa vain pohja ei n"avy, a muussa – valkie vesi. My"o sill"a sauvomma… “Oi-voi-voi! – mie sanon. – Kakaja ripa!“ – apajassa on. No! “Suuri kala, – mie sanon, – apajassa!“ Nasto sanou: “Heit"a sie pois! T"am"a nyt ei ole kala! T"am"a nyt on kummallini“. Nastolla valkiena n"aytt"ayty. Oli vienem"ant"a siin"a apajassa! Ni alapuolen kun m"ani, ni kun vesi pyor"ahti, kun m"ani.

Mie kun yhen kerran rannassa pesin vuatetta, ni kun pi"allicci saappanista v"ohn"aytyy! Niin kun veneh! Pitk"a veneh! H"ant"a… В каком же это году? Suomelaiset oltih в 18, 19, 21 году в Рувозере финны были, они его ловили все время видя, что cossit, a ammutah pulem"o"otista – ei popadita, ehtiy nirnie (нырнуть)… Musta, musta se on em"ant"a. Se on niinkun kontie mec"ass"a. Такая же. A h"an kun j"arvess"a el"ay – se on vienem"ant"a. No. I siit"a aina varautettih, niin jotta my"oh"aseh illalla posle sesti ei kiroutuo. Vot. Vien pi"all"a i hot’ i derevn’assa eli miss"a, ennen sit"a oikein kovasti varotettih. No. Ei annettu kiroutuo… Se nousi – niin kun kontie mec"ass"a k"avel"oy. Nousi ta istuutuu rannalla, a kontiella ei ole pe"ass"a hivuksie. A t"all"a on hivukset. Ne suomelaiset sanottih – istuu niin kun celovekka, niin kun jouhimavot, kun ollah viess"a – ne h"anen hivukset. H"an se puskaiccou nyt Petrun p"aiv"an ta Il’l’an v"alill"a. Sill"a v"alill"ai niit"a on meil"a, kun kivik"ot rannat Ruvassa oli ennen (a nyt kun on meij"an derevn’a vien alla), no niin niit"a oli rannat t"ayvet – vihkoutuu semmoset tukut sit"a hiusta. Se kun vai jalkah popadinou, nin l"api jalan m"an"oy. Siit"a pensou siel"a jalassa. Yhell"a naisella oli… h"an seiso rannassa viess"a ta poloskaicci vuatteitta. Ja kuulou jotta kupajau, tuli kotih, se paikka kupajau. I se n"aytt"ayty jotta t"ast"a painu ta m"ani sinne jalkah. I siit"a h"an sinne penso. Siit"a piti l"oyty"a semmoni ken otti sielt"a. Siit"a luajittih vesi astieh. Semmoni vesi, en tiij"a, pantihko mit"a sih veteh. Siit"a golikalla pieksettih, sielt"a kaikki siit"a niin vyyhten"a lappautu jalasta j"alell"ah. I niin "ap"areht"a, kaco, несколько месяцев h"an oikein "aij"an "ap"areht"a laski. Ne hivukset. Ne hivusta laskou "aij"an, nyt Pedrun p"aiv"an da Il’l’an p"aiv"an v"alill"a, miss"a h"an on.

A talvella ei nouse, kun ei ken nossa. Se oli Komsassa semmoni akka. H"an tiesi oikein "aij"an i h"an nosti h"anen. Vot. Nossettih sanoilla. I sana oli:

Mik"a yksi? Min"a t"ass"a?“

Niill"a i nousi. Ihan nousi vien pi"all"a. Ja: “Mit"a pit"ay? Mit"a haluot?“ – kysyy silt"a naizelta, se vienem"ant"a. Rejenpi"all"a oli lautua, kun issuttih, mit"a oli h"anell"a tovarissoja. A hi"an se ei istuutun, se mi h"anen kera puaji. Muamo oli k"aynyn kerran, sanou jotta: my"o kuulemma, kun hi"an puajiu, a h"anell"a vastuau. Niin kun nastojasso puajitah. Huput pi"ass"a ne issutah. A akalla ei ole huppuo pi"ass"a, mi h"anen kera puajiu. Od’d’oala pantih pi"ah. No a siit"a kun ne juossussa l"ahettih, hi"an per"ah l"aksi i gorskat kerittih pi"ah panna, h"an kolisti, mill"a lien"oy gorskua i pirttih suahe ajo… Ei, ei, ei kacottu, ett"a mimmoni on. No totta, h"anell"a on hyv"at silm"at, kun vejessa el"ay. Se n"ak"oy! Se akka tiesi! Se oli oikein kovasti tiet"aj"a!

Vieriss"an kesell"a ei pesty vuatteita, ei lampahie strigaitu, ei kartattu, ei kesr"atty – vopsem ei nimit"a luajittu. Tuhkie, eik"a likavesie kuattu sill"a v"alill"a, nu kaksi net"alie, eik"a pesty vuatetta, puuta ei pilitty… Sit"a oikein varotettih, jotta likavesie ei n"ak"oh kuatua, a ett"a mit"a kuavoit, ni lumella piti peitty"a.

В Святки ходят слушать под окна…

На перекресток трех дорог… Мы сели на этот перекресток, накрылись, один из нас круг обвел. И стали слушать. Вот. Там тоже можно четыре человека, пятый обводит круг – только нечетные. Лишний человек должен быть. Когда обведет, тоже садится. Мы однажды ходили туда слушать. И все время поезд на нас едет, гудит, едет. Одна женщина слышала, что будто строгают, так строгают, что только удары топора об дерево; ну и у неё после муж зимой умер… Если умрёт, то колокол звенит – это перед покойником. Это и не церковный колокол, а у коров на шее держат такие колокола (ботало), потому что звонкий голос, такой дребезжащий. Вот! Говорят: вот мы слышали, так колокол дребезжал, сейчас в деревне обязательно покойник будет! Это был верный признак!

Под окном риги, говорят, самое плохое слышится. Мы никогда не ходили, не велела мама ходить. Под окно риги. Ни под окно хлева, ни под окно бани.

Крещенская баба – это, говорят, хозяйка воды. Это водяная. У нас в деревне видели ее между Петровым и Ильиным днями. Второго августа Ильин день. Ну, вот в тот промежуток она и жила. Она так плескалась!

Мы однажды… Отец и говорит: «Идите, вытащите в Петров день ключи». Ну, ключи вытащить. Пошли, очень много у нас сигов в реке, а мелкая река, в двух местах только дна не видно, а в других – прозрачная вода. Мы приплыли… «Ой-ой-ой! – я говорю, – Какая рыба!» – в тоне. Но! «Большая рыба, – я говорю, – в тоне!» Настя говорит: «Брось ты! Это не рыба! Это что-то непонятное!» Насте белой показалась. Хозяйка воды была в тоне! А как вниз пошла, вода, как забурлила, когда пошла.

А я однажды на берегу стирала белье, и поверх (запани) заводи лодка видится. Как будто лодка! Длинная лодка! Хвост… В каком же году? В 18, 19, 21 году в Рувозере финны были, они его ловили все время, видя, что расчёсывает [волосы], а выстрелят из пулеметов – не попадают, успеет нырнуть… Черная, черная эта хозяйка. Она как медведь в лесу. Такая же. А так как в озере живет – она хозяйка воды. Но. И потом всегда пугали, чтобы поздно вечером, после шести не ругаться. Вот. На воде или хоть и в деревне, хоть где, раньше этого очень остерегались. Но! Не давали ругаться… Она поднимется – как медведь в лесу ходит. Поднималась [из воды] и садилась на берегу, но у медведя нет на голове волос. А у этого волосы. Эти финны говорили: сидит как человек, его волосы, как будто волосатик [водяной червь], есть ведь в воде. Она их выпускает в промежуток от Петрова дня до Ильина дня. В этот период, у нас ведь раньше были каменистые берега, в Руве (а сейчас-то наша деревня под водой), и вот их полные берега были – свиваются в такие пучки, эти волосатики. Он если только в ногу попадет, сквозь ногу пройдет. И гнездиться будет в ноге. У одной женщины было… Она стояла на берегу в воде и полоскала белье. И чувствует – чешется, пришла домой, чешется это место. И видно было, что здесь прошёл и вошел в ногу. И угнездился там. Потом надо было найти [знахаря], кто бы вызволил, исцелил. Потом «сделали» воду в посуде. Такую воду, не знаю, клали ли что туда, в воду. И голиком помешали, потом как будто и моток размотался из ноги. Столько «детёнышей» вышло, несколько месяцев «детенышей» выпускал из ноги. Это волосатики. Она очень много волос выпускает в тот промежуток – от Петрова до Ильина дня, там, где она есть.

А зимой не поднимается, если кто-то не поднимет. В Комсе была такая женщина. Она знала очень много, и она «вызвала» ее. Вот. Поднимали словами. И слова были:

Что одно? Я здесь…

Этими словами и поднималась. Прямо над водой поднималась. И: «Что надо? Чего хочешь?» – спросит у той женщины, эта хозяйка воды.

На санях были доски, когда сидели, сколько там у нее товарищей было. А она /знахарка/ не садилась, она с ней говорила. Мама ходила раз, говорит, что: мы слышали, что она говорит, а ей отвечают. Прямо по-настоящему разговаривают. Накрытые с головой те сидят. А у женщины нет покрывала, которая разговаривает. Одеяло на голову надевали. Ну, а как потом эти бежать бросились, она следом пошла, но горшки успели на голову надеть. Она чем-то стучала по горшку и до дома гналась… Нет, не смотрели и не видели, какая она была. Но, видимо, у нее хорошие глаза, раз в воде живет. Она видит! Та женщина знала. Она очень сильная знахарка была.