Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Чаще всего Сюндю невидим, именно в аморфном состоянии он спускается с небес. А если его и видят, то в фитоморфном образе: он, как копна сена, поднимается из проруби (38, 49, 52, 53, 56, 58, 59, 75). Такой внешний вид роднит его с образом водяного. «Во время, когда земля принадлежит Сюндю, Сюндю по земле ходит. Двенадцать ночей он на земле. Сюндю встарину будто видели: как черная копна сена двигалась либо как натянутая простыня на землю слетала по полям» [174] .

174

Karjalan kielen sanakirja. Osa 5. Helsinki, 1997. S.607.

«Сюндю – он, как копна сена, поднимается из проруби. Из воды поднимается. Наверно, водяной и есть. А представляется как копна сена» (75).

Иногда это сани с сеном: «Посмотрели в сторону озера: движется там, как сани с сеном. Очень большой! Так там как будто катится, как будто катится» (52).

В некоторых случаях он, как крутящийся сенной шар: «Будто это сенной шар, Сюндю идет следом» (68).

Карелы-людики говорят, что Бог-Сюндю в виде копны спускается на землю с небес (ФА 3712).

Говоря о фитоморфности Сюндю, можно провести параллель с образом Коляды, встречающимся не только у славян. Например, мордва период зимнего солнцестояния отмечала праздником калядан чи (день коляды), во время которого совершались различные магические обряды с целью обеспечить благополучие в будущем году. В честь коляды в мордовских селениях пекли небольшие сдобные пироги в виде коня [175] . В славянской мифологии Коляда – воплощение новогоднего цикла и мифологическое существо; у поляков его изображал сноп, принесенный на Рождество [176] . Православные священники однозначно воспринимали древние языческие образы, связанные со временем солнцеворота, в том числе и Коляду, как бесовские. Достаточно вспомнить слова М. Агриколы о проклятии тех, кто поклоняется Сюндю. Густынская летопись так описывает праздник 24 декабря, посвященный Коляде: «сему бесу въ память простая чадъ сходятся в навечерие некия, въ нихже аще о Рождестве Христовом поминаютъ, но более Коляду беса величают» [177] .

175

Марийцы. Йошкар-Ола, 2005. С. 403.

176

Мифы народов мира. Т. 1. М., 1987. С. 665.

177

Мансикка В. Религия восточных славян. М., 2005. С. 116.

Порой Сюндю движется как куча сена, при этом невод у него надет вместо портянок, а лодки – вместо сапог. Летом так может одеваться водяной. «У нас говорили: когда приходит Сюндю, то надевает длинный невод как портянки, а лодки – как сапоги. И потом ходит только по деревне. Так говорили, что он как куча сена, такой он, этот Сюндю. Из проруби поднимается» (55). Семантика лодки, появляющейся в образе святочного духа, связана с загробным миром. Ладью в перевернутом виде многие народы, в том числе карелы, клали на могилу [178] . В ней хоронили, сжигали, отправляли по воде. Греческий Харон перевозит на ней души в царство мертвых. «Амбивалентность семантики смерти и возрождения обнаруживает ладья потопа, которая… уподобляется периоду загробного существования и нижнему миру, преисподней-чреву, куда все уходит после смерти и откуда все возрождается вновь» [179] .

178

Анучин Д. Сани, ладья и кони как принадлежности похоронного обряда. М., 1899. С. 94. Шаскольский И. П. К изучению первобытных верований карел // Ежегодник Музея истории и атеизма. Т. 1. Л., 1957. С. 220.

179

Мифы народов мира. Т. 2. М., 1988. С. 33.

В некоторых мифологических рассказах Сюндю представляется как антропоморфное существо. Иногда это человек, толстый, как копна (67); то как волосатый мужик, поднимающийся из проруби (75); то как существо в тулупе (54) или в скрипящих замерзших сапогах (56).

В д. Ровкула, что на самом севере бывшей Ребольской волости, появляется образ Synnyn akka (Баба Сюндю), который является переходным между севернокарельским Vieriss"an akka и южнокарельским Syndy [180] . «Говорят, что Баба Сюндю приходит как остров, крутящийся вокруг. Это на женщину не похоже, так говорят. На это время приходит из проруби или откуда» (69). «Баба Сюнди, водяная, водяной называли да Бабой Сюнди» (70).

180

Конкка А. П. Святки в Панозере, или Крещенская свинья // Панозеро. Петрозаводск, 2003. С. 131–132.

Очень интересное представление о Сюндю записано в Сямозерье в д. Корбиниэми. Это внетемпоральное и внелокальное существо, которое всегда «тут и есть», но в Святки с двенадцати до трех часов ночи его можно идти «слушать» и увидеть в образе северного сияния, поскрипывающего сапогами.

«Земля Сюндю есть! Земля Сюндю зимой, когда морозы сильные, в самой середине! Сюндю – это, как тебе сказать. Вообще пойдешь на улицу, скажешь: „Пойду я Сюндю слушать!^“ А облака такие разные, разным сняннем таким, всяким-всяким узором играет. Там нету луны, ничего. Он такой чистый! Играет по-всякому, всяким светом, яркое такое… Его слушают и слышно: говорит что-то, поет что-то такое. Слушают на улице, оденешься, чтобы самому не замерзнуть. Это надо идти уже в полночь, в двенадцать часов. Вот! А раньше он не придет, в полночь! И потом ходит до двух часов, до трех. И потом исчезнет, уйдет. Уже небо будет темное-темное, закроет все небо… А когда ходит, видно, как он ходит везде, в каждом месте. Все это есть! Он ниоткуда не приходит, он тут и есть. Он такой и есть. Он ниоткуда не приходит. Он вообще здесь по облакам ходит. Он наверху, а потом опустится немного, к тебе придет, тебя подразнит немного, потом уйдет. Это зимой, морозы бывают ведь 43–44°, тогда потрескивает лишь, потрескивает лишь. Идет, слышишь идет, сапоги: „Шик-шик! Шик-шик!“ – шагает» (57).

То есть Сюндю здесь воспринимается как некое высшее существо, которое есть всегда и повсюду, которому подвластны атмосферные явления. Как некогда Укко (Ukko), а теперь Святому Илье (Pyh"a Il’l’u) подвластны гром и молния. Чаще всего именно так на юге Карелии представляется это таинственное существо, появляющееся в Святки: между Сюндю – Богом – Святым Ильей (Syndy – Jumal – Pyh"a Il’l’u) ставится знак равенства (35).

Североамериканские индейцы считали, что северное сияние (огни, танцующие на небе) – это не что иное, как духи предков, способные совершать чудеса. С солярными знаками связана и итальянская фея Бертрана, опускающаяся на звездах на землю [181] . А жестокий людоед лопарей Стало мог в рождественскую ночь появиться в виде месяца или луны [182] . И вообще у лопарей «отмечается факт олицетворения северного сияния, которого боятся как сознательного существа» [183] . В фольклоре Южной Эстонии в виде северного сияния приходят «Вирмайсет – это огненные духи или духи умерших, сражающиеся духи» [184] . В саамских легендах Ен живет на небе в прекрасной избе. Иногда он открывает свое жилище для людей, и те видят северное сияние. Тогда нужно загадать желание, и оно обязательно сбудется [185] . Другое предание саамов говорит, что сполохи северного сияния – это души умерших людей, собирающиеся на небе где-то за неизвестной рекой; кровавую битву ведет вождь Нейнас. По саамским поверьям во время северного сияния нельзя шуметь и свистеть; если оказался на дороге, лучше переждать сидя; женщинам нельзя быть с непокрытой головой – Найнас высматривает себе невесту [186] .

181

Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Зимние праздники. М., 1973. С. 30.

182

Там же. С. 137.

183

Мансикка В. П. Из финской этнографической литературы. Петроград, 1917. С. 213.

184

Петрухин В. Я. Мифы финно-угров. М., 2003. С. 146.

185

Там же. С. 207.

186

Большакова Н. П. Жизнь, обычаи и мифы Кольских саамов в прошлом и настоящем. Мурманск, 2005. С. 250–251.

В финской мифологии есть сюжет о хулителе северного сияния: он оскорбляет сияние свистом, оно приближается и сжигает его [187] .

Иногда в образе Сюндю появляются и иные солярно-космологические мотивы. «Великий Сюндю-кормилец на этих звездочках спускается сюда»; в свадебных песнях он вместе с Куутар (Дева Луны) и Пяйвятар (Дева Солнца) изготовляет ритуальный пояс патьвашки [188] . Солярные мотивы часто встречаются при описании главных героинь карельских сказок: их украшают и луна, и звезды, у них «руки по локоть в золоте, ноги по колено в серебре». Согласно космологическим воззрениям существует некое единство, взаимосвязь: человек включен в модель вселенной точно так же, как макрокосм являет себя в микрокосме [189] .

187

Симонсуури Л. Указатель типов и мотивов финских мифологических рассказов. Петрозаводск, 1991. С. 129.

188

Конкка А. Материалы по календарной мифологии и календарной обрядности сямозерских карел // История и культура Сямозерья. Петрозаводск, 2008. С. 306.

189

См. подробнее: Криничная Н. А. Мифологема перевоплощения персонажей в карельских эпических песнях: предпосылки, ситуации, образы // «Калевала» в контексте региональной и мировой культуры. Петрозаводск, 2010. С. 122–123.

В Савинове карелы сообщают, что Сюндю задает во время гадания вопрос: «Сколько шерстинок в коровьем боку?» В ответ надо догадаться спросить: «А скажи ты, сколько звезд на небе?» Таким образом, снова подчеркивается связь карельских святочных персонажей с космологическими мотивами.

Основная цель общения с Сюндю, как и с Крещенской Бабой – узнать свое будущее. В Южной Карелии широко распространено поверье, что именно в Synnyn moan aigu (во время, когда земля принадлежит Сюндю) человеку снятся вещие сны (priboi unet), которые предсказывают будущее и на предстоящий год, и на более длительный промежуток. А девушкам в этих вещих снах приходит будущий муж, обычно в образе какого-либо зверя, в результате чего судят о характере суженого.

Слушать предсказание Сюндю ходят чаще всего не к проруби, как Крещенскую бабу, а на перекресток трех дорог (29, 34, 38, 44, 59, 60, 61, 72, 74). И в данном случае перекресток, как и прорубь во время общения с Крещенской бабой, является центром мироздания, «пупом земли», серединой мира, точкой, через которую проходит преодоление святочным персонажем границ между своим и человеческим миром (в сакральной точке, в сакральное время). То, что в мифологии порой перекресток воспринимается не только как некая граница, но и как заграница, иной мир, подтверждается и карельскими сказками. В одной из них говорится, что невеста приезжает к жениху «с другого перекрестка, с иных земель, с другого государства» («toizes tiesoarasp"ai, toizes moaloisp"ai, toizes gosudarstvasp"ai» HA 20/4).

Гадать шло обязательно нечетное количество человек, чаще трое или пятеро, накрывались с головой капюшонами, скатертями (чаще венчальными) или простынями, а один человек обводил магический круг вокруг слушающих сковородником, читая при этом или заговоры, или молитвы.

«Kykkyizilleh syndy"o kuunellah, pyhkimel katetah, yksi tsuras seizou siizman kel, sid ei syndy koske. На корточках Сюндю слушают, скатертью накрывают, один в стороне стоит со сковородником, тогда Сюндю не тронет» [190] .

190

Karjalan kielen sanakirja. Osa 5. Helsinki, 1997. S. 607.