Перстень Агируса

Огромное напряжение последних часов вылилось в апатию — я смотрела то по сторонам, то назад, видела, что мои спасители отстают и скоро скроются из вида, но не думала о том, куда меня везут и что со мной будет. Единственное, что волновало меня с прежней силой — это судьба Эми.

Впереди показался блок-пост оцепления карантинной зоны. Там стояла будка, дорогу перекрывали шлагбаум и тяжелые пластиковые заслоны, наполненные водой. Несколько солдат дежурили на посту, они были вооружены и облачены в защитную антимамбульскую форму.

Гелендваген приближался, не сбавляя огромной скорости. Люди на блок-посту забеспокоились, часть из них побежали в укрытие, из которого можно стрелять, двое остались на дороге и жестами приказывали несущейся машине остановиться. В ответ на это Курт еще прибавил газу.

А Бакли вытащил из-под сидения другой автомат и несколькими очередями изрешетил заслоны с водой, так, что вся она сразу же вытекла на дорогу. Солдаты открыли ответный огонь, Курт успел поднять все окна и пули забарабанили по корпусу автомобиля, не причиняя вреда — гелендваген оказался бронированным!

Лишенные воды пластиковые заслоны стали легкими, гелендваген расшвырял их, снес шлагбаум и промчался через блок-пост. Солдаты, ошарашенные такой дерзостью, стреляли по машине, слышались удары пуль и визг от рикошета. Блок-пост промелькнул и остался позади. Дорога была пустынна — и в ту, и в эту сторону — ни одной живой души.

— Звони!, – приказал Бакли Курту и тот, нажав кнопку на мобильном телефоне, укрепленном на панели рядом с паучиным террариумом, сказал кому-то по громкой связи:

— Через пять минут!

— Ему ответил мужской голос с экзотическим акцентом:

— Слушаюсь, босс!

Вскоре мы повернули и впереди показался маленький аэродром, который использовался, в основном, для сельхозавиации. Я знала это место. Когда Комитету по Распределению срочно требовалось какое-нибудь наше чудесное лекарство, мои родители привозили его сюда и отправляли в Лондон специальным самолетом.

Ворота аэродрома открылись перед гелендвагеном, он, не сбавляя скорости, въехал прямо на летное поле и остановился перед стоящим на полосе маленьким белым самолетом. Двигатели его ревели — он был готов к взлету.

Курт резко остановил машину так, что колеса задымились, и выскочил наружу, Бакли сделал то же самое. Майкл схватил меня чуть ли не подмышку и потащил к самолету. Я брыкалась и звала на помощь, но через считанные секунды оказалась внутри гудящей воздушной машины.

Лицо человека, сидящего за штурвалом я не рассмотрела. Он с кем-то говорил по рации. Последним вошел Курт и запер дверь. Самолет двинулся и начал выруливать на полосу. В этот момент раздались несколько автоматных очередей, приборы замигали лампочками, а металлический голос небесной машины что-то сообщил на непонятном языке.

— Черт! Черт! Черт!, – выругался Бакли, брызгая слюной, – полет отменяется! Эти сволочи повредили шасси и гидравлику, теперь самолет не взлетит. Быстро назад в машину! Майкл, мы уедем, а ты останешься здесь и будешь нас прикрывать!

Бакли сгреб меня в охапку и потащил в гелендваген. Он оказался страшно сильным, я не могла пошевелиться, стало трудно дышать от его железных «объятий». Ученый-преступник швырнул меня на заднее сидение черного внедорожника и сел рядом.

Лендровер протаранил сетчатые ворота и въезжал на поле. Марк с автоматом в руке сидел на крыше, видимо, это он издалека расстрелял шасси самолета. Майкл открыл огонь и мой парень растянулся на крыше, стреляя в ответ. Курт погнал гелендваген к разбитым воротам.

— Действуем по плану номер два, – объявил Бакли, – Курт, на этот раз оторвись от них с запасом!

Я не видела спидометр, но и без того знала, что машина едет по меньшей мере миль сто тридцать в час ⁶², мимо на огромной скорости пролетали дорожные знаки и таблички. Погони за нами не было видно. Не доезжая до блок-поста, Курт съехал с дороги и, забравшись подальше стал объезжать пост по полю и лесу:

— Солдаты могли вызвать подмогу, – объяснил он свой маневр боссу, обернувшись назад.

Тот лишь махнул рукой, дескать: «Понятно!»

Оставив позади блок-пост, гелендваген выбрался на шоссе, я обернулась — дорога выглядела пустой, за нами никто не ехал. Бакли молча сидел рядом, плотно ко мне прислонившись. Было неприятно ощущать близость убийцы моих родителей. Я отодвинулась подальше, но он, словно пушинку, придвинул меня на прежнее место со словами:

— Сиди там, где сидишь!

От его взгляда у меня внутри все похолодело, я отвернулась и смотрела в окно на проносящиеся с сумасшедшей скоростью знакомые места. Три раза на глаза попались мамбулы. Один из них чуть не угодил под колеса гелендвагена, Курт с трудом объехал его — на такой скорости любое столкновение могло закончиться фатально.

Я снова обернулась и увидела по-прежнему пустую дорогу — мои спасители отстали. Я вздохнула, а Бакли ухмыльнулся и назидательно заметил:

— Лучше не питать напрасные надежды и тогда не придется разочаровываться.

Автомобиль затормозил и повернул направо, после чего мгновенно набрал скорость и понесся по направлению к морю. Впереди появилось какое-то препятствие и через несколько секунд стало понятно, что это — толпа мамбулов, бредущих посреди дороги. Их было много, приблизительно два-три десятка.

Услышав звук мотора, они остановились и повернулись в нашу сторону. Курт выругался и стал давить на тормоз. Толпу пришлось проезжать медленно, я была рада задержке. Среди мамбулов оказался знакомый житель Белдорфа — это был мистер Джонсон, автомеханик, муж Ребекки. На его голове недоставало половины скальпа, а на руках не было пальцев. Я заплакала. Сколько горя принес человек, сидящий рядом со мной!

После проезда толпы Курт уже не мог разогнаться с прежней скоростью — дорога начала петлять и забираться вверх. Преодолев очередной поворот, гелендваген съехал на грунтовую тропу и тут едва не столкнулся с еще одной группой мамбулов, состоящей из восьми особей. Они сидели, кто на корточках, кто на коленях, и ели мертвую корову, лежащую прямо посреди тропы. Голова животного была повернута в нашу сторону и открытый глаз, еще не помутневший, смотрел, как живой. Один из мамбулов отгрызал ногу, другие копались в вывернутых внутренностях.

Зрелище было настолько отвратительным, что даже Курта передернуло, а у меня начались позывы рвоты и я почувствовала, что не удержусь. Понял это и Бакли, он сунул мне в руки какую-то куртку, валявшуюся на полу в машине:

– Не вздумай облевать меня, делай сюда!

Меня вырвало мучительно, с надрывным блевотным звуком. По салону разнесся характерный запах. Бакли, не реагировавший на страшное мамбульское пиршество, брезгливо скривился, осторожно взял из моих рук заблеванную куртку и, опустив стекло, выбросил ее.