Первая пьеса Фанни

ты говоришь со мной таким тоном. Маргарет. Ничего не поделаешь, мама. Тебя и папу я люблю ничуть не меньше,

но разговаривать с вами по-старому я уже не могу. Я, можно сказать,

побывала в чертовом пекле. Миссис Нокс. Маргарет, какие слова! Маргарет. Ты бы послушала, какие слова произносили в тот вечер! Ты бы

поговорила с людьми, которые других слов даже не знают. Но это

выражение - чертово пекло - я употребила совсем не в ругательном

смысле. Я говорила очень серьезно, как проповедник. Миссис Нокс. Проповедники говорят совсем другим тоном - благоговейным. Маргарет. Знаю, и этот тон показывает, что понятие "пекло" для них

нереально. И для меня оно было нереально. А теперь оно стало реальным,

как брюква. И мне кажется, навсегда таким останется. Я действительно

побывала в аду. И вот что я теперь думаю: единственное, что стоит

делать, это спасать людей от ада. Миссис Нокс. Они будут спасены, как только захотят уверовать в это. Маргарет. А что толку в таком спасении, если они в него не верят? И ты сама

не веришь, иначе ты бы не стала платить полисменам за то, чтоб они

выкручивали людям руки. Какой смысл притворяться? Вся наша

респектабельность - это притворство, притворство и притворство! Слава

богу, из меня ее выбили раз навсегда! Миссис Нокс (в сильном волнении). Маргарет, не говори так. Я не могу слышать

от тебя такие греховные речи. Я еще могу вынести, когда дети мира сего

говорят суетно и безумно на языке сего мира. Но когда я слышу, как ты,

оправдывая свою порочность, призываешь имя божие, это ужасно! Кажется,

будто дьявол высмеивает религию. Я учила тебя познавать счастье,

даруемое религией. Я все ждала, когда ты поймешь, что счастье в нас

самих, а не в мирских забавах. Ты не знаешь, как часто я молилась о

том, чтобы на тебя снизошел свет. Но если все мои надежды и молитвы

привели к тому, что мои слова и мысли перепутались у тебя с соблазнами

дьявола, тогда я не знаю, что мне делать. Не знаю! Меня это убьет! Маргарет. Напрасно ты молилась о том, чтобы на меня снизошел свет, если ты

не хотела для меня этого света. Уж коли на то пошло, мне кажется, все

мы хотим, чтобы наши молитвы исполнялись только наполовину: приятную

половину. А твоя молитва, мама, была исполнена целиком. Ты получила

этого света больше, чем рассчитывала. Мне уже не быть такой, как

раньше. Я никогда не буду говорить по-старому. Меня выпустили на

свободу из этой дурацкой жалкой норы со всем ее притворством. Теперь я

знаю, что я сильнее, чем ты и папа. Я не нашла этого вашего счастья,

которое будто бы в вас самих, зато я нашла силу. Я обрела свободу и для

добра и для зла, и теперь меня не может удержать то, что удерживало

раньше.

Входит Нокс; у него не хватило терпения дожидаться.

Нокс. Ты еще долго будешь меня томить, Эмили? По-твоему, я что, железный?

Что натворила эта девчонка? Что мы теперь будем делать? Миссис Нокс. Она вышла из-под моей власти, Джо, и ты над ней не властен.

Теперь я даже молиться за нее не могу, потому что хорошенько не знаю, о

чем молиться. Нокс. Не говори глупостей, сейчас не время молиться. Кто-нибудь об этом

знает? Вот о чем надо думать. Если бы только нам удалось это скрыть, я

бы ни о чем не беспокоился. Маргарет. Брось пустые надежды, папа: я всем скажу. Об этом нужно говорить,

нужно! Нокс. Молчи, девчонка! Или убирайся сию же минуту вон из моего дома! Маргарет. Охотно. (Берет шляпу и поворачивается к дверям.) Нокс (загораживает ей дорогу). Стой! Куда ты идешь? Миссис Нокс (встает). Не выгоняй ее, Джо! Если она уйдет, я уйду вместе с

ней. Нокс. Да кто ее выгоняет? Но ведь она хочет нас погубить! Хочет, чтобы все

узнали про ее стыд и позор! Хочет лишить меня того положения, которое я

сорок лет с таким трудом создавал для себя и для тебя! Маргарет. Да, я хочу все это разрушить, оно стоит между нами и жизнью. Я

всем скажу. Нокс. Мэгги, дитя мое, не доводи своего отца до могилы. Я одного хочу:

скрыть это все. Я, твой отец, я на коленях прошу тебя, можно сказать в

ногах у тебя валяюсь: не говори никому! Маргарет. Я все скажу.

Нокс - в глубоком отчаянии. Миссис Нокс пробует молиться

и не может. Маргарет стоит с неумолимым видом.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Снова в столовой Гилби. После полудня. Обеденный стол

покрыт суконной скатертью, на нем чернильница, ручка,

тетрадь и учебники. Бобби Гилби, съежившись в кресле у

камина, читает иллюстрированную газету. Это красивый

юноша с потугами на аристократизм, сильный и

мужественный от природы; но он не тренирован и не

развит, ибо его родители воображали, что воспитание

сводится к системе запретов. Благодаря такой системе у

него развилась только привычка ускользать от нее путем

обмана. Он встает, чтобы позвонить, затем снова

усаживается в кресло. На звонок является Джогинз.

Бобби. Джогинз! Джогинз. Что прикажете, сэр? Бобби (угрюмо и саркастически). К черту сэра! Джогинз (бодро). О нет, сэр! Бобби. Я сидел в тюрьме, а вы ничем себя не запятнали. Джогинз. Это ничего не значит, сэр. Ваш отец платит мне за то, чтобы я

называл вас сэром, а я беру деньги и не должен нарушать договор. Бобби. А вы называли бы меня сэром, если бы вам за это не платили? Джогинз. Нет, сэр. Бобби. Я говорил о вас с Дорой. Джогинз. Неужели, сэр? Бобби. Да. Дора уверяет, будто ваша фамилия не

Джогинз и будто у вас манеры джентльмена. А я всегда думал, что у вас

нет никаких манер. Во всяком случае, они не похожи на манеры

джентльмена моего круга. Джогинз. Так и должно быть, сэр. Бобби. Вы, кажется, не расположены обсуждать точку зрения Доры? Джогинз. Да, сэр. Бобби (швыряет газету на пол и, перебросив ноги через ручку кресла,

поворачивается лицом к лакею). По договору вы должны немножко

прислуживать мне, не так ли? Джогинз. Да, сэр. Бобби. Ну-с, так вот, не укажете ли вы мне пристойный способ порвать