Первая в списке

– Мы пересекли границу, – ответил он.

– Да ладно! Уже? И не прошли паспортный контроль, даже никакой документ не предъявили?

– Не предъявили. К счастью, не спрашивали. Да у тебя никаких документов, в сущности, нет.

– Который час? – зевнула я.

– Семь минут девятого. Через минуту шоссе на Берлин. Сделаем еще одну остановочку. Хочу увидеть, как далеко твой отец живет от Пренцлауэр-аллеи.

– Не знаю. Я никогда не была в Берлине.

– Проверим. Я отвезу тебя туда.

– Спасибо. Мы поедем через город? Что-то посмотрим?

– У нас слишком мало времени. Мы будем там к десяти вечера. Ведь ты хочешь пойти к отцу? А то потом будет слишком поздно.

– Думаю, к собственному отцу можно прийти даже среди ночи, разве я не права?

Филипп ничего не сказал. Будто в чем-то сомневался. Я улыбнулась. Я была уверена, что папа будет дома, впустит меня и как ни в чем не бывало вытащит какую-нибудь снедь, наверняка в доме что-то осталось с обеда. Или еще лучше: мы пойдем куда-нибудь вместе перекусим. По-семейному, как отец с дочерью.

И полночи проговорим, ведь мы должны наверстать упущенное.

– Можешь ввести в джи-пи-эс адрес своего отца?

– Конечно. Спасибо, что отвезешь меня туда.

– Видишь, как в жизни бывает: теперь ты меня благодаришь, а еще недавно хотела смыться.

– О'кей. Готово.

Навигатор вел нас прямо к дому, где жил мой отец. Мы свернули с шоссе. Я с любопытством разглядывала освещенные гигантские здания. Это ничего, что сейчас мы быстро пролетали мимо них. Когда-нибудь папа возьмет меня с собой на прогулку, и я рассмотрю все как следует. Я понимала, что сейчас не время для осмотра достопримечательностей. Надо поскорее вернуться к маме. Но когда? Когда мама уже будет здорова? Подумала об этом и улыбнулась. Майку отвезем в Леголенд. Алиция была там с родителями и сказала, что даже ей было весело. Майка будет в восторге.

Милый женский голос в навигаторе приказал повернуть направо. Потом объявил, что через двести метров наша цель будет слева. Мы заехали в переулок, плотно заставленный машинами по обеим сторонам. Я увидела дом номер шестнадцать и почувствовала стеснение в животе. Папа. Я смотрела в окна. Наверняка он где-то там сидит. Может быть, даже думает обо мне?

Филипп проехал мимо отцовской двери.

– Эй, это здесь! – сказала я.

– Знаю, что это здесь, но я ищу парковку.

– Парковку? – удивилась я. – Просто высади меня и езжай дальше.

– Ты, наверное, шутишь, – заявил он. – Я сделаю круг и припаркуюсь.

Он проехал немного дальше, повернул направо, а потом долго петлял по каким-то переулкам. На главных улицах было довольно много людей, несмотря на поздний час. Я увидела какую-то парочку, с аппетитом поглощавшую кебаб, и улыбнулась, представив, как могла бы прийти сюда с отцом.

Филипп лавировал по улицам, пока мы не въехали обратно в Густав-Мюллер-штрассе. Как раз кто-то выезжал. Нам улыбнулась удача.

– Смотри, как нам повезло, – сказала я, когда мы припарковались. – У меня для папы есть вино. Как думаешь, он обрадуется?

– Наверняка.

Мы выбрались из машины. Я стояла под дверью.

– Спасибо тебе за все, – сказала я и поцеловала Филиппа в щеку. – У меня только сотенная, найдется сдача?

– Погоди, погоди, какая еще сотенная, какая сдача?

– Ну, за проезд.

– Да ладно. Как, ты сказала, фамилия твоего папы?

– Петр Шафранек. Так же, как и у меня.

Филипп посветил фонариком телефона на список жителей у домофона.

– Но… здесь такого нет.

– Как это нет?

– Так это нет. Смотри сама!

Я пробежала глазами список жильцов. Не оказалось польского Шафранека среди Мюллеров и прочих разных Грюнбергов.

– Ты уверена, что это здесь? – спросил он.

Я достала из сумки квитанцию о переводе алиментов за последний месяц.

Петр Шафранек. Густав-Мюллер-штрассе, 16.

Однако никакой Петр Шафранек по этому адресу не проживал.

– То есть ты туда рванула, не проверив, живет он там или нет? – спросила Ина.

Было два часа ночи, и мы обе уже обзевались, но чувствовали необходимость выяснить все до конца. Чтобы лечь спать без малейших недомолвок.

– Я хотела проверить.

– И?

– Он не отвечал на звонки. Трубку брала какая-то тетка и говорила, что не знает никакого Петра Шафранека. Я написала ему три письма с просьбой откликнуться. И ничего.

– А ты не гуглила его?

– Ясно, что гуглила. Последнее упоминание относилось к тем временам, когда он был в Лондоне. Я написала режиссеру фильма, для которого папа писал музыку. И продюсеру.

– И что?

– И ничего… не ответили.

– Господи, Травка всегда был свободной птицей. Сама удивлялась, что он так долго выдержал со мной. И думаю, он даже не изменял мне. Но ему случалось исчезать. В первый раз я испугалась, но постепенно привыкла.

– Вот и из моей жизни он исчез на несколько лет. Но тогда мне действительно нужно было найти его.

– Ну и как? Нашла?

На домофоне не было его имени. Я сама проверила несколько раз. Кажется, мы с Филиппом даже обсуждали что-то вслух, потому что вышла какая-то дамочка и что-то сказала нам. Я ее совершенно не понимала. И тогда Филипп заговорил с ней на безукоризненном немецком языке. Единственное, что я поняла, это что он спрашивает о Петре Шафранеке. Дамочка только повторяла имя и фамилию моего отца и качала головой.

– Wartet mа eenen Moment. Da wohnt doch'n Pole, so'n Kunstler. Der heisst aber nich Szafranek. Peter Herb heisster. Da musst'er durch diese Tur da und dann erster Stock rechts. – Женщина широко распахнула дверь и указала на вторую, которая вела во двор с противоположной стороны дома.

– Что она говорит? – дернула я Филиппа за рукав.

– Говорит, что нет тут никакого Шафранека. Но если войти через другую дверь и потом на второй этаж, то там будет квартира, в которой живет какой-то поляк. Петер Херб. Художник.

– Может, это папа? – с надеждой спросила я.

– Увидим.

Женщина пригласила нас войти. Внутри мы увидели очень просторную лестницу. Во все квартиры вели большие белые двери, украшенные массивной лепниной. Мне нравился такой стиль. Старый, но гармонирующий с современными элементами. На полу каменная плитка в черно-белую шахматную клетку. Вверх вела широкая деревянная лестница. Однако нам надо было выйти с другой стороны. Мы оказались во дворе. Там стояло несколько велосипедов и тележка. Кто-то даже поставил скамейку, чтобы в теплые дни можно было посидеть на улице. Мы прошли еще несколько дверей, уже не столь декорированных. Это явно был вход в менее престижную часть дома. Без той роскоши, что в парадной части, но все так же чисто и опрятно. Мы вошли внутрь. Потом второй этаж и дверь справа.