Первому ворону снится

– Эх, девочка, – вздохнул тот. – Все ведь мы уже не те, что были раньше. Может, вернись я и мои сородичи в лес, стань мы прежними, мы и правда вернули бы себе мудрость и многие знания об этом мире. Тогда я смог бы тебе помочь. А теперь – могу только пожелать удачи. И заходить сюда иногда – здесь правда очень много варенья, и есть даже кое-что еще.

– Вы здесь живете? – спросила взгрустнувшая Дженни.

– Нет, что ты. В таких местах ночевать опасно: никогда ведь не знаешь, когда людям захочется проверить свои запасы… Так только, утолять голод: но и тут не зевай, девочка – я лишился кончика хвоста, когда после долгого голодания увлекся ужином. У людей часто оказывается под рукой топор, когда они слышат шорох в доме.

Дженни вдруг стало так жалко и своего старого собеседника, и себя. Так жалко, что она уже не могла быть здесь и говорить с этим грустным старичком. Она попрощалась и поспешила на улицу.

Там смеркалось.

Собака исчезла: только на мокрой земле переулка остались ее и Дженни следы.

Девочка, не зная, куда деваться от нахлынувшей тоски, пошла куда глаза глядят – по узким улочкам, по карнизам, по крышам; ей так хотелось, чтобы ее обнял папа, и она понимала, что он уже никогда этого не сделает. Все время, пока она шла, ей казалось, что рядом что-то хлопает – она удивлялась этому звуку и немного боялась, но не понимала, откуда он, и старалась о нем забыть. Но потом, когда она взобралась на самую высокую крышу и стала смотреть оттуда на людей, рядом с ней приземлилась сова.

– Привет, Дженни, – сказала она, глядя на девочку пристально. Так смотреть, наверное, умеют только совы.

– Добрый вечер, госпожа… Сова, – ответила Дженни, надеясь, что та поймет ее. – А откуда вы знаете мое имя?

– Я слышала, о чем ты говорила со Старым енотом, – ответила птица. Голос ее звучал грубовато и не внушал девочке доверия. – Я летела с тобой всю дорогу от того дома, не зная, сказать тебе или нет.

– Сказать о чем? – спросила Дженни слабым голосом.

Сова начала переминаться с лапки на лапку, потом развернулась и чуть-чуть прошла в сторону, а потом вновь повернулась к девочке.

– Старый енот сказал тебе не всю правду, Дженни, – сказала она через несколько мгновений. – У него доброе сердце и он ни за что не стал бы подвергать такую маленькую девочку опасности. Но все знают, где живет Огненная ведьма, и знают, как ее победить, только живет она далеко, а прийти к ней во владения – это почти верная смерть, и все, кто хотел сразиться с ней, уже мертвы. Но я видела то, как ты теряешь надежду, и решила, что все-таки должна сказать тебе об этом.

Сова хмурилась.

– Она живет на Темных озерах. До ее замка даже добраться нелегко, каждый шаг у прудов – испытание, но только тот, кто прошел их все, сможет взглянуть в глаза Огненной ведьмы. Если твое сердце окажется добрым и сильным – а я вижу, что оно у тебя такое – ты сможешь добраться до замка, а там, под подушкой колдуньи, хранится старинный меч, которым можно ее победить. Говорят, этот клинок выкован из тысячи загубленных ею душ. Чары рассеются, и весь народ енотов снова сможет обрести дом…

– И я, может быть, тоже, – со страхом и надеждой добавила Дженни.

Сова молчала и смотрела на девочку, ожидая. Город уже погружался в ночь.

– А вы сможете меня туда перенести, госпожа Сова? – спросила девочка.

– Смогу, Дженни, – охотно ответила Сова. – Только готовься: полетим мы далеко, дорога займет не одну ночь. Есть в пути придется мало. Крепись и готовься к ужасной встрече.

– Я готова, – сказала девочка, и Сова взяла ее в когти и тут же рванула к звездному небу над крышами.

И они правда летели долго, а говорили мало: ощущение полета навевало на Дженни сон, и в основном она спала, но тревожно – ей снились пожары. Иногда она просыпалась, вздрагивая, и маленькое сердечко замирало от ужаса, когда она понимала, что летит – и что если бы она дернулась сильнее, может, Сова выронила бы ее. Но та держала Дженни крепко, и девочке казалось, что Сова никогда не устанет.

Пару раз они приземлялись, но пищи так и не нашли – это были какие-то странные леса и выжженные равнины, без людей, без животных, без жизни.

Может, они летели двое суток, может, трое: у Дженни смешались ночи и дни, и она не могла уже считать время. Но наконец Сова вновь начала снижаться, и Дженни поняла, что это не очередной привал: перед ними раскинулась гладь черных, черных озер с редкими узкими тропинками и мостиками, а далеко, в холмах, что высились за озерами – мрачные шпили замка.

– Я оставлю тебя здесь, Дженни, – сказала Сова, опуская ее на землю («Почему здесь так горячо? Ведь солнца даже не видно», – подумала девочка). – Я буду прятаться неподалеку, чтобы потом прилететь в замок: мне нельзя на Темные озера, мое сердце не такое же чистое, как твое. Только невинная душа девочки сможет вытерпеть их, а почему – я и сама не могу тебе сказать. Но я даже не смогу взглянуть на колдунью и остаться в живых, если не пройду испытаний. Так что мне нужно быть очень осторожной, когда я прилечу за тобой. Жди меня!

И она взлетела, не дожидаясь ответа. Дженни выдохнула, собираясь с силами и стараясь не думать о страшном. Хотя в действительности она боялась даже Совы: та разговаривала угрюмо и не казалась дружелюбной. Может, сама природа так с ней распорядилась: она могла только хмуриться и никогда не могла улыбаться? Дженни вспомнила, как ее пугало уханье сов, когда она еще была человеком.

Ох, а как она боялась этих озер, как боялась этих шпилей вдалеке, как боялась колдуньи! Даже если она достанет меч – то что с ним делать? Она всего лишь маленькая девочка, которую заколдовали, она и обычную палочку не смогла бы взять теперь, не то что меч. Здесь нужен рыцарь…

Но Дженни сама не заметила, как пошла вперед. Земля жгла ее енотьи лапки, так что идти медленно было даже труднее.

Она прошла почти половину пути, как ей казалось – и стала уже думать, что Сова спутала, что не будет никаких испытаний – но тут, когда она ступила на очередной деревянный мостик, глубины озер вспыхнули внутренним искрящимся светом. Это было похоже на вспышку молнии в пасмурный вечер.

Дженни содрогнулась. Она не прекратила идти, но ее взгляд окунулся в те глубины, что стали разворачиваться перед ней прямо на гладкой, очень гладкой поверхности воды под узеньким мостиком. Это завораживало.

Картины, одна за другой, раскрывались перед ней, картины ее собственной жизни. Вот мама… вот папа… Дженни видела их любовь друг к другу и к ней, видела, как они отказываются от еды, чтобы накормить ее, видела, как мама всегда с улыбкой засыпает рядом с ней… У девочки все болезненно сжалось внутри, когда она поняла, как ее любили родители. А мама – какой она была красивой, какой доброй была! Дженни ведь совсем не помнила ее, а папа говорил, что она умерла от какой-то страшной болезни…

Но вот Дженни исполняется два или три года, и происходит ужасное. В их дом врываются двое грабителей с топорами, какие-то пьяные и злые ублюдки, которые угрожают маме и что-то требуют. Мама отступает и прижимает к себе маленькую Дженни. Папа на чердаке, он еще не успел прибежать. Грабители свирепеют – они и так были взбешены – и один из них замахивается топором. Мама разворачивается, закрывая Дженни, топор опускается на ее спину, и она падает. Злодеи застывают, ошарашенные, и тут прибегают люди…

По енотьей мордочке Дженни побежали крупные слезы. «Вот как было все на самом деле, – подумала она. – Боже, как ужасно! А мама… она ведь… она ведь защищала меня и умерла ради меня! Какой кошмар!»

И она очень горько заплакала, но шла все дальше, и смотрела дальше то, что показывали ей озера.

А они показывали ее капризы, то, как она сбежала из дома совсем маленькая и то, как ее искал встревоженный до смерти отец; то, как она дралась с мальчишками и разбила одному губу; то, как врала отцу и другим взрослым; как воровала у соседей яблоки…