Первым делом

— Да уж куда яснее-то, — усмехнулся я, — яснее некуда.

И Митрий повёл меня на скотный двор… ну то есть в здоровый сарай с другого края села, закошенный под скотный двор. В сарае имели место две коровы, одна почти вся рыжая, с белыми отметинами, а вторая наоборот, белая с рыжим.

— Вот, — сказал Митрий, — это две наши кормилицы и поилицы, слева Зорька, справа Пеструха. Приставляю тебя к ним — утром будешь выгонять их на луг, а вечером загонять обратно. Доить-то умеешь?

— Если честно, ни разу не пробовал, — ответил я, — но если покажешь, наверно справлюсь.

— Тогда вечером ещё и доить их будешь.

— А коровы-то смирные? — спросил я, — а то рога у них очень серьёзные.

— Не боись, не забодают, — ободрил меня Митя и сразу вслед за этим выгнал обеих бурёнок из стойла, а мне дал в руки хлыст. — Вон туда гони их.

Так я начал свою трудовую деятельность в новом мире…

Только она закончилась так быстро, как я и не ожидал — через час примерно выпаса двух бурёнок (смирные они оказались обе, тихо-молча жевали себе травку на лужайке и никуда не дёргались, а я в это время сидел на поваленном бревне и периодически щёлкал хлыстом для порядка) кусты раздвинулись и из них вывалила целая процессия с сержантом Барановым во главе. В руках у всех них было либо по револьверу, либо по Мосинке.

— Попался, гнида, — радостно оскалился Баранов, — ща мы тя месить начнём.

Я вздохнул, отложил хлыст в сторону, высоко поднял руки и ответил:

— А чо сразу месить-то? Сдаюсь я, сдаюсь… коров вон только отгоните к деревне, а то могут потеряться.

— Ты за коров не волнуйся, — радостно продолжил Баранов, — ты лучше за себя волнуйся.

А вслед за этим он подошёл поближе и со всей дури засветил мне прямой правой в левый глаз. Я наготове был и ушёл, конечно, от прямого попадания, вскользь получил, как и рассчитывал — упал, естественно на спину, имитируя приступ тяжёлой боли и причитая: «ой убили меня совсем!»… Продолжения банкета, как я и рассчитывал, не последовало, пару раз только Баранов меня сапогом пнул для приличия, я и эти удары сумел сдемпфировать. В промежутке где-то я успел выдавить фразу «сильно-то не месите, а то я потом до берега сам не дойду — нужны вам эти проблемы?» А дальше двое его сопровождающих подняли меня на ноги, завязали сзади руки морским узлом и повели к деревне, поминутно тыкая кулаками в спину.

— Что ж ты так сделал-то? — только и успел я сказать деду Яше, — прямо, как Иуда с Христом… за 30 сребреников… грех ведь на душу взял.

— Ты за мои грехи не бойся, паря, — усмехнулся тот, — я их отмолю, когда понадобится, и сребреников я не брал — они скорее удавятся, чем заплатят за что-нибудь. Но всё равно ж тебя поймали бы рано или поздно, я подумал, что лучше рано…

Тут я поймал взгляд Груши и сказал и ей несколько напутственных слов:

— Жалко, что всё так вышло-то… ты мне понравилась, Груня…

— Иди-иди, — опять ткнул меня кулаком в спину Баранов, — Груша не для тебя предназначена.

Спорить с ним я не стал, а просто покинул территорию скита в гробовом молчании… недолго, однако ж, я тут задержался-то. Спросил только у сопровождающих, когда мы миновали то место, где я с волком повстречался:

— А как вы меня так быстро нашли-то, парни?

Сопровождающие переглянулись, и один из них счёл возможным прояснить ситуацию:

— Ты ж наследил, как не знаю кто… и потом — этот скит с дедом Яшей и Груней, он один-одинёшенек тут километров на тридцать, так что шансов у тебя никаких не было. Ты вот что лучше скажи — как ты сумел такую летающую машинку соорудить? Начальник, который на Эмке приехал, очень заинтересовался.

— Сам не знаю, — честно ответил я, — взял и соорудил, сидеть у вас очень не хотелось…

Так мы и добрались до Ветлуги, где нас ждала причаленая к левому берегу лодочка, аккуратно на четверых человек рассчитанная. Переправились засчитанные минуты, потому что ветра и волн практически не было. А на противоположном берегу нас ожидал тот самый, судя по форме и суровому выражению лица, начальник из Москвы.

— Этот? — брезгливо спросил он у Баранова, бросив на меня гневный взгляд.

— Так точно, товарищ майор госбезопасности, — вытянулся во фронт тот, — далеко не убежал, в Ближнем ските нашли, как и думали.

— С раскольниками надо будет отдельно разобраться, — бросил чекист, — а этого в воронок давайте.

Глава 6

А я успел подумать между делом, что майор госбезопасности это совсем даже не майор в действующей армии, а куда как выше. Чуть ли не генерал. И даже возгордился в душе, что за мной такую шишку прислали. А в воронке, которым начальник обозвал почтовый автобус, оказалась железная клетка в углу, куда меня тут же и определил Баранов. Снаружи покричали немного, а потом мы тронулись, Баранов, естественно остался в лагере, а меня караулил бравый сотрудник спецслужбы с двумя треугольниками в петлицах… пусть тоже сержантом будет что ли.

Я попытался разговорить этого бравого сержанта, хотя бы на предмет того, куда меня везут и сколько туда ехать, но тот был нем, как рыба-молот, ничего я от него не узнал. Ну окна-то тут не занавешены были, так что хотя бы немного я определился с целью нашей поездки — через полчасика тряски на ухабах Варнаковского района мы вырулили на столбовую трассу Киров-Горький и свернули направо, значит в Горький и едем.

Город Горький

Автомобильного моста через Волгу у нас пока что не построили, а по железнодорожному, сами пронимаете, ни один воронок не проедет, поэтому переправлялись мы на пароме в район Александровского сада. Привычной бетонной набережной здесь я тоже не обнаружил, её, наверно, после войны уже залили. Выгрузились на песчаный пляж и вперёд, на улицу имени товарища Воробьёва, который вообще-то никакой не Воробьёв и даже не Воронов, а совсем даже наоборот Кац, первый председатель областной губернской чрезвычайной комиссии.

Проехали мимо смешного речного вокзала, деревянное строение в один этаж, поднялись в гору по Похвалинке мимо уже вполне исправно функционирующего Канавинского моста, и вот она, искомая улица Каца-Воробьёва с казённо-имперским зданием госбезопасности.

— Выходи, — буркнул сопровождающий, сопроводив свои слова ощутимым тычком кулака в спину.

Вышел, а затем сразу и в подвал проследовал, в кровавые застенки репрессивного, так сказать, режима. Крови я там не увидел, конечно, но сделано было всё на совесть, капитально и каменно — стены в три кирпича толщиной, это как минимум, двери тоже толстенные и стальные, выкрашенные в зелёный цвет. В одну из таких дверей меня и впихнули, а за ней, за дверью этой, обнаружилось достаточно вместительное помещение квадратов в 12, с нарами слева и справа, по центру стол, а за ним трое обитателей, один другого краше.

— Ну здравствуй, красавец, — так обратился ко мне самый здоровый сиделец, харя у которого была с пионерский барабан размером, — проходи, гостем будешь.

Мне он сразу не понравился, но на рожон переть с порога я не стал, а просто прошёл к столу и сел с краю.

— Вечер в хату всей честной компании, — вытащил я из памяти традиционное зековское приветствие. — Меня Веней зовут, сюда я, похоже, надолго угодил.

— За что замели? — поинтересовался другой арестант, тощий и дёрганый какой-то, постоянно какие-то движения руками и всем телом совершал.

— А вот за это самое, — ответил я, повернувшись к народу спиной, — надпись на одежде немецкая, значит, сказали мне, ты не иначе, как немецкий шпион.

Все с интересом изучили, что там у меня было написано и нарисовано.

— И откуда ж ты взял такую рубашонку? — спросил уже третий мой сосед, маленький и спокойный, как удав, гражданин.

— Не помню, — задействовал я свою новую легенду, придуманную, пока мы тряслись в воронке по ухабам, — у меня с памятью что-то случилось, последняя неделя только осталась, а остальное как отрезало… выменял наверно на базаре.