Первым делом

— Плохие твои делишки, паря, — вздохнул главный за этим столом, у которого рожа с барабан, — светит тебе червонец по статье 58-1 или 2 и лагерь на Колыме. Со шпионами щас не цацкаются.

— А ты сам-то как сюда попал? — довольно нагло спросил я у него.

— Молод ты ещё, — сурово ответил мне пахан, — чтоб с других спрос учинять. Вот посидишь недельку, тогда может и скажу. А пока выкладывай на стол всё, что в карманах есть.

— Так ничего ж нету, был штопор, так и тот на шмоне отобрали, — растерялся я. — Денег и еды совсем не было, если ты про них.

На этом они от меня собственно и отстали, я, если честно, ожидал худшего отношения… а и ладно, залез на верхний ярус нар, куда старший указал, и проспал там до утра. А утром после завтрака меня на допрос дёрнули, традиционным образом — «который на С, на выход без вещей». Взял руки за спину и побрёл на второй этаж, по дороге конвоир постоянно стучал связкой ключей то по стенам, то по дверям. Насколько я помню, это для того, чтобы навстречу никто не попался и я бы его не увидел. Без происшествий добрались до комнаты 203 с табличкой «следователь Волк»… ничего себе фамилия…

— Садитесь, гражданин Сокольников, — сказал, увидя меня, Волк (вот совсем он на зверя не похож, посмотрим, как дальше будет), — разговор у нас долгий будет.

После записи ответов на формальные вопросы Волк сразу решил взять быка за рога, непринуждённо перейдя на ты.

— Мы проверили все факты, что ты на Варнаковской зоне наговорил — ни один не подтвердился. Общежития в Лядах никогда не было, в автомеханическом техникуме ты не учился. И это не говоря уже о наглой дезинформации про твою службу в НКВД. Хотя кое-какие фамилии ты правильно назвал. Пила эта автоматическая сделана на Пермском заводе, а не в Германии. И сделать из пилы самолёт смог бы далеко не каждый… я бы сказал, что вообще никто бы не смог. Так что в твоём деле, Сокольников, сплошные неясности и тёмные пятна. Может для начала немного правды расскажешь? Давай начинай, я жду.

И он вытянул из ящика стола пачку Казбека и закурил, мне не предложил, да не очень-то и хотелось.

— Гражданин следователь, — начал я свою речь, откашлявшись, — всё дело в том, что я совершенно не помню ничего из своей прошлой жизни… той, что была до момента попадания в Варнаковский лагерь. Ретроградная амнезия у меня, похоже, случилась. А то, что я рассказывал там гражданину Штольцу, так это я просто от потолка выдумал. Потому что надо ж было что-то говорить…

— А пила откуда взялась?

— Тоже тайна, покрытая мраком, — ответил я, глядя в занавешенное зелёным окно, — откуда она взялась, не знаю, но управляться с ней почему-то умею…

— А про рубашку эту твою с немецкой надписью тоже ничего не помнишь?

— Так точно, гражданин начальник, ничего, — с обречённой покорностью согласился я.

— Ну хорошо, Сокольников, — перешёл на более высокие тона Волк, — у нас есть отличное средство для освежения твоей памяти. Мигом всё вспомнишь.

— Това… гражданин то есть начальник, — позволил себе ремарку я, — применение физического воздействия в практике НКВД признано неправомерным уже год как…

— А никакого физического воздействия и не будет, всё строго в рамках действующего законодательства, — радостно сообщил мне Волк, после чего нажал кнопку под столом.

Вошедшему сотруднику (опять два треугольника в петлицах — опять сержант?) и коротко бросил «Как в прошлый раз давай. Но не переусердствуй». Сотрудник радостно осклабился и ответил «Есть», а Волк вышел из кабинета.

— Значится так, Сокольников, — сообщил мне этот перец, — держи устав гарнизонной и караульной службы, вставай вон в тот угол и читай с выражением, а я пока покурю.

Я пожал плечами, взял тощую книжечку устава и начал зачитывать:

«В настоящем Уставе излагаются организация и порядок несения гарнизонной и караульной служб, а также определяются права и обязанности должностных лиц гарнизона и военнослужащих, несущих эти службы. Уставом должны руководствоваться все воинские части, военно — учебные заведения, штабы, управления и учреждения Вооруженных Сил СССР.»

* * *

Короче говоря, товарищи и граждане, это была пытка бессонницей — когда караульный устав закончился, мне дали третий том собрания сочинений В.И.Ленина и велели зачитывать и его от корки до корки. Язык у меня начал отваливаться уже на первой четверти этой книги. Тогда сержант сделал перекур от чтения, но сесть мне не позволил, так я и стоял в углу рядом с портретом товарища Сталина. А после перекура всё продолжилось в том же ритме. Время от времени он интересовался, не готов ли я дать правдивые показания, изобличающие мою вредительскую сущность, я отвечал «нет» и зачитывал новую статью вождя из третьего тома. Например "Теоретические ошибки экономистов-народников. Рынок есть категория товарного хозяйства, которое в своем развитии превращается в капиталистическое хозяйство и только при этом последнем приобретает полное господство и всеобщую распространенность. Поэтому для разбора основных теоретических положений о внутреннем рынке мы должны исходить из простого товарного хозяйства и следить за постепенным превращением его в капиталистическое».

Сдался я на исходе третьих суток стояния-зачитывания (после ПСС Ленина мне ещё досталась История ВКПб, но сломался я уже на материалах майского расширенного пленума ЦК ВКПб, где Микоян выступил с речью о сельхоззаготовках, а Маленков про организацию партконтроля зачитывал). Нет, воды мне давали без ограничения, в сортир тоже выводили, и даже накормили пару раз, хотя еда мне в горло не лезла, но спать не позволяли. Этот самый сержант-несержант менялся раза три с другими неустановленными сотрудниками НКВД и никто из них не давал мне закрыть глаза ни на секунду.

Слабак, скажете вы? А я соглашусь и предложу самостоятельно проделать такой опыт — трое суток без сна и зачитыванием казённых официальных документов. Вот тогда и узнаем, кто слабак. По моей просьбе в кабинет вернулся следователь Волк (что, спёкся? — спросил он у сержанта, — так точно, тщ капитан, — ответил тот, — смотри ты, три дня почти продержался), почти дружелюбно предложил мне курево и вытащил из ящика стола папочку с моим делом.

— Ну давай, колись, шпионская морда, — весело пошутил он, но мне было не до шуток.

— Гражданин начальник, — отвечал я, — помогите мне что ли, я правда ничего не помню, но готов подписать всё, что нужно… почти всё, чтобы там на высшую меру только не тянуло.

— Хорошо, помогу, — кротко согласился Волк.

И далее мы совместно с ним в течение часа придумали и занесли в протокол всю мою предыдущую жизнь. Я оказался беспризорником-детдомовцем, сбежавшим из своего детского дома и болтавшимся по стране без документов, поэтому никаких сведений обо мне нигде и не значилось. Потом я таки поступил в этот автомеханический техникум по украденному паспорту (паспорт мы тебе организуем, у нас этого добра много), где и был завербован одним из иностранных специалистов, работавших в это время на ГАЗе. С какой целью завербован? Вот тут мы немного поспорили с гражданином Волком — он настаивал, что целью было организация покушений на высших партийных и советских руководителей, мне же эта тема показалась скользкой, и я настоял на обычном вредительстве, порче станков, кривой выточке деталей и тд.

Про бензопилу мы совместно долго думали, как её встроить в показания, чтоб ничего не развалилось, и тогда я предложил вариант, что пила таки немецкая, но в целях конспирации фашистские спецслужбы выбили на ней данные Пермского завода. А зачем её вообще привезли в Союз? Тут уж я сдался и не смог ничего придумать, но мне помог Волк — напишем, что с вредительской целью и точка. Кому надо, сами додумают.

Вот так я и вырулил на пункт четвёртый 58 статьи УК РСФСР, коя касается помощи международной буржуазии, не признающей коммунистической системы. Третий пункт отпал сам собой, потому что он был про государство, находящееся в состоянии войны с СССР, а фашисты при всей их гадкой сущности пока что войну нам не объявили. Шпионаж в пункте шестом, поколебавшись, Волк тоже отмёл — не тянул я никак на матёрого шпиона, а вот на помощника врага вполне.