Первый/последний

Я реально урод и шакал, мне не впервой ее предавать — все три года, пока я с ней рядом, я под разными предлогами пытался отползти, обмануть, отдышаться, отмыться. Ради Эрики я выстою — не отведу глаза, когда ведьма станет заглядывать в них в поисках правды, буду врать ей в лицо, насмехаться, держать в руках, и она не доберется до того, что теперь мне так дорого.

— Какой у тебя замечательный дед! — Эрика покачивается и восторженно улыбается. — Добрый, начитанный, мудрый, понимающий. Тебе очень с ним повезло!

— Сдается, это у вас взаимно, — констатирую с досадой и от души пинаю замшелый обломок древнего кирпича. — Он тоже на тебя запал. Говорю же: он тот еще жук. Сейчас у него тайный роман с Дусей, загадочной дамой в зеленом кардигане...

— Так ей же всего сорок два? — изумляется Эрика, и я пожимаю плечами:

— Ну, вот...

— Почему ты зовешь его Князем?

— Он уверен, что принадлежит к княжескому роду. Какие-то справки по архивам собирал... — я слово в слово пересказываю возможную историю наших предков, и Эрика задумчиво тянет:

— В этом действительно что-то есть... Этим многое объясняется, Влад.

Мрачно ухмыляюсь. Прохвост Николай Эдгарович устроил мне контрастный душ из испуга, отчаяния и глухой ярости — на миг показалось, что он не уследит за языком, проговорится насчет Энджи, и все светлое и чистое, чудом пустившее ростки на отравленной почве моей реальности, высохнет и погибнет.

Но Эрика не спрашивает о причинах размолвки с Князем, и я постепенно расслабляюсь.

Хитрый старик всего лишь надавил на мою совесть и подкинул важную тему для размышления: кто для меня Эрика, если я служу той самой резиновой куклой при Энджи, и даже родной дед, рассекретивший нас год назад, ничего не может с этим поделать.

Проблема в том, что ответа я не знаю.

Ясно одно: Эрике нравится то, что происходит, а я хватаюсь за нее из последних сил, потому что иначе — утону...

— Представляешь, как причудлива судьба. Месяц назад этот город был для меня лишь надписью на географической карте, а теперь я здесь и узнала тебя.

— Это хорошо? — уточняю на всякий случай, и Эрика упрямо кивает:

— Да. Раньше у меня не было друзей и возможности строить планы. Мне было фигово, настолько, что я могла умереть... Я решилась все изменить, и помог мне именно ты — оплатил переезд и квартиру, согласился прикрыть и стать другом. Благодаря тебе я получила второй шанс и увидела внятный образ своего будущего. Вот почему Кнопка так стремилась нас познакомить! Говоришь, за искренностью не к тебе? Тогда к кому же, Влад?

Она останавливается, осторожно убирает волосы с моего разгоряченного лба, смотрит завороженно и пристально, словно перед ней в свете фонаря растерянно моргает самое прекрасное существо на земле, а не трусливый урод, загнанный инстинктами в угол.

И я вдруг... становлюсь улучшенной версией самого себя.

Потому что хочу быть таким. Невозможно долго протянуть без воздуха и света...

Я обнимаю ее, она прижимается ко мне всем телом, и ночную тишину нарушает чуть слышный восторженный вздох. Аромат цветочных духов обволакивает и обжигает — отныне и навсегда с этим запахом у меня ассоциируется счастье.

Ее сердце стучит в такт с моим, губы раскрываются, я опять припадаю к ним, и меня сносит теплой солнечной волной.

По шоссе проползают одинокие автомобили, справа темнеют колья чугунного забора и закрытый на ночь парк — в его черной глубине зловеще шумят деревья, гремят цепями качели, в голос скрипят ржавые суставы каруселей. Совсем недавно я попрощался в нем со своей никчемной, бессмысленной жизнью — с увлечениями, дружбой и мечтой, но что же тогда тихо стонет, отвечает на поцелуй и дрожит в моих объятиях прямо сейчас?..

По векам бьет алая вспышка, я дергаюсь и раскрываю глаза — к нам направляется троица с жетонами, дубинками и рациями, стены близлежащих домов и выщербленный асфальт лижут желтоватые, ослепительно яркие лучи фонариков.

— Менты. Что называется, поосторожней с желаниями... — шепчу Эрике в губы и судорожно шарю по карманам. — Паспорта нет. Твою ж мать...

— У меня тоже, — всхлипывает она. — Разве нам что-то грозит?

— А нужно, чтобы грозило? — я озадаченно потираю висок, и она хитро прищуривается:

— В точку. Нужно! Пусть на меня составят настоящий протокол!

***

Глава 33. Эрика

Влад поправляет воротник, обхватывает мой локоть и вдруг... становится в стельку пьяным — неловко шагает и, не жалея светлых джинсов, со всего маху падает на колени. Помогаю ему подняться и отряхнуться, но полицейские нагоняют нас и угрожающе обступают.

Все трое — немногим старше, в румяных лицах читается азарт и удовлетворение от легкой добычи, по счастливой случайности приплывшей в руки. Один из них по всем правилам представляется, и Влад, раскланявшись и едва не пропахав носом присыпанную листвой землю, делает то же самое.

— Документы? — осведомляется второй, но Влад сокрушенно признается:

— Документов нет!

— У вас, девушка? — за пазуху прокрадывается легкий холодок, и я мямлю:

— У меня тоже...

— Молодые люди, пройдемте.

Мы смиренно плетемся за троицей блюстителей порядка — Влад больше не притворяется пьяным и, кажется, прекрасно знаком с маршрутом.

Ветер треплет черные кроны парковых тополей, на нашу странную делегацию оглядываются редкие прохожие, и Влад, считав мою неловкость, выдает:

— Сограждане, посторонитесь! Дорогу добровольной народной дружине!..

Ноги подкашиваются от ужаса, но из груди вырывается тихий смех — я достигла дна, гуляю по нему за ручку с Владом и испытываю блаженство. Из ошибок, глупостей, шалостей состоит настоящая жизнь, и все моменты, проведенные рядом с Владом, я со слезами умиления буду вспоминать в старости, сидя в кресле с котом, спицами и клубками.

— Не бойся, — быстро шепчет Влад. — Вот увидишь, они лапочки.

Угрюмые «лапочки» подводят нас к двухэтажному строению с высоким обшарпанным крыльцом, бордовой вывеской и зарешеченными окнами. РОВД... Точно такое же типовое здание располагалось недалеко от моей школы, и Костя огибал его десятой дорогой, опасаясь приходящего туда контингента.

Интересно, если Костя узнает про глубину моего падения, тоже станет бояться меня как огня и обходить за полкилометра?

Дежурный на рамке обдает нас убийственным презрением, но Влад бодр — даже несмотря на то, что брендовые джинсы порвались на коленке и не подлежат восстановлению. Он уверенно шагает по тускло освещенному коридору, сжимает мою руку и, как бы невзначай, барабанит пальцами по двери кабинета начальника.

— А что, Сергей Павлович уже отвалил? — осведомляется он у сержанта Иванова, и тот густым басом гудит: