Первый свиток. Император
Шрифт:
Армия Красса успела дойти до столичного городка аллоброгов под названием Виенна, когда один из передовых дозоров наткнулся на небольшой отряд галлов. До схватки дело не дошло, хотя по флажкам и одежде в них сразу опознали секванов. Как оказалось, слухи о римлянах, идущих на помощь эдуям, дошли до сенаторов секванов и они отправили посольство к Крассу. Глава посольства Амбаррос потребовал немедленной встречи с «вождем римского войска». Пока легионы строили лагерь неподалеку от Виенны, послов провели в специально установленный шатер.
Трое послов вошли в богато украшенный шатер, в котором успели установить даже статуи Юпитера и Марса, стараясь делать вид, что их ничего не удивляет. Сидевший на раскладном стуле Красс, окруженный контуберналами и центурионами, не поднялся даже когда послы, приблизившись к нему на три шага, отвесили поклоны. Красс ответил на это милостивым, поистине царским, наклоном головы. Лица Амбарроса и его двоих сопровождающих
— Приветствую послов народа секванов, — первым заговорил Красс.
— Привет и тебе, проконсул Марк Лициний Красс, от народа секванов и него тоса, — ответил Амбаррос. Его речь переводили сразу двое — стоявший за стулом Красса Луэрн и собственный переводчик посольства, укрывавшийся за спинами тройки галлов.
После обмена приветствиями послам предложили присесть на такие же раскладные стулья, как то, на котором сидел Красс. Послы расселись и начали разговор с вежливых расспросов о здоровье самого Красса, его супруги и детей, а также о новостях Рима. Красс вежливо, но коротко отвечал, а потом сам спросил о здоровье тоса Кастикса и его жен, а затем о новостях. Что позволило послам наконец-то перейти от предварительных речей к сути.
— Дошли до нас слухи, проконсул, что собранное тобой войско римское готовится вмешаться в спор нашего народа с эдуями, — начал Амбаррос. — Мой тос и почтенные старейшины моего народа удивлены этими известиями и хотели бы узнать правда эти слухи или ложь.
— Эдуи наши союзники и друзья, — дипломатично ушел от прямого ответа Красс.
— Они наши противники и мы с ними соперничаем давно. Поэтому просим тебя не вмешиваться в этот противостояние. Что вас возмущает? Это старый спор кельтов меж собою, домашний, давний спор. Его не разрешите вы ни своим словом, ни своим мечом. — спросил Амбаррос. — И вообще… Какое дело римскому народу до происходящего в далекой от Рима Галлии?
— Где бы ни находился обиженный народ, Рим придет и защитит его*, — ответил Красс.
* Знаменитый ответ Красса парфянским послам
— В таком случае я, Амбаррос, сын Аналонакса, как голос моего тоса и по поручению старейшин народа моего, объявляю, — Амбаррос встал и одновременно с ним вскочили его сопровождающие, — что пересечение римскими воинами границы с землями секванов ли, эдуев ли, либо иного племени галлов, будет считаться объявлением войны народу секванов.
— Вы хотите войны?! — громогласно спросил разъяренный Красс, поднявшись и выпрямившись во весь рост. — Клянусь Юпитером всемогущим и Марсом всесокрушающим, если вы хотите войны, вы ее получите! Идите и передайте вождю, Сенату и народу секванов, что я Марк Лициний Красс, император и проконсул римский, объявляю им войну волею сената и народа римского, даровавшего мне право войны и мира! Передайте также, что скоро я приду со своими легионами к ним и подавлю любое сопротивление огнем и мечом. И тогда живые позавидуют мертвым и не помогут вам никакие банды наемных германских разбойников. Вы хотели войны — вы ее получили! Идите же прочь!
Выглядел Марк Красс в этот момент столь грозно и величественно, что послы секванов ничего не ответив, словно по команде развернулись и молча вышли из шатра.
Посольство секванов быстро собралось и умчалось к границе. Но войска римские уходить от Виенны не спешило. Ждали подкреплений из Нарбо-Марция, в котором остался один из преторов, собиравший последних добровольцев. Заодно подтягивали обозы.
Как только запоздавший отряд, на две третьих состоявший из конников-галлов из Италии, прибыл, Красс приказал выдвигаться. Колонны легионов, прикрытые конными дозорами, устремились вперед, к столице эдуев Бибракте.
Но на третий день вместо марша Красс собрал войска на специально подобранном ровном поле. Накануне вечером гаруспики провели в лагере обряд гадания по печени жертвенного быка. И объявили, что все гадания благоприятны для задуманного императором.
Армия Красса почти в полном составе, всего двадцать две тысячи человек, выстроились на поле неподалеку от лагеря. Три легиона — Восьмой, Девятый и Галльский, с ауксиллариями и вспомогательными частями, плюс вексиляция кавалерии. В каждом легионе до трех тысяч шестисот строевых солдат и до тысячи шестисот ауксилариев, велитов (легковооруженных стрелков) — балеарских пращников, критских и италийских лучников, и тяжелой пехоты, чаще всего — галльских меченосцев. Вексилляция конницы после прибытия италийских галлов насчитывала три тысячи с небольшим всадников или шесть ал. Еще примерно шестьсот галльских конников из ауксилариев легионов, преторская когорта командующего и обозники охраняли построение и лагерь.
Из преторских ворот лагеря к строю подскакала небольшая группа всадников
во главе с императором, сопровождаемая двумя повозками. Кавалькада остановилась строго напротив построения и один из контуберналов подал Крассу «луциеву тубу».— Воины! — разнесся усиленный рупором голос Красса. — С нами благословение богов римских, ибо мы вступаем в войну за правое дело. Защищая от разорения земли союзников римского народа, а самих союзников, их жен и детей от угона в рабство… Но не только ради защиты своих союзников идем мы в бой. Совсем недавно на этой же земле наши легионы отражали натиск германских варваров, желавших разорить и поработить не только Провинцию, но и нашу Италию, и сам Рим, — Красс кратко описал войну с кимврами, старательно не упоминая ни одного из командующих римскими войсками. Не стал он напоминать и захвате галлами Рима, чтобы не вносить рознь в ряды войска, один легион и часть конницы которого состояла из галлов. Заканчивая речь, он на несколько ударов сердца замолчал, а потом последовало неожиданное продолжение. — … Теперь же, воины, мы принимаем в ряды легионов Рима еще один легион, волею моей получающий имя Пятый, ранее именуемый Галльским! — и вызвал к себе военного трибуна Гая Сентия Сатурнина, командовавшего Галльским легионом. С ним к полководцу подошла еще пятерка бойцов. Перед строем остальных легионов Сатурнин получил из рук Красса и передал в руки самого высокого из пятерки воинов легионного орла. А подскочившие к знаменосцу рабы одели на него плащ из шкуры медведя. Под громкие крики «Аве! Урра! Хурра!», знаменная группа вернулась к строю своего, отныне Пятого легиона. Но тут Красс поднял руку и через несколько мгновений в строю легионеров воцарилась тишина.
— Так как наша славная конница из вексилляции, что по численности, что по боевому духу и возможностям ничем ныне не уступает пешим легионам, своей императорской волей и властью данной мне Сенатом и Народом Римским объявляю, что вексилляция конницы отныне именуется Десятым Конным легионом!
Командовавшему вексилляцией легату Гаю Кассию Лонгину (младшему) и его знаменной группе вручили орла, а сигнифер получил плащ из львиной шкуры.
Праздник продолжался в лагере до вечера, но на утро следующего дня все стояли в строю и походные колонны римлян устремились к Эдуану, городу-порту на реке Арар (Сона). Куда, по поступившим от разведки сведениям, подошли германские дружины Ариовиста, усиленные отрядами секванов и амбаррактов.
Двигались неторопливо, поэтому переправлявшиеся на плотах и лодках германцы и галлы успели полностью переправиться через реку. Где и остановились, наткнувшись на передовые дозоры римлян. Всего у Ариовиста было около пятнадцати тысяч германцев и столько же галлов.
Три легиона Красса построились обычным порядком в три линии когорт недалеко от берега, перерывая дорогу варварам в земли эдуев. Десятый конный оставался в резерве, а фланги прикрывали галльские конники и ауксиларии.
Германцы и галлы построились по родам и племенам, тремя большими отрядами, слева секваны, в центре германцы и на правом фланге амбарракты. Впереди стояли клинья пехоты, за ними такими же клиньями строились конники. Зазвучали боевые рога и с дикими криками варвары атаковали римлян, засыпая дротиками стоящих впереди строя легионов велитов. Те отвечали им стрелами и камнями из пращей. Но недолго, быстро отступив за строй тяжелой пехоты. Варвары, очевидно приняв отступление велитов за паническое бегство римлян, с воодушевленным ревом устремились вперед. Некоторых неудачников быстроногие германцы даже успели настигнуть и заколоть своими копьями — фрамеями с узкими и короткими листовидными наконечниками. Вперед, на смену пехоте, рванули конники. И тут же всю эта атакующую массу накрыла туча пилумов, пробивавших легкие щиты, вонзавшихся в тела людей и лошадей. Но даже второй залп пилумов, вновь сильно проредивший ряды атакующих, не остановил атаку разгоряченных и разогнавшихся германцев и галлов. Легионеры, не дрогнув, уплотнили строй и встретили первый, самый страшный натиск варваров стеной щитов и ударами гладиусов. Некоторое время шла ожесточенная схватка, в тесноте вместо копий в ход пошли мечи, кинжалы и длинные ножи. Строй стоявшего в центре Пятого Галльского легиона, на который обрушился основной удар германцев, начал подаваться назад. Казалось еще немного… В этот момент с правого, наиболее удобного для удара конницы, фланга во фланг и тыл амбаррактам ударил Десятый Конный легион. Одновременно с левого фланга Публий Красс атаковал, выведя на фланг когорты третьей линии, поддержанные ауксилариями. Германцы и галлы, для которых отступление во время боя считалось делом вполне обычным, попытались оторваться от римлян. Но центр оказался сильно увязшим в схватке с легионерами. Конники римлян, сидевшие в необычных высоких седлах, обгоняли любого конного германца или галла. И рубили, приподнявшись в седле и опираясь на стремена. Варвары бросились в паническое бегство, но у реки их уже ждали легкие турмы Десятого, а сзади неумолимой стеной щитов теснили перешедшие на быстрый шаг легионеры.