Пёрышко
Шрифт:
***
Вот о чем он говорит сейчас? Мне должно быть больно? Так бывает больно? Он мне сделал больно? Как? Мысли вяло и тягуче текли в голове. Все было так далеко - в другом мире: князь Ярослав, дружинники, гроза, Мира, все проклятия и предчувствия. Рядом был только он, мой суженый, мой любимый. Тот, от которого зависело не только мое удовольствие, но и вся моя жизнь.
И вдруг перед глазами возникла картинка - на цветастом лоскутном покрывале, расстеленном прямо на траве, сидит маленький черноволосый ребенок с погремушкой из лозы в ручонке. Он... да, нет, конечно, не он, а - она, весело хохочет, тряся игрушкой. И тянет свои ручки в сторону моего
– Богдан... я видела! Видела ее!
Я чуть отстраняюсь и вижу удивленный взгляд Богдана.
– Кого, Ясна?
– Ладу!
– Кто это?
Да, это же только я одна видела! Это бабушкин дар, наверное, у меня просыпается!
– Да что с тобой, Ясна?
Он снимает меня с себя. Ставит рядом. Только нельзя ведь, чтобы только я одна знала об этом счастье? Он ведь тоже имеет право? Становлюсь меж его раздвинутых колен, поднимаю ладонями вверх к себе его лицо и говорю, глядя в синие глаза:
– Богдан, я видела Ладу. Это наша с тобой девочка! Дочка наша!
– Что-о? Как это возможно?
– Ну, ведь от того, что мы делали сейчас, бывают дети?
Недоумение на его лице вдруг сменяется весельем. Он хохочет, запрокинув голову.
– Да, ну!
– Правда-правда.
– То есть, ты хочешь сказать, что уже ждешь ребенка?
– Нет. Просто она будет и все. Когда-нибудь...
Он понимающе кивает головой:
– Это все твои штучки ведьминские...
– Ах так, ведьминские значит!
Хватаю ковш, плавающий сверху в стоящей рядом с ним на скамье бадье холодной воды, и выливаю прямо на его грудь! Он замирает на мгновенье, которого мне хватает, чтобы сделать два шага до парной и скрыться за тяжелой дверью.
***
Хотел рвануть за ней, схватить ее. Только в шаге от двери в парную остановился. А что, как, правда, то, что Ясна говорит? Ведь говорила ее бабушка, что в их роду у девушек способности проявляются, когда они суженого своего встретят? А она шнурок на рубахе моей взглядом поднимала. А теперь вот... Стоял и улыбался, как дурак!
– Лада, - повторил имя, пробуя, смакуя его. Потом неспеша сложил наши вещи, по всему предбаннику разбросанные, взял веник березовый, в бадье замоченный, и, улыбаясь, пошел в парную.
Когда глаза привыкли к почти полной темноте, только огонь в печи чуть освещал небольшое помещение с полками по всем сторонам, увидел Ясну, растянувшуюся на той полке, что рядом с печью. Не боится жара! Не пошел сразу к ней, а направился к печи. Дров подбросил, полил камни раскаленные отваром травяным, что в черпаке у печи стоял. По всей бане тут же разнесся аромат лесных трав.
Ясна вдруг заливисто рассмеялась.
– Богдан, знаешь, что за отвар нам тут приготовили?
– Нет.
– Ятрышник и шафран!
– И что в названиях этих смешного?
– спрашивал, а сам тело ее разгоряченное, на скамье вытянутое, разглядывал. На животе лежит, жаль. Но кожа белая хорошо видна. Тонкая талия, крутые бедра, длинные ноги. Как и не владел этим телом несколько минут назад! Снова плоть поднялась вверх. Сглотнул тяжело слюну вязкую.
– В названиях ничего. А, знаешь, как эти травы влияют на человека?
– И как же? Отравить нас хотят?
– Не-е-ет. Они семьям помогают, у которых пыл любовный угас!
– То есть усиливают любовное желание?
– Ну, да...
– Этому тебя тоже бабушка научила?
– Нет, это я подслушала однажды.
К ней женщина из деревни приходила. Говорила, что муж к ней остыл. Так вот, бабушка ей эти травы заваривать и советовала. Конечно, если пить отвар, он сильнее подействует. Но и дышать им тоже можно...– На тебя тоже действует?
Она повернула голову в мою сторону, и взгляд уперся прямо в возбужденную плоть. Черная бровь выгнулась дугой, она хотела встать, но я не позволил.
***
Действует, конечно. Еще как действует! Как только ты в парилку зашел, так сразу и подействовало! И не нужно на камни отвар лить! По телу сразу дрожь прошла, когда взгляд Богдана на себе ощутила. Да только, когда голову повернула и его большую, темную, вверх торчащую плоть увидела, забыла, что сказать хотела. Сесть хотела, да только он не позволил.
– Лежи, Ясна, париться будем!
Почему в его устах такие простые, обыденные слова так звучат - страстно, чувственно? Может из-за голоса низкого и глубокого?
Слышала, как он веник в бадье мочит, а потом, когда легко по плечам да спине бить стал, пожар на коже моей разгорелся. Да только не в тех местах, где веник ударял, а в совершенно неожиданных... Грудь заныла, внизу живота тянуть стало. А веник все ниже и ниже то бьет, то гладит кожу. И когда первый раз по ягодицам ударил, тут же на месте удара этого губы Богдана оказались. Ударит, потом поцелует сразу же. Снова и снова... Потом просто веник отбросил куда-то. Не смотрела на него, боялась свое возбуждение выдать. Не могла понять и представить себе, что от действий таких, так сильно хотеть его буду. Не двигалась, ждала, что делать он дальше станет. Когда руки горячие, сильные на ягодицах почувствовала, вздрогнула, хоть и знала, что так будет. Сначала мял, трогал, потом пальцы между ног скользнули, по влажным складкам прошлись, задели слегка чувствительный бугорок и вернулись. И так несколько раз, пока я терпеть пытку эту могла. Но как застонала, он чуть отодвинулся и руку убрал. Хоть и стыдно было, но все же сказать хотела, что мне нравится, что еще хочу... Только он ягодицы обхватил и на себя вверх потянул. Подчинилась, привстала на колени, ноги чуть раздвинула. Хорошо, что лавка широкая, здесь мы и вдвоем поместимся. Думала, что он сзади встанет, но Богдан вдруг лег, просунув голову между ног моих. И пока я не опомнилась, к лицу своему меня протянул и стал языком и губами водить и целовать там, где еще недавно пальцы его были.
18. Ночь
Хватала ртом воздух раскаленный и не могла надышаться. Пальцы Богдана ни на секунду не оставляли моего тела: трогали, мяли, сжимали... Язык нашёл и поглаживал такие точки, о существовании которых я и не знала. Я вздрагивала каждый раз, когда он проводил по чувствительному до боли бугорку. А когда он стал его покусывать, а палец в лоно ввел и двигать им стал так же, как плотью своей раньше, в глазах потемнело, губу прикусила, чтобы не кричать и, не сдержавшись, громко застонала.
Руки обессилели, и, наверное, упала бы лицом в лавку, если бы Богдан не удержал. Только теперь он сзади также как и я на коленях был, плотью твердой к ягодицам прижимался. Но почему-то не продолжал, ничего больше не делал. И хотя мне казалось немного стыдным то, в каком я виде перед ним стою, все равно хотелось его внутри себя почувствовать.
Что-то не так? Ведь чувствую его возбуждение, его желание.
– Богдан?
– Повернись ко мне, Ясна...
Развернулась, на коленях стоя перед ним, и обняла за плечи.