Песнь шаира или хроники Ахдада
Шрифт:
Ты милостив был, о дарующий свет голытьбе!
Подобной награды в моей не бывало судьбе.
Пребуду всю жизнь я до гроба тебе благодарен,
Из гроба мой прах вознесет благодарность тебе.***
Но даже после этих слов не смягчилось сердце царицы.
– Довольно я потакала твоим просьбам и терпела неподобающее. Завтра, с восходом он будет казнен, и это мое последнее слово!
И услышав эти слова, Хасан горько заплакал, а вместе с ним и Шевахи, так ей было жаль юношу.
19.
Продолжение
– Господин, скорее, во имя Аллаха, тут такое...
– верный Джавад пританцовывал на месте. Шамс ад-Дину даже на миг, краткий взмах ресниц сделалось смешно - словно по нужде просится. Бледность, бледность покрывала эбеновые щеки Джавада, окрашивая их в цвет пепла. И миг веселья улетучился так же быстро, как пришел.
– Что!
– голос, обычно грозный голос, был полон... Кто знает, чего был полон голос правителя Ахдада Шамс ад-Дина Мухаммада в этот час. Страха, отчаяния, а может... скуки.
– Там такое... у городских стен... вам лучше самому...
Шамс ад-Дин Мухаммад поднимается с подушек, Шамс ад-Дин Мухаммад твердым, как окаменевшее дерево, шагом пересекает покои. Шамс ад-Дин Мухаммад садится, нет - вскакивает в седло взнузданного и приготовленного коня. Породистого жеребца Фатеха, купленного за двадцать тысяч, и чье имя означает "победитель". Шамс ад-Дин скачет по улицам Ахдада, и пыльный смерч в страхе бежит позади него. Шамс ад-Дин подъезжает к стене. Городской стене. Шамс ад-Дин бросает поводья и взбегает по лестнице. Шамс ад-Дин видит поле и... джинна.
Огненнотелый вырос с их последней - вчерашней встречи. Сейчас городские, каменные в пятьдесят локтей стены ему едва ли не по грудь. Он все так же виновато переминается с одной красной ноги на другую.
– Гм, гм, в наказание вашего султана, по велению своей госпожи, в этот день я разрушу стену... стены города Ахдада... вместе с вратами.
– Стреляйте!
– кричит Шамс ад-Дин Мухаммад, но лучники, не дожидаясь приказа, уже пускают стрелы. Целая туча стрел. Не попасть невозможно - цель огромна!
Стрелы пролетают сквозь огненное тело джинна и усевают землю позади него.
Рогатый обиженно чешет красную грудь.
– Теперь огнем! Попробуйте огнем!
Лучники послушно подпаливают стрелы, и огненные птицы летят в джинна. Огонь к огню. И земля позади красного тела расцветает пляшущими желтыми цветками.
"Ночью должно быть красиво..." - проскакивает нелепая мысль, но Шамс ад-Дин поспешно отгоняет ее.
Между тем, джинн подходит к стене, ударяет в нее огромным кулаком, и стена... рушится. Джинн делает шажок в сторону и начинает крушить соседний участок.
Войска в панике.
Храбрые мамлюки сыпятся со стен, словно чечевица. Джинн неторопливо продолжает свое дело. Только разрушив участок до основания, он приступает к следующему. Довольно быстро, словно до этого неоднократно тренировался в разрушении стен. Некоторые из воинов продолжают храбро стрелять, впрочем, с тем же успехом, что и ранее.
– Старик! Приведите мне старика с пластиной из моего дворца!
– пересиливая
Впрочем - старик уже здесь. Не иначе - предусмотрительный Абу-ль-Хасан расстарался. Не зря, ох не зря уже который год он занимает должность визиря. Даже перестарался - все верные побратимы стоят тесной кучкой, в окружении дворцовых стражников. Мужественно трясутся.
– Ты!
– Шамс ад-Дин не помнил, когда слетел со стены.
– Осталось еще одно желание, читай свою пластину, вызывай джинна!
Трясущиеся руки выуживают блестящую медь. Трясущиеся губы читают загадочные слова.
Шум, дым - появляется джинн
– Вели ему, чтобы сразился с этим!
– Шамс ад-Дин тычет трясущимся пальцем в рогатого гиганта.
Трясущийся старик поспешно повторяет приказание.
Джинн чешет низкий лоб.
– Ну же, скорее!
– торопит Шамс ад-Дин.
– Я раб пластины и, конечно, выполню приказание, о господин и повелитель, - вопреки словам, голос джинна ни на дирхам не наполнен смирением.
– Да только того, кто сейчас рушит стены, зовут Гассан Абдуррахман сын Хоттаба, в былые времена он состоял в личном войске короля джиннов и был первым среди них.
– Что ты там бормочешь! Выполняй!
– Он много сильнее меня, больше того - он много сильнее любого из известных мне джиннов а, поверьте, знал я немало. Сразившись с ним, я попросту погибну. Погибну напрасно.
– Все равно сразись!
– Шамс ад-Дин топчет ногами.
– Погоди, о брат, - вперед выступил тот, кого они знали, как Никто.
– Не лучше ли будет использовать последнее желание с большей пользой.
– Какая большая польза! О чем ты толкуешь!
– Давайте прикажем нашему джинну... поговорить с рогатым.
– Поговорить?
– Да. Если есть средство победить, или хотя бы остановить огненного джинна, пусть выведает его.
– Ты слышал его. Это ты сможешь?
– Слушаю и повинуюсь.
И джинн исчез.
20.
Продолжение рассказа о Хасане
И царица велела бросить Хасана в темницу, и сказала слова такие:
– Завтра, с восходом он будет казнен, и это мое последнее слово!
И воительницы тотчас схватили Хасана и бросили его в темницу.
А как взошло солнце, пришел к Хасану палач и велел, чтобы тот выходил. Хасан же произнес такие стихи:
Я увидал палача, его меч и ковер.
Я закричал: "Это горе мое и позор!"
Кто поможет мне, кто руку дружбы протянет?
Отзовется и этим смягчит приговор?
Пробило время мое, и погибель совсем уже рядом.
Может, даже в раю повстречаю укор?
Кто воды поднесет, облегчит мои муки?
Кто на меня обратит свой сочувственный взор?***
И палач вывел его на площадь, а там уже была царица и Шевахи, и другие жители островов, и перед ними было место, а на нем расстелен ковер, в который следовало завернуть отрубленную голову Хасана. И царица сделал знак палачу, и тот подвел Хасана к тому месту, и поставил на колени. И Хасан заплакал и произнес такие стихи: