Песнь шаира или хроники Ахдада

Хотя, какая драка в султанском дворце. Отважные мамлюки за дверьми, и бдительный Джавад то и дело поглаживает рукоять верного шамшера.

– А глаз остер!

– А рука тверда!

– А копье выдерживает пять набегов!

– Шесть!

– Восемь!

– За ночь.

– За пол ночи!

– За четверть!

– Пусть!

– Пусть!

Вторым, кто заметил состояние султана - ибо право первенства принадлежит визирю - был Никто, сидевший по правую руку - как их избавитель - от Шамс ад-Дина.

– Что же наш хозяин не весел? Какие заботы омрачили твои мысли? Поделись ими, ибо для чего еще нужны друзья, и как говорили древние: разделенная радость - двойная радость, а разделенное горе - полгоря.

И разговоры стихли, и взоры обратились к Шамс ад-Дину.

– Как же мне веселиться, дорогие братья, - вздохнул Шамс ад-Дин, когда мне доложили - в моем городе продолжают болеть и пропадать люди. И увеличивается в прудах количество цветных рыб. Я издал указ, запрещающий под страхом смерти отлавливать и принимать их в пищу, особенно белых. И хоть здесь присутствующим ведома разгадка этой тайны, сделать мы ничего не можем. Уже летят во все страны и города и стороны гонцы, призывая лекарей и ученых людей, и магов, и богословов, и тот из них, кто поможет, до конца жизни не познает, что такое нужда. Но, боюсь, награда так и останется без обладателя.

– О-о-о, ты прибавил свою заботу к нашим заботам, - воскликнул Никто, а вслед за ним повторили и остальные.

Тогда поднялся магрибинец - тот самый, чье имя Абд-ас-Самад и кто подговорил Халифу-рыбака помочь достать ему из Пруда Дэвов перстень. Тот самый, что вынудил Камакима-вора забраться в сокровищницу султана.

– А скажи, брат, - обратился к султану Абд-ас-Самад, - перстень, брошенный тебе Халифой-рыбаком все еще в сокровищнице?

– Да, - ответил Шамс ад-Дин, - и, клянусь Аллахом, узнав сколько бед и горестей пережил ты, чтобы обладать перстнем, я с радостью верну его тебе... потом... как-нибудь.

– Благодарю величайшего среди султанов и щедрейшего среди правителей, - смиренно поклонился Абд-ас-Самад, - так как твоя забота теперь стала нашей заботой, открою я великую тайну - перстень этот не простой, и он поможет нам приручить джинна и победить тех, кто насылает его на Ахдад.

– Говори же, скорей!
– воскликнул Шамс ад-Дин, а следом за ним и все остальные.

– В первую голову, вели узнать, не заболел ли кто в городе в последнее время.

12.

Продолжение рассказа о Хасане

После того, как Хасан прочитал стихи старухе, он некоторое время шел с ней, погруженный в море размышлений и еще раз произнося стихи, а старуха побуждала его к терпению и утешала его. Но Хасан не приходил в себя и не разумел того, что она ему говорила. И они шли до тех пор, пока не достигли первого острова из семи островов, то есть Острова Птиц.

И когда они вступили туда, Хасан подумал, что мир перевернулся - так сильны были там крики, - и у него заболела голова, и его разум смутился, и ослепли его глаза, и ему забило уши. И он испугался сильным испугом и убедился в своей смерти и сказал про себя: "Если это Земля Птиц, то какова же будет Земля Зверей?"

И когда старуха, называемая Шавахи, увидела, что он в таком состоянии, она стала над ним смеяться и сказала:

– О дитя моё, если таково твоё состояние на первом острове, то что же с тобой будет, когда ты достигнешь остальных островов?

И Хасан стал молить Аллаха и умолять его, прося у него помощи в том, чем он его испытал, и исполнения его желания. И они ехали до тех пор, пока не пересекли Землю Птиц и не вышли из неё.

И они вошли в Землю Зверей и вышли из неё и вступили в Земли Джиннов. И когда Хасан увидел её, он испугался и раскаялся, что вступил с ними в эту землю. И затем он попросил помощи у великого Аллаха и пошёл с ними дальше, и они вырвались из Землю Джиннов и дошли до реки и остановились под большой вздымающейся горой и разбили свои шатры на берегу реки.

И старуха поставила Хасану возле реки скамью из мрамора, украшенную жемчугом, драгоценными камнями и слитками червонного золота, и Хасан сел на неё, и подошли воины, и старуха провела их перед Хасаном, а потом они расставили вокруг Хасана шатры и немного отдохнули и поели и попили и заснули спокойно, так как они достигли своей страны. А Хасан закрывал себе лицо покрывалом, так что из под него видны были только его глаза.

И вдруг толпа девушек подошла близко к шатру Хасана, и они сняли с себя одежду и вошли в реку, и Хасан стал смотреть, как они моются. И девушки принялись играть и веселиться, не зная, что Хасан смотрит на них, так как они считали его за воительницу, и у Хасана натянулась его струна, так как он смотрел на девушек, обнажённых от одежд, и видел у них между бёдрами всякие разновидности: мягкое, пухлое, жирное, полное, совершённое, широкое и обильное. И лица их были, как луны, а волосы, точно ночь над днём, так как они были дочерьми царей.

И потом старуха поставила Хасану седалище и посадила его. И когда девушки кончили мыться, они вышли из реки, обнажённые и подобные месяцу в ночь полнолуния. И все войско собралось перед Хасаном, как старуха велела. Может быть, жена Хасана окажется среди них и он её узнает.

И старуха стала спрашивать его о девушках, проходивших отряд за отрядом, а Хасан говорил:

– Нет её среди этих, о госпожа моя. И среди всех девушек, которых я видел на этих островах, нет подобной моей жене и нет ей равной по стройности, соразмерности, красоте и прелести.

– Опиши мне её и скажи мне все её признаки, чтобы они были у меня в уме, - молвила тогда старуха.
– Я знаю всякую девушку на островах Вак, так как я надсмотрщица женского войска и управляю им. И если ты мне её опишешь, я узнаю её и придумаю тебе хитрость, чтобы её захватить.

И тогда Хасан сказал старухе:

– У моей жены прекрасное лицо и стройный стан, её щеки овальны и грудь высока; глаза у неё чёрные и большие, ноги - плотные, зубы белые; язык её сладостен, и она прекрасна чертами и подобна гибкой ветви. Её качества - невиданны, и уста румяны, у неё насурьмленные глаза и нежные губы. Её лицо светит, как округлённая луна, её стан тонок, а бедра - тяжелы, и слюна её исцеляет больного, как будто она Каусар или Сельсебиль.

– Прибавь, описывая её, пояснения, да прибавит тебе Аллах увлечения, - сказала старуха.

И Хасан молвил:

– У моей Жены лицо прекрасное и щеки овальные и длинная шея; у неё насурьмленные глаза, и щеки, как коралл, и рот, точно сердоликов печать, и уста, ярко сверкающие, при которых не нужно ни чаши, ни кувшина. Она сложена в форме нежности, и меж бёдер её престол халифата, и нет подобной святыни в священных местах, как сказал об этом поэт:

Владеет моей душой возлюбленная моя,

И все, что судил Аллах, ничем отвратить нельзя.

Арабов всю красоту она собрала в себе,

Газель, и в моей душе резвится она теперь.

Мне тяжко терпеть любовь, и хитрости больше нет,

И плачу я, хотя плач мне пользы и не даёт.

Красавица! Ей семь лет да семь: как луна она,

Которой четыре дня и пять и ещё пять дней.

И старуха склонила на некоторое время голову к земле, а потом она подняла голову к Хасану и воскликнула:

– Хвала Аллаху, великому саном! Поистине, я испытана тобою, о Хасан! О, если бы я тебя не знала! Ведь женщина, которую ты описал, по приметам схода со старшей дочерью царя величайшего, которая правит этим островом. Открой же глаза и обдумай своё дело, и если ты спишь, - проснись! Тебе никогда нельзя будет её достигнуть, а если ты её достигнешь, ты не сможешь получить её, так как между нею и тобой то-же, что между небом и землёй. Возвращайся же, дитя моё, поскорее и не обрекай себя на погибель: ты обречёшь меня вместе с тобой. Я думаю, что нет для тебя в ней доли. Возвращайся же туда, откуда пришёл, чтобы не пропали наши души.