Песня ветра. Ветер перемен

– Ничего, - тихонько прошептала Рада, обнимая ее и перехватывая поводья так, чтобы Лиара оказалась в кольце ее рук. – Ты отдыхай и ни о чем не думай. Я тебя удержу.

– Я знаю, - едва слышно прошелестел голос искорки, и в нем было столько доверия и тепла, что Раду на миг со всех сторон обнял теплый весенний вечер.

– Так, все готовы? – Алеор единственный стоял у своего жеребца, не торопясь вскарабкаться ему на спину.

– Все, - проворчала Улыбашка. – Только скотина эта подо мной и двух миль не протянет, это и ежу ясно.

– Улыбашка, прекращай брюзжать! И без тебя тошно! – поморщился Алеор и отпустил поводья. – А теперь закройте все рты и не двигайтесь. Мне надо сделать кое-что.

– И что же ты собрался делать, древолюб? – хмуро глянула на него гномиха. – Хочешь еще немного времени провести в этом прекрасном месте и полюбоваться его красотами?

– Хочу сделать так, чтобы Гончие нас не нашли. – Алеор отвернулся от них и отошел в сторону.

Поверх кучерявого затылка Лиары Рада с интересом взглянула на то, что делал эльф. Она понятия не имела, что же он задумал, но чувствовала, что на этот раз Алеор собрался задействовать какие-то силы из тех, о которых она не знала. Этот эльф таил в себе множество сюрпризов, недаром же уже больше тысячи лет о нем без конца сочиняли песни и складывали легенды.

Алеор выпрямился, встряхнул плечами, словно разминая руки, и вытащил свой меч. Рада прищурилась, глядя на то, как дымится в темноте черная сталь, будто клинок был ледяным. Если гномиха не лгала насчет сделки Алеора с Фриззом Гранитным Кулаком, то в этом клинке была заключена какая-то неведомая гномья сила, и это объясняло, почему Алеор так дорожил своим мечом и глаз с него не спускал все это время, держа как можно ближе к себе.

Эльф осторожно провел ладонью вдоль дымящейся стали, прикрыл глаза и что-то тихонько забормотал над мечом. Язык, на котором он говорил, был Раде непонятен, но напоминал глухое шмелиное гудение или отдаленный рокот моря. Рядом громко охнула Улыбашка, и Рада взглянула на ее округлившиеся от удивления глаза. Впрочем, больше гномиха не издала ни звука, лишь глядя на Алеора так, будто видела его в первый раз.

А голос эльфа крепчал, набираясь силы, становясь все громче и громче. Рада почувствовала что-то странное: словно ветра улеглись вокруг них, словно весь мир прислушивался к этой странной, заунывной, рокочущей песне то ли волн, то ли земных глубин. Тягучие звуки наполняли ночь, и в голосе Алеора оставалось все меньше и меньше от его привычного тембра. Он тоже становился все более рычащим, гулким, тяжелым, и на миг у Рады перед глазами помутилось. Всего на один удар сердца она увидела, как от земли к клинку эльфа поднимается что-то черное, дрожащее, едва видимое в темноте, но при этом выделяющееся на фоне ночного воздуха. Толстые, дрожащие жгуты, чистая энергия, заплетающаяся вокруг клинка, который сам по себе начал тихо гудеть и раскаляться изнутри чернильно-черным сиянием. Голос эльфа стал еще громче, заревел растревоженными ветрами зимы, загрохотал по узким ущельям камнепадами, а потом он резко дернул лезвие, разрывая острым краем свою ладонь, и в грязь под его ногами хлынули рубиновые капли крови. На глазах Рады жгуты энергий, идущие от земли, жадно присосались к этим каплям, похожие сейчас на больших пиявок, впитали их, поглотили и расползлись под ногами Алеора пятном ночного мрака.

Он поднял глаза и направился к ним, и лицо его было сосредоточенным, словно все мышцы окаменели. Рада еще никогда не видела у него выражения такой концентрации, эльф боролся с чем-то невидимым прямо сейчас, сражался изо всех сил, и даже невооруженным глазом было видно, как тяжело это ему дается.

– Кровь, - сквозь зубы проскрежетал он, подойдя к Раде и протягивая ей лезвие меча.

Вокруг Алеора распространялось какое-то странное, дрожащее марево, сгущенная атмосфера, такая тугая, что Злыдень зафыркал и затанцевал на месте, выкатывая глаза и прядая ушами. Удерживая его одной рукой, Рада зубами стянула перетягивающие ее изрезанное запястье повязки и протянула ладонь эльфу. От напряжения драки глубокие порезы разошлись, и на ладони выступила кровь. Меч, что коснулся ее, был леденяще острым, и по телу пробежала искристая молния, заставив Раду вздрогнуть в седле и чуть не выпустить поводья.

Лиара, казавшаяся совершенно отрешенной от всего, тоже протянула ладонь, испещренную глубокими ссадинами. Черное лезвие всосало и ее капли крови, и она тоже вздрогнула в руках Рады, отчего Злыдень захрапел и пошел в сторону, вытанцовывая в грязи длинными ногами. Рада обернулась к эльфу, глядя, как он протягивает лезвие Улыбашке. Лицо той вытянулось от удивления, смешанного с каким-то потусторонним ужасом, и она молча протянула Алеору руку, которую тот осторожно вскрыл мечом.

Меч в руках Алеора утробно загудел, завибрировал, и эльфу пришлось перехватить его обеими руками, удерживая на месте. Рада видела, как скакало лезвие в его ладонях, и от натуги на них явно проступили жилы. Алеор снова запел, глухо и монотонно, и звук этот примешался к гудению меча, становясь все глубже и глубже, словно кто-то колотил в огромный тяжелый колокол. Звук пошел волнами во все стороны, когда эльф перехватил рукоять меча обратным хватом и с натугой поднял его над головой. Сверкнуло горящей тьмой лезвие, а потом Алеор с силой выдохнув последнее гулкое слово, вонзил меч острием в грязь.

Земля ощутимо содрогнулась, и тяжелое гудение наполнило всю ночь, пропитав ее без остатка. Злыдень громко заржал, вскидывая голову и подпрыгивая на месте, затанцевала и гнедая под Улыбашкой, даже несмотря на ее немалый вес. Лишь один мышастый жеребец эльфа спокойно стоял, понурив голову и подняв уши, ожидая, когда хозяин закончит свои манипуляции.

Звук утонул в земной тверди, которая всосала его, как губка, все затихло. Напряженная атмосфера исчезла, порыв холодного ветра взъерошил волосы Рады, и она только сейчас вспомнила, как дышать.

Отряхнувшись, будто мокрый пес, Алеор вытащил клинок из грязи, аккуратно протер его полой плаща, убрал в ножны на поясе и, как ни в чем ни бывало, направился к своему мышастому. Только шаг у него теперь был гораздо тяжелее, чем буквально несколькими минутами раньше, да и двигался он так, словно пару часов к ряду ворочал тяжеленные мешки.

– Что ты сделал? – тихо спросила Улыбашка, и в голосе ее больше не было ни ворчания, ни смеха, ни неудовольствия. Только огромное, до глубины души пронзающее удивление.

– Я спел земле, - спокойно отозвался эльф, забираясь в седло мышастого и подбирая поводья. – Теперь она направит наши следы отсюда через лес, на юг, в сторону Дагмариена. Если за нами снова пошлют Свору, земля собьет Псов со следа, и они поведут Псаря туда. Думаю, по этому следу они будут идти около недели, пока не поймут, что их обманули. А мы за это время будем уже достаточно далеко, и возможность оторваться от погони несколько повысится.

– Но откуда ты знаешь силу гномов? – Улыбашка смотрела и смотрела на него, и удивлению ее не было предела. – Кто научил тебя петь земле? Ведь на это способны только мы! Ни один человек, ни одно создание, в чьих жилах нет гномьей крови, не может такое сделать!

– А с чего ты взяла, что в моих жилах нет гномьей крови? – осклабился эльф, взглянув на нее через плечо.

– Но… как?! – почти вскричала Улыбашка. – Ты же эльф! Ты Высокий! Как ты это сделал?!

Алеор несколько секунд смотрел на нее, будто обдумывая, стоит это говорить или нет, но все-таки сказал:

– Помнишь ту заварушку с Даротом Огнепастым? – Улыбашка молча кивнула. – Так вот, когда я закончил с этой тварью, Фризз Гранитный Кулак остался мне должен по гроб жизни. И я попросил у него меч гномьей работы, который он сковал бы сам, своими руками, заложив в него силу петь земле. Он это и сделал, однако, вы, гномы, - народ жадный и тугой, и дела с вами вести еще сложнее, чем с евнухами или шлюхами. Только уже по окончании работы Фризз удосужился мимоходом помянуть, что я все равно не смогу пользоваться этой силой, потому что во мне нет гномьей крови. Так что этот меч будет для меня лишь мечом и ничем более, и как только меня зарежут, мои потомки вернут его гномам, потому что для них он будет просто бесполезен. Естественно, меня это не устроило.

– И что ты сделал? – услышала свой собственный голос Рада, замерев и глядя на эльфа.

– Я предложил ему еще одну сделку, - криво усмехнулся он. – Я отдал ему половину своего сердца взамен на половину его. Таким образом, я стал наполовину гномом и получил полную власть над Песней Земли, а он – наполовину наследником Ирантира. Такие условия он посчитал приемлемыми.

Эльф преспокойно развернулся и ткнул пятками в бока своего жеребца, который послушно пошлепал вперед по дороге, помахивая черным хвостом. Рада поняла, что сидит с открытым ртом и смотрит ему вслед, просто не понимая, что эльф только что сказал. Даже Лиара в ее руках приподнялась, глядя в спину эльфа огромными глазами и не говоря ни слова.