Пьесы для художественной самодеятельности. Выпуск II

Б е с к а р а в а й н ы й. А ты чересчур подозрителен и холоден к людям.

Я р е м ч у к уходит. Из концертного зала выходят М а р и н а П е т р о в н а и п р о ф е с с о р.

П р о ф е с с о р. Искра божья у мальчика есть.

М а р и н а П е т р о в н а. Правда, ведь есть?

П р о ф е с с о р. Безусловно.

Из зала выходят К р у г л я к, Ж а н н а, Л е о н и д, К о л я, В о в а, С а н я. В центре И в а с ь. Ему на ходу пожимают руку. С а н я чмокает брата в щеку. И в а с ь нерешительно остановился возле столика, за который сел п р о ф е с с о р, и тот улыбнулся ему.

Что вам сказать, молодой человек? Как выразился один классик, еще не все талантливое у нас самостоятельно и не все самостоятельное талантливо. Но композитор из вас получится. Талант у вас есть.

К р у г л я к. В наше время талант — не проблема. Но шефство необходимо. Мой личный опыт как молодого писателя…

Б е с к а р а в а й н ы й. Речь идет о композиторах, товарищ Кругляк.

П р о ф е с с о р (Ивасю). Скажите, симфония имеет программу?

И в а с ь. Программу? Я как-то не думал об этом… Я назвал свою симфонию «Радостный берег». Помните, у Пушкина?

На берег радостный выносит Мою ладью девятый вал.

Это победа человека. Победа человеческого в человеке.

К р у г л я к. «Человек — это звучит гордо», как сказал наш бессмертный Максим в своих мемуарах.

С а н я. Не в мемуарах! А в пьесе «На дне»!

К р у г л я к. Какая разница! Просто я перепутал цитату.

П р о ф е с с о р. Победа в человеке человеческого. Это глубокая тема, чрезвычайно глубокая и сложная… (Больше себе, чем Ивасю.) И дорога к радости не всегда бывает радостной.

Д е ж у р н а я. Товарищ директор, к телефону вас Киев.

Б е с к а р а в а й н ы й (профессору). Я не прощаюсь?..

П р о ф е с с о р. Я приглашен вашей супругой к вам на обед.

Б е с к а р а в а й н ы й. Вот и прекрасно. (Уходит.)

К р у г л я к (профессору). Прошу сфотографироваться для заводской газеты. (Марине Петровне.) И вас. С вашим учеником.

М а р и н а П е т р о в н а. А потом товарищ Кругляк по привычке подпишет под фото: «С теплой материнской улыбкой Бескаравайная беседует с учеником»?

К р у г л я к. Интимность в подтекстовках — мой стиль. Прошу, прошу на солнышко.

Все идут к выходу.

Д е ж у р н а я (задерживает Марину Петровну). Это вы директорша Бескаравайная будете?

М а р и н а П е т р о в н а. Я — педагог консерватории Бескаравайная.

Д е ж у р н а я. Я и говорю, что директорша. (Таинственно.) Вас тут одна гражданочка спрашивает.

К р у г л я к (с порога). Марина Петровна, мы вас ждем.

М а р и н а П е т р о в н а. Нет, я, серьезно, не буду…

К р у г л я к (обиженно). Как хотите. (Уходит.)

М а р и н а П е т р о в н а (дежурной). Где ж она, эта женщина?

Д е ж у р н а я. Она в малом фойе.

Д е ж у р н а я выходит. М а р и н а П е т р о в н а садится в кресло к авансцене, устало зажмурила глаза. К ней медленно идет С т е п а н и д а, пристально всматриваясь в ее лицо.

С т е п а н и д а. Вот вы какая…

Пауза.

М а р и н а П е т р о в н а удивленно поднимает на нее глаза.

Не такая уж и красивая. Не такая и молодая.

М а р и н а П е т р о в н а (улыбается). Вовсе не красивая и давно уже не молодая… Это вы меня спрашивали?

С т е п а н и д а. Сколько лет как вы замужем?

М а р и н а П е т р о в н а. Не понимаю… Для чего это вам?

С т е п а н и д а. Лет двадцать?

М а р и н а П е т р о в н а. Двенадцать… Но, извините…

С т е п а н и д а. Значит, он не на вас меня променял. Меня он бросил двадцать лет назад.

М а р и н а П е т р о в н а (пораженная). Вы… Это вы? Степанида?!

С т е п а н и д а (усаживаясь в кресло напротив). Степанида Гавриловна.

М а р и н а П е т р о в н а. Боже мой!.. Неужели?!.. Как мы искали… Как он искал!

Пауза.

Все эти годы мы только и думали… Он только и думал о них… И ни слова… Ни весточки…

С т е п а н и д а. Вам нужно уехать отсюда. Это будет лучше. И для него. И для детей.

М а р и н а П е т р о в н а. Они… с вами?

С т е п а н и д а. Со мной.

М а р и н а П е т р о в н а (просияв). Живы, живы Степанида. Так вы его любите?

Пауза.

Тогда уговорите. Пусть уедет отсюда. И оставит меня в покое.

М а р и н а П е т р о в н а. Чтобы он уехал? И не встретился с детьми? Но это так жестоко… Так жестоко… (Степаниде которая поднялась с кресла.) Куда же вы? Я не пущу вас. Вы слышите? Он должен, должен увидеть детей…

С т е п а н и д а (твердо). Нет, не должен.

М а р и н а П е т р о в н а. Я понимаю… может быть, он и заслужил эту жестокость. Но неужели вы никогда, никогда не думали… А что, если в вашем горе не только он виноват?

С т е п а н и д а. Не думала?!

Пауза.

Наверное, ему и в самом деле было со мной тяжело. Но, гражданка Бескаравайная… Когда я носила эту фамилию, то и мне с ним нелегко приходилось. (Говорит больше себе, чем собеседнице.) Двое малышей на руках… Комнатенка метров девять или десять. Тут, бывало, и варю, и пеленки стираю. И жду. Его жду. Каждый день, каждый день до позднего вечера. Другие мужья хлопочут, заявления подают на квартиры, а мой только и знает — завод да завод. Или еще рабфак. Или субботники, воскресники… Тяжело. Намекнешь, напомнишь — таким волком на тебя посмотрит, будто ты его на кражу толкаешь. Ночью придет и за книги. При живом муже жила, как вдова. А на заводе не нахвалятся люди: растет Бескаравайный…