Пётр и Павел. 1957 год
Шрифт:
– Ничего, Пётр Петрович, нам не привыкать стать. И не из таких ситуаций выруливали, – успокаивал Троицкого Борис Ильич. – Вспомни "Унитаз". Казалось, кранты? А ведь обошлось… Или я неправ?..
"Унитазом" назывался рукописный журнал, который появился в школе № 23 прошлой осенью. Это была образцово-показательная школа, в которой учились дети всей партийной и советской элиты города. И вдруг – на тебе!.. Подпольный журнал!.. За такие вещи у нас в стране по головке не гладят. Никого не интересовало, что в так называемом "подпольном" издании были совершенно безвредные стишки юмористического содержания не самого высокого пошиба. Сам факт существования "Унитаза" привёл в трепет областное партийное руководство. А что вы думаете? Сначала невинные стишки: "Пописай
В городском руководстве наступил глубокий траур. Намечались очень крупные перемены.
И вдруг!..
Ох, уж это спасительное "вдруг"!..
Накануне выездного заседания бюро обкома, на котором должен был обсуждаться вопрос об "Унитазе", повестка дня было срочно заменена. Пункт первый гласил: "Подготовка городского коммунального хозяйства к зимнему отопительному сезону"!.. А куда подевался вопрос об "идеологической диверсии в общеобразовательных школах Краснознаменска", никто толком понять не мог.
Правда, и за подготовку к отопительному сезону краснознаменскому начальству досталось: все руководители "на вид" схлопотали!.. Но разве может это жалкое "на вид" идти в сравнение с тем наказанием, которое грозило им за "идеологическую диверсию"?!.. Там даже уголовной статьёй попахивало.
Только спустя полгода выяснилось, что "спасителем" Троицкого "со товарищи" стал директор Мясо-молочного комбината № 1 Аскольд Янович Цорн. Потомок то ли шведов, как утверждал он сам, то ли евреев, как болтали про него злые языки, костьми лёг, только бы не допустить серьёзного разбирательства дела об «Унитазе». Выяснилось, его прямой потомок, а именно – сын Вованчик – являлся основателем, главным редактором и единственным автором диверсионного издания. Потомку шведского еврея влетело по первое число: пару дней он даже за парту садился с величайшей осторожностью и всё норовил устроиться как-то бочком. А для областного начальства была срочно организована экскурсия на комбинат, которая завершилась обильной дехустацией и раздачей экскурсантам лучших образцов продукции краснознаменских колбасников. Поговаривали, что в кульках с ветчиной и сырокопчёной колбасой были зарыты конверты с крупными денежными купюрами, но, конечно же, это была чудовищная клевета. Настоящие коммунисты чисты и неподкупны – за взятки свои партийные принципы они не продают!..
И вот теперь Пётр Петрович и Борис Ильич, закрывшись в кабинете Троицкого, решали, как начать разговор с пронырливым журналистом. После недолгого, но бурного обсуждения пришли к выводу, что надо использовать тактику Аскольда Яновича: решить проблему мирными средствами. А если с помощью пряника, добиться положительного результата не удастся, что ж… Тогда и кнут пустить в ход.
Ведомый Леокадией Степановной, Ступак бодро вошёл в кабинет, небрежно развалился в кресле и победоносно поглядел сначала на Петра Петровича, расположившегося за своим столом, а затем и на скорбную фигуру второго секретаря, устроившегося в облюбованном уголочке под фикусом с привычным блокнотиком в руках Семён Ступак оказался маленьким бойким человечком. Чёрные маленькие глазки и орлиный профиль выдавали в нём принадлежность к древнему библейскому роду. Манеры у журналисты были развязные. Но это говорило скорее о внутреннем зажиме, чем о безшабашной смелости. Потёртая серенькая курточка, рубашка в крупную красно-синюю клеточку, стоптанные башмаки и махрящиеся снизу брючки свидетельствовали о скудности его бюджета, и это обстоятельство давало партийным "боссам" дополнительный шанс. Они понимающе переглянулись.
А собкор "Смены"
наслаждался моментом. Впервые за свою недолгую журналистскую карьеру он удостоился приёма у партийного начальства. Какой волнующий, какой прекрасный момент!.. Он тщательно подготовился к разговору и уже заранее смаковал, как он им врежет правду-матку, как посадит в лужу и оставит с носом этих сытых, самодовольных партийных бонз. Семён знал, что ситуация в его руках, и ждал, что его начнут уговаривать, просить, угрожать, в конце концов. И вот тогда он им покажет, почём фунт партийного лиха!..Но ничего этого не было и в помине. "Бонзы" с любопытством разглядывали утонувшего в кожаном кресле маленького человечка и… молчали.
Пауза затягивалась, и Ступак занервничал. Первый секретарь, по-видимому, не только не собирался учинять ему разноса, но дружелюбно улыбался, и в глазах его светилось даже некое подобие сочувствия. Постепенно пыл журналиста начал угасать, и в душу закралось тревожное безпокойство. Эти двое что-то задумали, но что, он понять не мог.
Сидеть в кожаном кресле вдруг стало как-то очень неуютно, захотелось поскорее выбраться из его мягких недр и оказаться на свободе. Семён заворочался, заёрзал, стараясь устроиться поудобнее, но только усугубил безнадёжность своего положения.
– Можно я на стул сяду? – неожиданно спросил он.
– Конечно, конечно, – тут же отозвался Троицкий. – Главное, чтобы вам было удобно, товарищ Ступак.
– Не привык я в таких… мебелях. Нашему брату чего-нибудь попроще бы, – попытался пошутить Ступак, выползая из кожаного нутра. Но шутка как-то не получилась, и от этого несчастному журналисту стало тоскливо и тошно на душе. Захотелось бежать из этого кабинета. К маме, к собакам… С ними ему всегда было спокойно и хорошо.
– Ну, что скажете, Семён Львович? – спросил из своего угла Мяздриков.
– Я?!.. – растерялся Ступак. – Я думал, у вас ко мне какие-нибудь вопросы… имеются.
– Как живёте? – в свою очередь поинтересовался Троицкий. – Какие проблемы?.. Пожелания?.. Просьбы?..
– Проблемы?.. – Семён был совершенно сбит с толку. – Да я, собственно… Нет у меня никаких проблем…
– Так не бывает, товарищ Ступак, – улыбнулся Борис Ильич. – Проблем только у покойников нет, а у нас, грешных, проблема на проблеме сидит и проблемой погоняет! – и расхохотался, довольный, как ему показалось, удачной шуткой.
Обезкураженный журналист разозлился.
– По-моему, это у вас из-за моей публикации проблемы возникли. Для того и вызвали "на ковёр"?.. Что ж!.. Валяйте, снимайте стружку!..
– Во-первых, Семён Львович, никто с вас стружку снимать не собирается, – охолонил Ступака Пётр Петрович. – А во-вторых, нам действительно интересно, как живут наши молодые специалисты. Вам сколько лет?
– Двадцать семь…
– Институт когда закончили?
– В прошлом году…
– Что так поздно?..
– Меня после школы в армию призвали.
Партийные секретари сочувственно покачали головами.
Семён ничего не понимал. Дружелюбный тон и ласковые глаза говорили, что этих двоих его судьба, действительно, интересует. Но по нормальной логике советских людей так не бывает!.. Во всяком случае, не должно было бы быть!..
– Где служили?
– В Севастополе… В отряде водолазов…
– А я в Североморске на подводной лодке… Всю войну, от звонка до звонка, – с какой-то ностальгической грустью проговорил Мяздриков. – В каком звании на дембель пошёл?
– Старшина второй статьи.
– А меня кавторангом комиссовали… В сорок шестом… Давление, будь оно неладно!.. Но это всё неважно!.. Главное, мы с тобой, братан, оба забортной воды хлебнули. Или водолазы, как-то иначе своих салаг крестят?..
– Не знаю, – смутился Семён. – Меня никто не крестил.
– А у нас, у подводников, существует железная традиция: новобранец обязан выпить стакан забортной воды и поцеловать раскачивающуюся кувалду. Поверьте, это совсем не просто. Некоторым удаётся всего лишь ссадиной отделаться, а я рот в кровь разбил… Двух передних зубов лишился… Глядите!..