Пётр и Павел. 1957 год

На Серёжку жалко было смотреть.

– Вот так всегда у меня: никогда ничего не получается… Первый раз в жизни с папой в театр собрался, и опять… – он чуть не плакал.

– Не переживай, сынок… Сегодня не получится, в пятницу на "Марию Стюарт" во МХАТ сходим, – Алексей Иванович посмотрел на часы. – У нас с тобой ещё сорок минут в запасе.

Но сорок минут прошли, а Наталья так и не позвонила. В последний раз Серёжа набрал номер телефона "Скорой", в который уже раз услышал короткие гудки и, чуть не плача, повесил трубку на рычаг.

– Пап, ты всё-таки сходи на спектакль без меня. Из-за чего ты должен страдать? Мне, как всегда, не везёт, но остальные тут совершенно ни при чём. Ты последний раз давно в театре был?

Алексей Иванович опешил.

– Последний раз?.. Пожалуй, ещё до войны, сынок.

– Вот видишь!.. Нет, ты просто обязан сегодня пойти на спектакль!.. Дай мне слово, что обязательно пойдёшь.

Алексей Иванович нехотя, но слово всё-таки дал. Очень ему хотелось в театр сходить.

– Вот и ладно, – обрадовался Серёжка. – А я тебя дома ждать буду.

Когда Богомолов подошёл к серому зданию в проезде Художественного театра, он понял, что спектакль, действительно, стоил того, чтобы его посмотреть. Нвзирая на поздний час, возле массивных стеклянных дверей толпился народ. И в этой гудящей, словно растревоженный улей, толпе слышался привычный для театрального уха вопрос: "Лишнего билетика нет?.." Лиля ещё не пришла, и Алексей Иванович, прогуливаясь по тротуару, с любопытством разглядывал московский театральный бомонд.

Как время меняет не только людей, но и установившиеся, казалось, раз и навсегда привычки и традиции. До войны посещение театра всегда было торжественным событием. Дамы надевали вечерние туалеты, мужчины до зеркального блеска начищали свои выходные штиблеты и мужественно переносили калёную жёсткость белоснежных крахмальных воротничков. А в театральном фойе густо пахло "Шипром" и "Красной Москвой".

Теперь же в разношёрстной толпе Алексей Иванович не увидел ни одного вечернего платья, ни одного щегольски одетого театрала. Из-под драповых воротников выглядывали вязаные свитера, на ногах обычная уличная обувь. Ни чернобурок, ни панбархата, ни лакированных лодочек.

– Алёша! – на противоположной стороне улицы он увидел запыхавшуюся Лилю. – Прости, опоздала… Опять с соседкой отношения выясняла… Вот, познакомься, будущая театральная знаменитость…

Рядом с ней стоял очень высокий симпатичный парень. Он смущённо улыбался и слегка щурил чуть подслеповатые глаза.

– Александр пока ещё только на третьем курсе, но, поверь, годика эдак через три мы с тобой будем хвастаться нашим знакомством.

– Ну, что вы, Лилия Даниловна, – парень окончательно засмущался и даже покраснел.

– Честное слово, первый раз встречаю такого застенчивого артиста. Тебе, Сашура, обнаглеть непременно надо, а не то сожрут тебя в театре дорогие коллеги. Там аппетиты, знаешь, какие?!.. А где же твой Серёжка? – Лиля даже оглянулась, куда это богомоловский сын подевался.

Чтобы не вдаваться в подробности и не объяснять долго про станцию "Скорой" и безуспешные попытки дозвониться туда, Алексей Иванович коротко ответил:

– Без спроса матери не посмел пойти. Да и поздно, а ему завтра в школу.

– Жаль… Прости, Сашура, что побезпокоила, – и на молчаливый вопрос Алексея Ивановича пояснила: – Александр студент Школы-студии и по моей просьбе должен был сына твоего на спектакль через чёрный ход провести. Но… Ещё раз извини, дорогой.

– Вы знаете, Лилия Даниловна, я всегда рад вам помочь… Ну, так я, значит, побежал?.. До свиданья! – и зашагал широкой размашистой походкой вниз по переулку.

– Замечательный парень, – сказала Лиля, глядя ему вслед. – Я за ним слежу и подкармливаю время от времени. Он живёт в общежитии на одну стипендию. Как ты думаешь, можно такому молодцу на двести шестьдесят рублей в месяц прожить? Это же меньше десятки в день!..

Алексей Иванович неопределённо пожал плечами.

– Увы!.. Я московских цен не знаю.

– Одного боюсь, только бы слава его не испортила.

– А почему ты так уверена, что его впереди слава ожидает?

– Я, Алёша, на все экзамены, на все дипломные спектаки в Школу-студию хожу, а потому могу сравнивать. Такой индивидуальности, как у Сашуры, днём с огнём не сыщешь.

– А что это такое "Школа-студия"? Название уж больно странное.

– Проще говоря, это театральный институт при Художественном театре. Но Немирович-Данченко почему-то захотел, чтобы он именно так назывался. С одной стороны это, конечно, пижонство, но, с другой, тут скрыт довольно серьёзный смысл. Школа учит, а студия позволяет творчеством заниматься. И, как видишь, название себя оправдало. Все актёры, которых ты сегодня увидишь, выпускники этой самой Школы-студии. Они года два по ночам собирались, репетировали. И прошлой весной в марте показали этот спектакль. Тут – в своей альма-матер. А руководит ими Олег Ефремов. Я его в Детском театре видела, он Иванушку-дурачка играл. Но на деле совсем не дурачком оказался, если сколотил студию, про которую вся Москва шумит. Помещения своего у них нет, вот они и играют на учебной сцене. Пошли, а то боюсь, позже не протолкнёмся: видишь, сколько желающих.

Через громадные стеклянные двери они вошли в подъезд, в котором ощутимо пахло подгоревшим постным маслом и перепаренной тушёной капустой.

– Не удивляйся. Тут на первом этаже столовка размещается, и запах этот вывести никак невозможно. Клич римской толпы в действии – "Хлеба и зрелищ!" Внизу хлебом кормят, а на втором этаже высоким искусством.

По широкой каменной лестнице они поднялись на второй этаж, и тут выяснилось, что никаким театром в привычном понимании этого слова здесь даже не пахнет. С лестничной площадки они вошли в маленький предбанник, где с трудом могли поместиться не более двадцати человек, сдали верхнюю одежду в единственное окошко институтского гардероба и, предъявив молодым людям, изо всех сил пытавшимся сдержать напиравшую толпу, свои приглашения, протиснулись в крохотный зальчик учебной сцены Школы-студии.

Народу было так много, что, казалось, зрители сидели на головах друг у друга. Среди возбужденного гула публики слышались безапелляционные голоса завсегдатаев театральных премьер и робкое щебетанье молодых поклонников драматического искусства. Богомолов ощутил радостное, тревожное волнение, какое всегда охватывало его в театре перед открытием занавеса.

Боже! Как давно это было!.. Совсем в другой жизни.

– Софья Ароновна, ну, куда вы лезете? Не видите разве, здесь пройти невозможно! – раздался в дверях зала умоляющий голос.

– Поговори у меня, я Павлу Владимировичу пожалуюсь!..

Вся публика, как по команде, повернула головы к дверям. Маленькая, совершенно белая старушка в синем ситцевом халате пыталась протиснуться в забитый народом зал.

Остановившись в дверях, громко крикнула своим слабеньким голосом.

– Кто тут Богомолов? Есть такой?..

У Алексея Иванович от дурного предчувствия сжалось и заныло сердце. Он встал.

– Я Богомолов.

– Выходите, пожалуйста, за вами приехали.