Певцы Родины

останавливаясь перед аппаратом и телеграфистом в моменты, требовавшие

наибольшей сосредоточенности и внимания".

Таким и изобразил Ильича художник.

Во имя завтра

Летом 1952 года в одном из больших банкетных залов Москвы собралось

около двухсот человек.

Художники... Маститые, увенчанные славой, и молодые, полные надежд и

желаний. Это профессора и бывшие студенты Московского изоинститута. Они

встретились, чтобы отметить знаменательную дату - десятилетие первого

выпуска вуза, дипломников 1942 года.

Вдруг раздались аплодисменты. Художники приветствовали своих учителей,

любовью и признательностью встретили они профессоров и доцентов, вложивших в

свой труд столько души, передавших им весь свой опыт и мастерство. А учителя

аплодировали уче-никам.

Сияющий, обаятельный Сергей Герасимов открыл вечер, поздравил всех с

юбилеем и под гром аплодисментов предоставил первое слово Игорю Грабарю.

– Друзья мои!
– сказал он.
– Я прожил долгую, очень долгую жизнь.

Поверьте, самое прекрасное в жизни - молодость. Надо ее ценить. Надо

работать, работать, работать, набираться новых сил, достигать новых высот.

Мне пошел девятый десяток. Я немало пережил и перечувствовал и изрядно

потрудился, приобретя некоторое моральное право давать советы. Я пережил дни

восторгов и горечи, удач и невзгод, подъема и падений, переживал не раз

минуты разочарования в своих силах, бывал близок к отчаянию. Но, памятуя

золотые слова Чайковского, до полного отчаяния не доходил, пересиливая

волевой встряской упадочное настроение. Советую и вам, молодые, сильные,

смелые, пришедшие и идущие нам на смену, в черные дни сомнений не

предаваться отчаянию, а лишь втрое интенсивнее работать, чтобы снова вернуть

веру в себя. Помните, что человек при настойчивости и трудовой дисциплине

может достигнуть невероятных, почти фантастических результатов, " -которых

он никогда и мечтать не дерзал.

В зале стояла тишина. Только глаза молодых худож-ФикЧэв, сияющие и

острые, пытались запечатлеть, за-Йомнить эту встречу.

– Я упомянул здесь, - продолжал Грабарь, - имя великого Чайковского. Я

не раз рассказывал о своей встрече с ним, Я позволю себе повторить этот

исторический для меня разговор.

Представьте Петербург лет этак шестьдесят тому назад и вашего покорного

слугу - студента-юриста, юного и восторженного... Как-то вечером мне

довелось провожать домой Чайковского.

Сначала мы шли молча, но вскоре Петр Ильич заговорил, расспрашивал

меня, почему я, задумав сделаться художником, пошел в университет. Я

объяснил, как умел, прибавив, что я мог бы ему задать тот же вопрос, - ведь

он до консерватории окончил Училище правоведения и по образованию тоже

юрист. Он только улыбнулся, но промолчал.

...Надо ли говорить, каким счастьем наполнилась моя душа в ту

незабываемую лунную ночь на набережной Невы! После долгого молчания я вдруг

отважился говорить, сказал что-то невпопад и сконфузился. Не помню, по

какому поводу и в какой связи с его репликой высказал мысль, что гении

творят только по "вдохновению", имея в виду, конечно, его музыку. Он

остановился, сделал нетерпеливый жест рукой и проговорил с досадой:

– Ах, юноша, не говорите пошлостей,

– Но как же, Петр Ильич, уж если у вас нет вдохновения в минуты

творчества, так у кого же оно есть?
– попробовал я оправдаться в какой-то

своей, неясной мне еще оплошности.

– Вдохновения нельзя ожидать, да и одного его недостаточно: нужен

прежде всего труд, труд и труд. Помните, что даже человек, одаренный печатью

гения, ничего не даст не только великого, но и среднего, если не будет адски

трудиться. И чем больше человеку дано, тем больше он должен трудиться. Я

себя считаю самым обыкновенным, средним человеком.

Я сделал протестующее движение рукой, но он остановил меня на

полуслове.

– Нет, нет, не спорьте, я знаю, что говорю, и говорю дело. Советую

вам, юноша, запомнить это на всю жизнь: вдохновение рождается только из

труда и во время труда; я каждое утро сажусь за работу и пишу, и если из

этого ничего не получается сегодня, я завтра сажусь за ту же работу снова, я

пишу, пишу день, два, десять дней, не отчаиваясь, если все еще ничего не

выходит, а на одиннадцатый, глядишь, что-нибудь путное и выйдет.

– Вроде "Пиковой дамы" или Пятой симфонии?

– Хотя бы и вроде. Вам не дается, а вы упорной работой, нечеловеческим

напряжением воли всегда добьетесь своего, и вам все удастся, удастся больше

и лучше, чем гениальным лодырям.

– Тогда выходит, что бездарных людей вовсе нет?

– Во всяком случае, гораздо меньше, чем принято думать, но зато очень

много людей, не желающих или не умеющих работать.

Мы повернули с набережной мимо Адмиралтейства к Невскому и шли молча.

Когда мы остановились у его подъезда, на Малой Морской, и он позвонил

швейцару, я не удержался, чтобы не высказать одну тревожившую меня мысль, и

снова вышло невпопад.

– Хорошо, Петр Ильич, работать, если работаешь на свою тему и по

собственному желанию, а каково тому, кто работает только по заказу? -

решился я спросить, имея в виду свои заказные работы.

– Очень неплохо, даже лучше, чем по своей охоте; я сам все работаю по

заказам, и Моцарт работал по заказу, и ваши боги - Микеланджело и Рафаэль.

Очень неплохо, даже полезно, юноша. Запомните и это.

Грабарь умолк...

– Очень бы советовал там молодым и даровитым художникам, - тихо

промолвил Грабарь, - которые склонны к художественной спеси и чванству, ибо